На третьем этаже санитарно-гигиенического корпуса
Иркутского медицинского университета, где
расположена кафедра эпидемиологии, висит большая,
почти во всю стену, таблица, нет, скорее — свод
неких постулатов: «Права и обязанности врачей-
эпидемиологов».

— Что, у эпидемиологов особый статус в медицине? —
спрашиваю у своего собеседника, профессора кафедры
Александра Дмитриевича Ботвинкина. — Или сформулированные
назидания нечто формальное, что-то вроде «красного
словца»?

— Я бы не спешил с выводом, будто у эпидемиологов
совсем уж особый статус; существует должностная
инструкция, определяющая обязанности медика любого
профиля. Я бы сказал более прозаично: эпидемиологу
часто приходится работать в очаге инфекционных
заболеваний, он несет ответственность за то, чтобы
не допустить вспышки, способной поразить многих людей.

— Как это случилось в начале года в Китае?

— Не то чтобы «как в Китае», но нечто подобное
может быть — это я к тому, что сфера
ответственности эпидемиолога несколько иная, чем,
скажем, у врача-лечебника.

— Александр Дмитриевич, я допытываюсь так дотошно
про особенности работы эпидемиологов потому, что
сегодня, когда нашу крохотную планету буквально
окутали какие-то жуткие инфекции, ранее никем не
слыханные, эпидемиолог оказался на особом рубеже.

— Видите ли, существует определенный
психологический момент: к концу прошлого, XX
века стала складываться парадигма: будто
инфекционные болезни — все из прошлого
человечества; будто инфекции — это то, что уже
интеллектом, опытом, знаниями побеждено навсегда. А
все внимание следует отдавать онкологии,
сердечно-сосудистым заболеваниям. Но это очередное и
очень коварное заблуждение, иллюзия,
спровоцированная открытием антибиотиков, вакцин. Но
вот началась перестройка, изменились социальные
условия — в России старые инфекции, к примеру,
туберкулез, сифилис, сейчас регистрируются в таких
масштабах, о которых мы недавно и помыслить не
могли. Разумеется, и те инфекции, о которых сейчас
шумит пресса, реально существуют. Вообще нередко эпидемии
связаны с периодическими катаклизмами на Земле.
Бывают периоды, когда они затихают, бывают — когда
набирают силу. Существуют биологические циклы —
волны жизни на нашей планете. Другая сторона вопроса
— сейчас медики, ветеринары, словом, специалисты,
изучающие инфекционные болезни, понимая серьезность
положения, пытаются привлечь внимание своих правительств к этой
проблеме.

— К какой — ЭТОЙ?

— К той, о которой я уже сказал: необходимо убедить
общество, всех нас в том, что победа над
инфекциями — это миф, разрушить который необходимо.
И чем скорее, тем лучше. Можно победить одну, две,
десять, но их в тысячи раз больше. Возбудители инфекций —
это живые объекты, меняющиеся вместе с человеком.

— Наши приживалы?

— Скорее, вечные наши спутнки, приспосабливающиеся
к складывающимся условиям. Ученые, всерьез
занимающиеся микробиологией, уверены: инфекционные
болезни как таковые непобедимы. Ибо они —
своеобразное проявление жизни на планете, часть
жизни. Сейчас об этих болезнях стали говорить громче
и писать чаще, чтобы напомнить людям о необходимой
их профилактике.

— Прямо какое-то зазеркалье со своими законами. И
чем совершеннее методы, которыми вооружается наука,
тем глубже законы зазеркалья познаются…

— Да, то, что было недоступно науке еще лет 15—20
назад, сегодня раскрывает перед ней свои тайны.
Генетические методы исследований, возможности
молекулярной биологии помогают проникать в глубь
ранее не познанного, в иную реальность, где
господствуют вирусы. За последние 40 лет открыто
более пятидесяти ранее не известных болезней.
Большая их часть — вирусные. Это закономерный процесс.

