Петербург. Знаменитый театр на набережной реки Фонтанки
— БДТ имени Г.А. Товстоногова. В фойе висят портреты
актеров, работающих здесь. Народная артистка России
Светлана Крючкова! Где же, в каких спектаклях ее можно
увидеть? Увы, нигде. Да, сказали мне, Светлана Николаевна
работает здесь, но сейчас не занята ни в одном спектакле.
Где она? В Москве, наверное. Играет, репетирует, снимается
в кино…

Приезжаю через полгода. Та же самая ситуация. Случайно,
через одну из близких подруг актрисы, выхожу наконец
на нее.

Крючкова действительно в Москве. Но всего несколько
дней. Вернувшись в Петербург, она назначает мне встречу.
Не в театре, у себя дома. Почти не верю в это!..

* * *

— У вас нет времени на родной театр?

— Мне там ничего не предлагают. Все мои спектакли
сняли. Мотив? У меня плохо со здоровьем. Причем
сказано это лет 10 назад. А ездить в Москву, играть
там, сниматься, ставить спектакли и преподавать — я
здорова. Как-то концы с концами не сходятся… Я
отношусь к этому философски. Не сижу, не жду, когда
ко мне придут и что-то предложат. Я работаю,
как могу, пока жива. Активной творческой жизни
остается уже не так много, большая часть — позади.
Какое-то «бесхозяйственное» отношение к актерам.
Актер может нравиться, не нравиться, но я не понимаю
разговоры про то, что «у нее плохой характер». У
меня, у Шарко, у Усатовой… (и З. Шарко, и Н.
Усатова заняты всего в одном спектакле БДТ. — Прим.
авт.). А когда был жив Товстоногов, у его артистов
были замечательные характеры? Каждый из них был
очень тяжелым человеком! Это влияло на работу? Не
нравится характер — не ходи к человеку в гости и не
пей с ним чай. По-моему, это беспомощное объяснение
того, что у актера в театре нет ролей: «Почему вы не
даете роли этой артистке?» — «У нее дурной
характер!» У хорошей артистки не может быть
«хороший» характер. Дурным характером они называют
высокую требовательность. Просто человек отдает себя
на 150 процентов и того же требует от других. Мы
живем одну жизнь. И сидеть, и пассивно ждать, что
тебе что-нибудь наконец предложат… А если нет?..

— А в Москву переезжать не собираетесь?

— Я много работаю в Москве, но жить хочу в
Петербурге. Хотя здесь есть люди, которые были бы
рады моему отъезду. В Москве два раза в месяц играю
в Театре имени Гоголя «Марлени. Стальные прусские
дивы». Это репертуарный спектакль о Марлен Дитрих и
Лени Рифеншталь. С моей точки зрения, очень
интересный.

* * *

— Говорят, вы были любимой артисткой Товстоногова,
выдающегося режиссера. Много играли у него…

— Я была занята практически во всех его спектаклях
(кроме «Оптимистической трагедии»), но говорить, что
я была его любимой артисткой — неправильно. Его
любимой артисткой была Татьяна Васильевна Доронина,
а после ее ухода из театра — Эмилия Анатольевна
Попова.

Я не считаю себя гениальной артисткой и, тем более, «великой».
Я просто профессиональная актриса. Я очень хорошо
знаю, что такое театр. И когда меня спрашивают: «А
почему этот спектакль плох?», я говорю: «Не знаю.
Просто поверьте мне, что это плохо». Я видела лучшие
образцы и, мне кажется, понимаю, в чем суть театра.
А сейчас у нас в стране то, что называют театром, —
это, по-моему, комиксы, эстрада, шоу, сделанные по
законам иного жанра. Произошло некое смещение
понятий. Трюки, репризы — это еще не театр. Это,
скорее, эстрада. Режиссер обязан уметь вскрыть
конфликт, внутреннее действие и четко, как
музыкальную партитуру, выстроить спектакль, зная, с
чего начинать, к чему он придет и, главное, ради
чего. Товстоногов всегда говорил, что ставить нужно
только то, мимо чего не можешь равнодушно пройти. А
спросите у некоторых режиссеров: зачем, ради чего
вы взяли эту пьесу? Многие не смогут вам ответить.
Может быть, они и придумают и объяснят
задним числом. А на самом деле просто так взяли,
чтобы денег заработать.

