Умер Афанасий Ощерин. На 84-м году. Да, у всего есть свой
возраст, свой предел, и то, что приходит в этот мир, со
временем должно уйти, уступив место другим и другому. Но
все равно это известие вызвало горечь и боль. С ним,
председателем колхоза «Путь Ильича» Иркутского района,
слишком многое связано и прежде всего время войны и
подъема сельского хозяйства.

Вспоминаю одну из поездок по полям. Было это более 30 лет
назад. С увлечением рассказывал он про удачный маневр:
улучшив момент, его механизаторы «жахнули» (т.е. срезали)
ячмень на 300 гектарах. Августовское солнце еще горячее,
мигом хлеба дошли в валках, вскоре их подобрали. А следом
пошли дожди, но хлеб был уже в амбаре. Спрашиваю про
нашумевший в то время фильм «Председатель». Там тоже вчерашний
фронтовик приходит в разваленный колхоз и поднимает его.
Почти как у Афанасия Ивановича, правда, с некоторым
временным разрывом. Тускнеет лицо бывшего фронтовика Ощерина,
плечами пожимает.

— Не понимаю. Ну разве матом, грубостью чего-то
добьешься? Да никогда в жизни. Может быть, я чего-то не
понимаю? Не знаю.

Позже я познакомился с рядом очень сильных сельских
руководителей нашей области. Какие талантливые это были
люди. И уж, конечно, брали они не тем, что преподнес нам
народный артист Ульянов. Но чем же сам Афанасий Иванович
брал? Трудно дать исчерпывающий ответ. Но то, что Ощерин
был тоже человеком на редкость даровитым, с обостренным
чувством ответственности, это бесспорно.

Захожу как-то в его кабинет, а он с болью, с какой-то
жалостливостью, почти со слезой в голосе:

— Это же надо так раздолбать нас в «Восточке»! Меня и
Ваню Баширина (директора учхоза «Оекское», будущего Героя
Социалистического Труда). За что?! Да если этот Коля еще
раз приедет ко мне за конем, да я его… Это же надо!

Накануне «Восточно-Сибирская правда» опубликовала статью
честнейшего журналиста Николая Худугуева по поводу того,
что в колхозе «Путь Ильича» и учхозе «Оекское» крайне
плохо используются агрегаты по приготовлению травяной
муки. Такое производство тогда-только осваивалось, оно
было недешевым, и не все сразу приняли его.

А время было все-таки непростым, строгим. Спрашивали
жестко, и газета играла большую роль в аграрной жизни
Приангарья. Тогда не было закрытых заводов и фабрик, все
работали, росла зарплата, и параллельно обострялась
продовольственная проблема. Отсюда и жесткий спрос. Но
чрезмерное регламентирование, администрирование не лучшим
образом сказывались на экономике. В 1967 году, пытаясь
устроиться в «Восточке», напросился на прием к первому
заместителю редактора М.В.Боброву. Захожу в кабинет, а
там начальник Иркутского райсельхозуправления
В.А.Радин. Оказывается, за день до этого газета
опубликовала критическую статью по поводу того, что, мол,
август наступил, а в магазинах Иркутска по-прежнему
перебои со свежими овощами. Кто виноват? Да прежде всего
пригородные хозяйства. И вот Радин приехал доказывать,
что они в том дефиците не виновны. Сами с ранними
овощами не знают, куда деваться.

— Возьмите Ощерина. У него тех огурцов видимо-невидимо. Он
самолет зафрахтовал и в Якутию их гонит.

Было чему поразиться, и прежде всего разворотливости
и предприимчивости. Это гораздо позже Леонид Ильич
скажет: нам надо развивать социалистическую
предприимчивость. Афанасию Ивановичу зачем было ее
развивать? Этим даром он владел очень даже неплохо. Умело
маневрировал. Был гибким, расчетливым и умел вовремя
остановиться. Своим близким другом считал
В.А.Стародубцева, знаменитого председателя колхоза
имени Ленина Тульской области. Изучив его опыт по
созданию молочного комплекса, построил у себя такой же.
Но только одну очередь, т.е. на 400 коров, а не на 800,
как у Стародубцева. Великолепный был комплекс, рекордные
надои имели. Но дальше строительство не вел. Не принимая
иные новации, мог сделать вид, что выполняет
решение, но не больше того.

Сижу как-то на расширенном заседании бюро Иркутского
райкома КПСС. Выступает первый заместитель председателя
облисполкома Дорошкевич, за плечами которого большая
школа хозяйствования. Про таких говорят: «На мякине его не
проведешь». По какому поводу была встреча, не помню, но
задержались в памяти твердые слова:

— Вы, Афанасий Иванович, смотрите. Вы не играйте с
нами!

Видимо, в чем-то схитрил Ощерин. Улыбка немного виноватая. Подними
его, и он точно начал бы объясняться, извиняться, многословить.