— Но наш регион (имею в виду не только Иркутскую
область, а всю огромную территорию Восточной Сибири)
кажется, не коснулись все эти лихорадки и прочие
напасти, зарождающиеся, как смерчи, на
«пустом месте» и несущие мор. Вот и атипичная
пневмония — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, — пока
ведет себя тихо.

— Не скажите! Во-первых, ни одна инфекция не
возникает, как вы сказали, на «пустом месте» —
просто мы до поры до времени не знаем, чем они
вызваны. А во-вторых, загадочные инфекции посещают и наши края.
Например, клещевой энцефалит, открытый на Дальнем
Востоке 60 лет назад, был такой же «новой» болезнью,
как сегодня атипичная пневмония. Года четыре тому назад
я выезжал в Якутию, на вспышку в Вилюйске. Заболевание
полыхнуло в доме-интернате, сопровождалось необычайно
сильными кровоизлияниями. И не удалось установить, что же это
было такое. Вспышка «угасла» сама собою. Причины ее
пока не найдены. Так довольно часто бывает в жизни.
А потом, возможно, повезет; кто-то разберется в
ситуации, откроет новую болезнь.

— Это и есть везение ученого-микробиолога?

— Отчасти да. Но мы же не идеалисты! «Везет» тому, кто
подготовлен: открытия обеспечиваются
материальными средствами. Вообще же «зазеркалье»
вирусов архисложно. Известно, что существуют целые группы
близко родственных вирусов, приспособленных к разным хозяевам.
Взять хотя бы морбилливирусы. У человека они вызывают корь. У собак
это вирус чумы плотоядных (чумки). У байкальской
нерпы был свой морбилливирус, который вызвал
печально известную эпизоотию, не ожидаемую людьми.
Среди морских тюленей свои морбилливирусы
широко распространены в разных частях планеты.
Точно такая же картина с короновирусами. Сейчас
ученые «построили» так называемое фелогенетическое
«древо» короновирусов, расставив их по степени
родства. И увидели, что они очень разнообразны. И
изменчивы. Разные короновирусы связаны с разными
группами животных. Раньше было известно, что короновирусы
вызывают у людей респираторные заболевания верхних дыхательных
путей. Сейчас оказалось, что не только. Открытая в
2003 году новая разновидность короновируса
вызывает тяжелую пневмонию. Не исключено, что такая
пневмония была и раньше, только не
диагностировалась. Вполне может быть и так, что
возбудитель изменился недавно. В ближайшие год-
два это выяснится.

— Александр Дмитриевич, извините за наивность
вопроса, но в прессе мелькало сообщение о том, что
«первотолчок» атипичной пневмонии был «дан» в одном
из китайских ресторанов, где приготовили
экзотическое блюдо из дикой кошки — носительницы
вируса.

— Я думаю, что с такой точностью проследить начало
новой болезни, исток эпидемии практически
невозможно. В исключительно редких случаях удается
обнаружить начало мутации вируса, то есть появление
нового возбудителя. Чаще человеку это становится
известным уже значительно позже, когда болезнь
принимает масштабы, заметные невооруженным глазом.

— Но ведь не исключена гипотеза заражения
человека от животного? Некоторые вирусологи не
отрицают факт «перехода» ВИЧ от обезьяны. Вот теперь
эта «китайская» пневмония…

— Иногда подразумевается вирус животного происхождения,
иногда — искусственно созданный возбудитель.
Маловероятна, на мой взгляд, гипотеза «рукотворного»
происхождения вируса. Помнится, в прессе встречались
и такие «догадки», будто сами ученые специально
«выпустили на волю» из лабораторий вирус ВИЧ, чтобы
таким образом «регулировать» рождаемость в Африке. В
эту чушь сейчас уже никто не верит. Но ведь писалось
же! Я скажу больше. Когда начали исследовать
сыворотки крови, собранной до того, как СПИД был открыт,
выяснилось, что человек сталкивался с этим
заболеванием задолго до того, как ВИЧ стал
известен ученым. Я думаю, что с короновирусами будет
та же история.