Я 14 лет работала с
Товстоноговым. И в БДТ того времени была тогда, как
очень точно сказал Олег Валерьянович Басилашвили,
«добровольная диктатура». Он вообще был
«нестандартным» руководителем. Например, вы могли
нравиться ему как женщина, но это совершенно не
означало, что вы будете у него играть. Играла,
допустим, я, а спал он с другой. И никогда не путал
дружеские отношения с профессиональными. И все его
актеры были им защищены. Он никому не позволял их
обижать. Хороший хозяин, грубо говоря, «раба» держит
в хорошем состоянии. Он говорил: «Лучше пусть она
полежит в больнице, я ее подремонтирую, она выйдет и
будет играть, чем будет ходить здоровый артист, но
бездарный». А когда он умер, на тех, кого он любил,
естественно, ополчились.

О чем говорить? При Товстоногове за свои роли я, как
правило, получала ту или иную премию. Как только
Георгия Александровича не стало, меня начали просто
игнорировать. Нет такой артистки в Санкт-Петербурге,
нет для нее ролей… Теперь я говорю об этом
спокойно.
Потопить меня не получится. Я совершенно отдельная
планета, и меня уже не интересует мнение озлобленных
непрофессионалов. Если за «Мамашу Кураж» меня не
выдвинули на «Золотой Софит» (несмотря на то, что
Лавров от возмущения стучал кулаком по столу!), а
дали премию актрисе, роль которой в том же
сезоне была, мягко скажем, все-таки не такой
яркой… Неизвестно за что на меня «обиженные»
критики сделали вид, что никакой «Мамаши Кураж»
вообще не было. Меня можно любить, можно не любить,
но не признать, что это была серьезная актерская
победа… (и победа БДТ в том числе)… Слава Богу,
этот спектакль на пленку трижды записал мой муж. И
если кому-нибудь захочется составить свое мнение, он
сможет сам оценить эту работу.

* * *

— Сейчас в антрепризных спектаклях доминирует
неуважительное, я бы даже сказала, презрительное
отношение к публике. Можно материться, снимать
штаны, показывать попу, писать на сцене. Мне,
например, отвратительна публика, которая ходит на
эти спектакли, которая в момент, когда ей чуть ли не
на голову писают, не встанет и не уйдет из зала.
Им просто гадят в лицо, они это едят, а люди,
которые гадят и стригут с них деньги, презирают их и
смеются над ними. По мне лучше ползала, но
понимающих людей, чем зал пошляков и глупцов.

— И цветы еще несут артистам, сама видела не раз.

— И я, и вы видели не один такой спектакль…
Прокатчики довели страну до полной дебилизации. Их
интересуют только заработки. Перекормили народ
грязью и пошлостью. И народ ее ест. И теперь если
ему предлагается, образно говоря, «французская
кухня» (настоящая драматургия), он говорит, что это
слишком сложно. Многие люди, к большому сожалению,
уже не в состоянии воспринять театр в том виде, в
котором он должен существовать. Его превратили в
отхожее место: интересно все, что ниже пояса.
Режиссерскую беспомощность выдают за авангард: если
режиссер не в состоянии хоть немного приблизиться к
автору и понять его, он вставляет какой-нибудь трюк.
И зритель следит не за развитием взаимоотношений
людей, а просто смотрит лучше или хуже придуманные
фокусы и развлекается. В одном из московских театров
в «Ревизоре» Марья Антоновна занимается любовью со
спинкой кровати! А Хлестаков сидит и приблатненно
поет: «Когда с тобой мы встретились, черемуха
цвела…». Увольте меня, пожалуйста, от такого
Гоголя. Я не хочу это смотреть! И, к счастью, не одна
я.

Мне интересен настоящий театр, интересна жизнь
человеческого духа. Мы с моими учениками сделали
спектакль по пьесе Разумовской «Домой!..» (памяти
Янки Дягилевой). От многих из тех, кто его смотрел
(например, от директора Московского Дома актера
Маргариты Александровны Эскиной), мы
слышали, что такого потрясения в театре они давно
не испытывали! Это — настоящее. И, конечно, хорошо
бы показать «Домой!..» во многих городах нашей
страны именно молодым людям, нравственный «костяк»
которых еще не оформился и не окреп. Спектакль о
подростках, сбежавших из дома или интерната и
живущих в подвалах и на чердаках Питера. К нам
приходят ребята из интернатов, детских домов, из
элитных гимназий, из институтов. Смотрят, замолкают,
задумываются, плачут… и благодарят, и приходят еще
и еще раз. У нашего спектакля есть свой сайт, и те,
кому доступен Интернет, могут узнать о нас все и
даже прочитать многочисленные отзывы людей, видевших
нас на сцене Санкт-Петербурга (www.domoi.spb.ru).

— А что за ученики?

— Я вела четыре года курс в Гуманитарном
университете профсоюзов, выпустила ребят. Но новый
курс набирать не стала. Замучилась, честно говоря, с
платным обучением. Потому что, как всегда, — у талантливых денег нет, и
мне приходилось эти проблемы решать.