… Колхозное отчетно-выборное собрание. На трибуне
— председатель. Могучая фигура, громкий голос. А какая
тональность, какая палитра. Перечисляет цифровые
показатели — деловой ритмичный голос, называет имена
лучших — гордый тон. Но потом вдруг начинает: «Вы
смотрите, как хорошо делают то-то и то-то соседи, колхоз
«Знамя Ленина». Они же нас обгонят, не сегодня так
завтра. Как можно так работать?!» В голосе чуть ли
не слеза. А на самом деле дела в том хозяйстве намного
хуже идут. Прежде чем назвать имена своих разгильдяев
произносит:

— Грех сказать да стыд умолчать.

Опять нотки покаяния. Он, конечно же, за все это переживал.
И эти чувства выливались вот в такой форме.

Сижу как-то в кабинете у него. Беседа уже вышла за рамки
деловой темы, и вдруг откровение:

— Я всегда говорил и говорю своим специалистам: никогда
не спорьте с гаишниками, лесниками и журналистами. Прав
ты или не прав, все равно будешь виноватым.

Словно про сегодняшнее время говорил. Тогда-то только
попробуй «лажу» запустить в газете. Три шкуры спустят.

Но сам Ощерин себя, свой колхоз в обиду не давал.
По поводу слезливости в голосе не надо обманываться.
Не беззубым был и в своем кругу, и в общении со
специалистами. Не все выдерживали, кого-то сильно
задевал, с кем-то по непонятным причинам не складывались
отношения. Работал в колхозе агрономом-овощеводом Николай
Михайлович Аксаментов. Участник Великой Отечественной
войны, альтруист, романтик, талантливый
рационализатор, женщины (работницы овощеводческих бригад)
души в нем не чаяли. Но не сработались они с Афанасием
Ивановичем, разругались, разобиделись.
Кстати, в преддверии своего 80-летия Ощерин в беседе со
мной не скрывал и подобных ситуаций, честно их признавал
и себя не считал совершенно правым. Ну это же живая жизнь,
и когда так круто идет в гору хозяйство, то подобные
неувязки, срывы неизбежны. К тому же что-то приходилось
ломать через колено.

Про него многое рассказывали. Где правда, где основанное
на правде, где чистейший вымысел, уже не разобраться. Его
хозяйство, например, часто посещали всевозможные
делегации, в том числе иностранные. Все-таки один из
лучших колхозов Сибири. Однажды привезли на «Волгах»
пресс-службу посольства какой-то западной страны. Как
только не старался Ощерин. В конторе об экономическом
росте рассказал, фермы различные показал, в поле свозил,
а увлечь их, чувствуется, не мог. Ну разве удивишь их
тем, сколько у местных селян телевизоров, автомашин, или
урожаями в 22 центнера? Больше того, идут иностранцы по
Хомутово и фотографируют дома что похуже, да с закрытыми
ставнями или вообще заброшенные, а также покосившиеся
заборы, коров на улице, лежащих собак. Те, кто
сопровождал их, только переглядываются, но грудью не
закроешь чужой объектив. И вот, когда экскурсия
заканчивалась и все возвращались к конторе, то
председатель великодушно предлагает:

— Господа, вы можете выбрать любой из этих домов, зайти
и посмотреть, как живут в Сибири колхозники.

Были те дома подготовлены к приему или не были, скорее,
наверное, первое, тем не менее всей оравой
двинулись к одному из них. Хозяйка — само радушие и
гостеприимство. На столе махом появляются грибы, огурчики,
творог, сметана, мясо и, конечно же, «Столичная».
Иностранцы водку пьют, салом закусывают. Гут! Гут! И ни в
одном глазу. Сопровождающие переглядываются, на лицах
озабоченность… А что сделаешь? Ощерин понял ситуацию и
после очередного опрокидывания обращается к гостям:

— Господа! Мне очень приятно было познакомиться с вами,
я тронут, что вы посетили наш колхоз. Рад бы с вами
посидеть подольше, но не могу. Понимаете, день рождения,
гости собираются. Поэтому прошу извинить, что покидаю. —
Он уже выходит из-за стола, хочет раскланяться и вдруг:
— Впрочем. Если желаете посмотреть, как у нас в Сибири
отмечают дни рождения, как проводятся такие праздники,
милости просим. Посетите. Приглашаю всех вас к себе.
Будьте добры. Правда, мне потребуется еще где-то с часок.
Но не обессудьте, приходите.

И снова застолье. Теперь уже в другом доме. Снова тосты,
и опять Ощерин верховодит:

— Господа! Водка — это хорошо, но мы ее не сильно уважаем.
Предлагаю наш сибирский напиток.