— «Противоядие» вирусам не очень-то легко
находится. И против СПИДа не найдено, и против
атипичной пневмонии… Трудность связана с
чрезвычайной изменчивостью вирусов?

— Не только с их изменчивостью. Действительно,
бороться с вирусными инфекциями труднее, чем с
бактериальными. Целый спектр антибиотиков помогает
справляться с бактериями. В отношении вирусов
инфекций существует лишь несколько препаратов, да и
эффективность их гораздо ниже, чем антибиотиков.
Причина в том, что вирус — внутриклеточный паразит.
Начинаешь бороться с ним — одновременно подавляешь
жизнедеятельность клетки человеческого организма.
Главное условие создания эффективного противовирусного
средства — оно должно тормозить репродукцию вируса и
одновременно максимально щадить клетку. Добиться
такого двуединства очень сложно. Пока ученые больше
рассчитывают на создание вакцины против вируса
атипичной пневмонии. Создание хорошей вакцины —
всегда событие.

— Как, к примеру, открытие Луи Пастера, подарившего
людям вакцину против бешенства?

— Да, это великое достижение! Его значение
переоценить невозможно! Но следует заметить: Луи
Пастер создал вакцину, используемую для
профилактики, а не для лечения бешенства. Средство
для лечения бешенства до сих пор не найдено, и
бешенство — болезнь с неизбежным летальным исходом,
если после контакта с больным животным не провести
курс профилактических прививок…

… Сейчас, когда речь зашла об этом страшном
недуге, не поддающимся лечению и в третьем
тысячелетии новой эры, самое время ближе представить
вам Александра Дмитриевича Ботвинкина. Ученого-
вирусолога и эпидемиолога, чье имя авторитетно в
научном мире. Он — заместитель директора Иркутского
противочумного института, доктор медицины,
руководитель кафедры эпидемиологии Иркутского
медицинского университета. На протяжении всей
научной карьеры бешенство — главный предмет его
научного интереса.

— Хотите сравнение? От атипичной пневмонии с тех
пор, как о ней всерьез заговорили, погибла от силы
тысяча человек. А от бешенства ежегодно умирает на
планете от 25 до 30 тысяч! Это к вопросу
об актуальности проблемы. Известно, что вирус бешенства
распространяется через слюну больного животного.
Проникая в организм человека, он по нервным волокнам
подбирается к центральной нервной системе, поражает
мозг, вызывая летальный энцефалит. Спасибо природе, даровавшей
небольшой шанс: от укуса до развития болезни
проходит в среднем от одного до трех месяцев. Это тот самый
«просвет», в течение которого необходимо успеть
провести профилактический курс (пять прививок и
через три месяца еще одну). Но если инфекция уже
проявила себя — тогда беда. Спасения нет.

— Александр Дмитриевич, уж ежели мы коснулись этой
темы, скажите, куда бежать в случае несчастья?

— В Иркутске — в травмпункт третьей городской
клинической больницы. Помощь бесплатна — вакцина
за счет муниципального бюджета. Во всех городах
Приангарья есть аналогичные пункты. Кстати,
не случайно и то, что вакцинация наших домашних
собак тоже бесплатна. Только не нужно
пренебрегать этой мерой. О кошках вообще забываем. А
о летучих мышах и вовсе не думаем.

— О летучих мышах?!

— Да, именно о них! Сегодня уже известно, что
циркуляция возбудителей бешенства у плотоядных
(собаки, лисицы, волки) и у летучих мышей происходит
в природе независимо друг от друга. Помните, я
говорил о группах родственных вирусов? Современные
методы лабораторных исследований
позволяют дифференцировать эти вирусы. Считается,
что разновидности вирусов, связанных с летучими
мышами, менее опасны для человека. Но профилактические уколы
после контакта с больным животным также необходимы.

— Да как ее отличишь, больную летучую мышь? Ее ведь
днем не встретишь…

— Вы знаете, мы не так давно провели опрос среди
школьников. Оказалось, что примерно 40
процентов опрошенных детей сталкивалось с летучими
мышами.