Ребята очень хорошие. Они работают на сцене так, как
теперь мало кто умеет. Я училась в Школе-студии МХАТ
и старалась учить их так, как учили меня.
Замечательный актер Володя Гостюхин сказал: «Первый
раз вижу, как молодые артисты умеют существовать «в
образе» от первого до последнего слова, а не просто
играют «под себя», «органичненько» говоря текст». Мы
возили этот спектакль на Анапский фестиваль
«Киношок». Гостюхин, Жженов, Инна Макарова, Лариса
Лужина, Татьяна Конюхова, Святослав Бэлза, Раиса
Недашковская… — много людей подписали нам письмо,
с которым я теперь всюду хожу и прошу помочь нам
сохранить коллектив.

С этими же ребятами я сделала свой спектакль
«Прекрасен, чуден Божий свет…» по пьесе Фугарда
(раньше мы играли его с Игорем Борисовичем
Скляром, но он решил, что из роли 18-летнего юноши
уже немного вырос). Я в этом спектакле играю женщину
своего возраста, и на сегодняшний день — это мой единственный
(и очень любимый) спектакль в Петербурге (и еще «Марлени»
в Москве). (Не очень много, правда?) Это хорошая, настоящая
драматургия. Здесь есть возможность для зрителя и посмеяться,
и поплакать, и… подумать.

— Но, Светлана Николаевна, вы же прекрасно знаете,
что организаторы гастролей в провинции возьмут
спектакли со звездами — Крючковой, Скляром, но не
возьмут никому не известных молодых актеров…

— Не известные — не значит плохие. Еще раз говорю:
такую реакцию зрителей, как после «Домой!..», я за
свою жизнь видела чрезвычайно редко. Пусть плюется
провинция после халтурных антреприз (хотя есть и
очень качественные антрепризные спектакли). Значит,
мы будем играть только в Петербурге.

Мои ребята никуда не ходят показываться, не хотят от
меня уходить. На самом деле, это дорогого стоит.
Сейчас мы формируемся как «Театр-студия Светланы
Крючковой», репетируем спектакль «Блаженный остров»
(по пьесе Миколы Кулиша «Так погиб Гуска»). Очень
надеемся на помощь родителей наших «детей» (хотя бы
в изготовлении костюмов). И в Петербурге есть люди,
которые (пока только устно) собираются нам помогать.
Я надеюсь, что это будет взаимовыгодное
сотрудничество. В России ведь поддерживают, как
правило, оперу и балет. Ну еще цирк. А драматические
театры мало кого волнуют. А актерам надо как-то
выживать. Вот и появляются халтурные антрепризы, на
которых «нагревают руки» недобросовестные дельцы от
искусства. Пока я имею возможность отказываться,
когда вижу, что это будет кривляние, а не настоящий
спектакль. В моем возрасте хочется о душе думать.
Мне не нужны деньги? Еще как нужны! Но не хочется
зарабатывать их таким способом. Для меня важно в
первую очередь доброе имя, авторитет, уважение. Имя
и авторитет приобретается десятилетиями, теряются же
мгновенно. Сейчас я пытаюсь тихо, скромно заниматься
тем, что мне кажется достойным, хотя за это и платят
значительно меньше, но зато я могу смотреть на себя
в зеркало… Но я категорически против осуждения
актеров, вынужденных из-за куска хлеба сниматься и
играть в чем попало. За это в ответе те, кто на этом
обогащается.

* * *

Прихожу в гости к друзьям. У одного, другого вижу
кассету «Старые клячи» Эльдара Рязанова, где играют
блистательные Л.Гурченко, Л.Ахеджакова, И.Купченко, С.Крючкова. Нравится фильм, с удовольствием смотрели
его уже несколько раз, говорят мои знакомые. Я и
сама трижды (!) видела «… кляч» — на большом экране в кинотеатре.

— Наверное, вам было легко сниматься в этом фильме?

— Нет, нам было трудно работать. Потому что молодые
авторы написали слабоватый сценарий, и мы на ходу с
Эльдаром Александровичем Рязановым, с Люсей
Гурченко, Лиечкой Ахеджаковой и Ирой Купченко
переделывали очень многое. Работа была настолько
напряженной, что сказать, что было легко,
невозможно. Мы снимали три с половиной месяца —
каждый день без выходных. Во-первых, это тяжелый
труд. Во-вторых, это совсем не моя роль. Для меня
самое тяжелое — играть так называемых «простых»
женщин. Я совсем не «простая женщина». И когда мне
дают «Марьванну», для меня колоссальное
внутреннее напряжение играть такие роли. Мне нужно
себя ломать. Поэтому мне было достаточно тяжело.