И хозяйка обносит всех бражкой. А пьют этот напиток
стаканами. Вкусный, сладкий, но такой коварный. В машины
гости залезали сами, а в Иркутске их уже на руках
выносили. Пленки из аппаратов были изъяты, самих, когда
несли, сфотофотографировали. Потом,
говорят, в одной из соцстран появилась вся эта масса
снимков в газетах под шапкой «Так западные дипломаты
отдыхают в России».

Я пытался как-то выяснить у Афанасия Ивановича, был такой
случай или нет, но что-то невнятное говорил он мне тогда.
Наверное, так и должен был он поступить. Все-таки
солдатом в войну он был непростым, а в частях НКВД
служил. Сначала отстаивал Сталинград, а позже очищал
Западную Украину от бендеровцев. Там получил жуткую
контузию, тажелейшее ранение, лишился глаза. Поэтому знал,
что, как и когда говорить.

В начале 80-х одна опытная журналистка с исключительным
упорством доказывала мне, что Афанасий Иванович — это
«советский кулак». К сожалению, в ту пору среди наших
коллег была прослойка, которую позже назвали
«агрофобами». Они кривили лицо при словах «земля»,
«навоз», «корова» и т.д. Но если тогда «кулак», по их
определению, представлял что-то темное, связанное с мощными
частнособственническими инстинктами, то спустя два
десятилетия те же журналисты эту категорию крестьянства
вознесли чуть ли не на божничку, рассматривая ее как
основу общества и главного кормильца. Естественно, ни тем,
ни другим определениям никак не соответствовал Афанасий
Иванович.

Где-то году в 1992-м, направляясь вместе с женой решили навестить
Ощериных. И снова удивился тому, какой маленький домик у
него, как просто обставлен. И это у всероссийски
известного председателя. В квартире деревенский быт,
чистота, аккуратность. А каким славным и интересным
собеседником был хозяин, какой гостеприимной и
приветливой оказалась хозяйка. Да, здесь иная
цивилизация. Родная, корневая.

Вспоминаю давние командировки в Хомутово, где находилась
центральная усадьба колхоза. Ночные рейды на мотоцикле с
главным агрономом Ларионовым, ночлег в сторожке у
бригадира Карцева. Бесконечные визиты на фермы и прежде
всего к ставшему потом знаменитым Баянову. Не было цены
и таким заведующим фермами, как Латышев и Латышева.
Откуда брал он эти кадры? Вспоминаю их, других
руководителей среднего звена, комбайнеров, трактористов,
доярок и недоумеваю. Сколько же здесь талантливых людей!
Но как удалось Афанасию Ивановичу открыть их, вырастить?
В этом есть какая-то тайна. Именно здесь выросла Герой
Социалистического Труда доярка Ольга Глазкова, тут
сформировался будущий первый заместитель председателя
облисполкома Александр Менг. Кузница кадров да и только.
Впрочем, разве сам Ощерин не в такой ли «тигле» плавился,
только классом повыше?

После окончания Иркутской высшей партийной школы встал
вопрос о направлении его в хозяйство. «Туда не поеду, сюда
не пойду». Каждый раз причины имел для того. И вот сидит
он в очередной раз в обкоме. Предлагают ему Хомутово.
Опять отказывается.

— Тьфу! — взорвался зав. сельхозотделом Юрий Алексеевич
Кравченко (будущий председатель облисполкома). — Вот и
готовь их … в партшколах!

— Ого, чувствую я, дело может принять серьезный оборот,
— рассказывал мне Ощерин. — Ладно, ладно, говорю.
Давайте я все-таки подумаю.

Подумал, согласился. Принял лежащее хозяйство. А через
несколько лет гремело оно на всю область. Эшелоны молока
отправлял колхоз «Путь Ильича» в города, огромное
количество картофеля, овощей, которыми кормили не только
Приангарье, но и Дальний Восток,
затопленный очередным тайфуном, и Омскую
область, пораженнную невиданной засухой. Миллионные
прибыли получали. Да, государство помогало, заботилось.
Но что дала бы та помощь без огромного напряженного труда
самих селян, если бы не стоял во главе их такой одаренный
крестьянский вожак, как Афанасий Иванович Ощерин? Да, в
зависимости от обстоятельств Ощерин бывал всяким: хитрым
и простодушным, ласковым и жестким, мог слезу пустить, а
при случае и кулаком по столу стукнуть. Но он был тоже
ранимым. Не забуду его лицо, его боль, когда во время
последней встречи Афанасий Иванович заговорил о
сегодняшних делах в его родном Хомутово, о
развалившемся соседнем колхозе, который когда-то
ставил в пример, о спившимся председателе.
Больно сознавать, что вот так все случилось. Ведь сам
он все свои таланты, всего себя отдавал тому, чтобы краше
стала наша земля, достаток был в крестьянских домах, чтобы
страна уверенно шла вперед. В этом смысл его жизни был, в
этом его земной подвиг.