— Но ведь не с бешеными же! Или летучие мыши
нападают на людей?

— Крайне редко. И меньше всего мне бы хотелось,
чтобы после нашего разговора люди объявили
летучим мышам войну. Это полезные животные, они
охраняются законом. Мы же не убиваем собак
только потому, что они могут заболеть бешенством. Так
и с летучими мышами. Не нужно подбирать с земли
летучую мышь. У больного зверька наступает паралич,
и он уже не может летать. Не нужно пытаться больного
зверька «лечить». Именно так можно заразиться.
Но уж если случилось то, что случилось, помимо
обязательных прививок, если зверек не уполз, не
исчез, нужно осторожно взять его (только не голыми
руками!), положить в коробку или пакет и
отнести на исследование либо к нам, в противочумный институт,
либо в Иркутскую областную ветеринарную лабораторию.
Если окажется, что летучая мышь не больна бешенством,
курс прививок можно будет сократить. Лабораторное исследование
особенно необходимо, если с летучей мышью играли дети
или зверек ночью залетел в окно. В таких случаях
факт укуса исключить невозможо.

— Вы с месяц назад принимали у себя коллег из
Англии. Их визит тоже связан с проблемой бешенства у
летучих мышей?

— Да, мы с Центральной ветеринарной лабораторией Великобритании
работаем над совместным проектом по молекулярной
эпидемиологии бешенства. Нынешний визит был
ответным; минувшей зимой я был в лаборатории
английских вирусологов. Сейчас вообще невозможно
представить себе серьезное исследование,
замкнувшееся в стенах одной лаборатории или в
границах одной страны. Наука давно уже стала
интернациональной сферой человеческих знаний,
интеллекта.

— А научные открытия, если можно так выразиться,
испокон веков многофункциональны. Взять хотя бы и
вирусологию. С одной стороны — поиск вакцин,
сулящих победу над опаснейшими инфекциями, с другой
и, возможно, в стенах тех же самых лабораторий,
— адская кухня биологического оружия. Кстати,
Александр Дмитриевич, вы верите, что Ирак владел
таким оружием?

— Верить или не верить можно в Бога или еще во
что-то. Ответ же на ваш вопрос требует конкретного
знания. Но я убежден в том, что ученый не
должен полагаться только на средства массовой информации.
А вот более солидных источников
информации у меня по этому поводу нет. Поэтому и
судить ни об Ираке, ни о другой стране не берусь.

— Но ведь наступившее столетие не ставит крест на
биологическом оружии. Чего стоит паника, охватившая
мир, в связи с конвертами со спорами сибирской язвы!
Значит, мы вновь балансируем на грани, как тогда,
когда реальностью стала энергия расщепленного атома.
Одним словом, каждому веку — своя реальная угроза…

— Я бы сформулировал проблему по-другому. Я бы
сказал: накоплено не биологическое оружие как
таковое, а фундаментальные глубокие знания в области
его создания. Главный вопрос — как политики
распорядятся этими знаниями ученых. Да, различные
криминальные группировки могут использовать
биологические средства в своих целях. Биологический
терроризм — реальная угроза в современном мире. Но мы
ведь сейчас с вами ведем речь о государствах.
Так вот, официальная версия такова: широкомасштабное
применение биологического оружия в современных
войнах не очень-то реальный вариант.

— Что же? Дурной вкус, осуждаемый мировой
общественностью?

— Не то чтобы «дурной вкус». Дело в том, что
очень трудно спрогнозировать исход широкомасштабного
применения биологических средств. Особенно когда
речь идет о вирусах, способных распространяться в
человеческих коллективах, но не способных различать,
где «свои» и где «чужие». Очень велика вероятность
непредвиденного развития событий. Даже если будут
созданы микроорганизмы, избирательно поражающие
группы людей разных рас, пола и возраста. Я надеюсь,
что инстинкт сохранения жизни на Земле возобладает.
И поэтому предпочитаю оставаться
оптимистом…