— А смотрится, знаете, как? Легко!

— Как будто я играю себя? Так и должно быть.
Зритель не должен видеть нитки, которыми «сшита»
роль. Но неправильнее всего отождествлять
персонаж на экране или на сцене с самим артистом.
Это не я. Это — другой интеллект, другая жизненная
позиция, другое представление о счастье, все —
другое. Я играла человека, которого сейчас нет на
свете. У нас в театре была замечательная женщина,
режиссер Варвара Борисовна Шабалина. Она была такая
«русская баба», очень талантливая! И мне
жалко, что Варя (царство ей небесное) не увидела
фильм. Эту роль я посвятила ей. У меня перед глазами
была она, и это мне помогло. Ну какой из меня
диспетчер? Представляете, чтобы я всю жизнь
просидела на одном месте каждый день в одно и то же
время? Это совсем не про меня. Но получилось вроде
бы убедительно, и слава Богу. И компания была очень
хорошей. Эльдар Александрович говорил: «У меня в
этом фильме четыре товарища, это мои актрисы».

— Правда, что вы однажды отказались сниматься в
фильме Рязанова «О бедном гусаре замолвите
слово…» и он отдал роль Гундаревой?

— Да. Это очень давно было. И это был эпизод. Но
это, наоборот, была роль Наташи. Просто она из-за
чего-то не смогла приехать. И он попросил
кого-нибудь найти. Нашли меня. Дали почитать
сценарий. А я не поняла, как это можно играть, и
сценарий мне не понравился, и я сказала об этом. А
ему передали. Вот он и сказал: «Тоже мне, народная
артистка!» (А я не была еще даже заслуженной.
Кстати, в Интернете я до сих пор — заслуженная
артистка, и там переврали обо мне все, что только
можно переврать). Рязанов на меня обиделся. Долго
дулся, даже не здоровался. (Улыбается). Но потом мы
с ним слились на почве любви к русской поэзии, когда
я приехала к нему на «Мосфильм» и мы читали друг
другу стихи. Ведь правду говорят, что от любви до
ненависти один шаг, и наоборот. (Смеется).

И, кстати, здесь, в «Старых клячах», мою роль тоже
изначально должна была играть Наташа Гундарева. Но
она не могла находиться три месяца подряд в Москве,
у нее где-то были гастроли. И только поэтому сыграла
я. У нас вообще с ней в жизни очень многое переплеталось.
Я, например, должна была играть в фильме «Вас
ожидает гражданка Никанорова», а играла она. Она
замечательная актриса! Я ее очень люблю и ценю.
Единственный раз мы все же сыграли с ней вместе — в
фильме «Курица»…

— Есть у вас сейчас работа в кино?

— Очень редко, как у всех артисток моего возраста.
Герои дня — проститутки и киллеры. Тема — тяжелая
жизнь интеллектуального киллера… Снимают фильмы о
нелюдях.

Слава богу, я снялась недавно у очень хорошего
режиссера Владимира Петровича Фокина (он снимал
фильм «ТАСС уполномочен заявить…») по прекрасному
роману Эдуарда Володарского «Осень олигарха». Мы
выходим в эфир на НТВ 24 марта и будем называться
«Пятый ангел». Мы снимали по-хорошему, не торопясь,
как в старые добрые времена. Я думаю, это благоприятно
сказалось и на результате. В фильме снимались также
Сергей Юрский, Лия Ахеджакова, Альберт Филозов, а
главную роль играет ведущий артист театра
Вахтангова Евгений Князев. У меня там не совсем
привычная роль, и даже внешне я сильно отличаюсь от
обычной себя.

— Знаю, что у вас есть поэтические вечера…

— Их мало. Они мало востребованы. В феврале в
большом зале Санкт-Петербургской филармонии был мой
поэтический вечер. Читала Пушкина, Самойлова,
Ахматову, Цветаеву, Петровых. Не ожидала, что 1300
мест зала будут заполнены, очень много молодежи и
пожилых людей (возраст от 30 до 40 как-то выпал).
Ездила с другой программой в Нижний Новгород.
Недавно я была там и со своим творческим вечером. А
вот в Иркутск пока не зовут…

Актерские работы в кино

«Большая перемена», «Премия», «Не может быть!»,
«Старший сын», «Женитьба», «Безымянная звезда»,
«Родня», «Царская охота», «Собака Баскервилей»,
«Утомленные солнцем», «Тоталитарный роман», «Старые клячи»…

Народная артистка России Светлана Крючкова снялась
более чем в 80 фильмах!