!I1!3 февраля 2000 г. 31-летний Сергей Перевалов решил под
вечер сходить за водой. Живет он в предместье Рабочее.
Хорошо тут всех знает. И его знают. Дом частный. За
водой отправился к ближайшей колонке. Полязгал ручкой,
но вместо воды из трубы пыхнул лишь воздух. На обратном
пути погрустневший Сергей зашел в магазин, купил хлеба,
спичек. Катил впереди себя тележку с пустой флягой.
Рядом бежала его собака по кличке Ирма.

Уже стемнело. Но при свете тусклых фонарей было видно,
как какой-то мужик быстро шел навстречу по другой стороне
улицы и нес в руке то ли палку, то ли ружье. Он что-то
говорил, но Сергей не слышал, потому как был с детства
глухой. Собственно, родился он нормальным. Как и его
младший брат. Но в 10 месяцев заболел гриппом, который
и дал в итоге вот такое неожиданное осложнение. У Сергея
был хороший импортный слуховой аппарат. А говорить
немного он мог. По крайней мере и дома, и на работе
его понимали. Но на сей раз вставить в ухо этот маленький
приборчик он забыл.

Мужик даже не посмотрел на парня с тележкой, прошел мимо.
Но где-то шагов через двадцать Сергей почувствовал
страшный удар в ногу и упал. Пустая фляга покатилась
по дороге. Краем глаза Сергей успел заметить, что и
его собака тоже упала. Потом, резко подпрыгнув и припадая
на задние лапы, умчалась прочь. «С чего бы это?» —
пронеслось в голове. И в тот же миг он потерял сознание.
Очнулся от боли. Увидел, как тот самый мужик стоит над
ним взъерошенный, что-то орет (но что?) и тычет в лицо
дулом ружья. Инстинктивно осознав, что случилось нечто
ужасное, Сергей закричал: «Я глухой!.. Глухой! Я
ничего не слышу… Я глухой!..» И стал, превозмогая
острую боль, показывать руками на свои уши, мотая головой:
дескать, глухой я. Слова его было трудно разобрать.
От страха он начал заикаться. Мужик постоял озадаченно,
вытаращив бешеные глаза, развернулся и пошел прочь от
раненого им человека. На снегу растекалась лужа крови.

Уже потом, в суде, картина начала проясняться. У сына
этого горе-стрелка накануне хулиганы сняли дубленку.
Возвращаясь с работы, отец увидел в трамвае парней,
которые по всем приметам вроде бы походили на обидчиков
его чада. Затеял «разборку» с ними, переросшую в драку.
Драка продолжалась затем и на остановке. Силы были не
равные, и парни, возмутившись, намяли бока своему новоявленному
обвинителю. Тот окончательно «завелся». Прибежал домой,
хватанул для храбрости водки, взял кухонный нож и отправился
искать обидчиков. Но тех и след простыл. Тогда мужик
в ярости ударил ножом совершенно незнакомого парня.

Но и этого ему показалось мало. Он вернулся домой,
схватил свое зарегистрированное охотничье ружье, патроны,
заряженные картечью, и снова ринулся на улицу. Пальнул
для острастки в воздух. Затем стрельнул по продуктовому
павильону, никого, к счастью, не ранив и не убив. Все
в страхе разбежались. Мужик — за ними.

Глухой Сергей Перевалов не мог убежать. Он понятия не
имел о том, что происходит вокруг него, что за драма
тут разыгралась.

Мужик вроде бы ему кричал: «Эй, стой!..» А Сергей шел
себе да шел.

Хирурги сделали ему четыре операции. Три дробины из
тела извлекли, а 29 остались. Резать ногу не решились.
Побоялись, что парень может ее вообще потерять. Теперь
он ходит в реабилитационный центр Дикуля. Делает там
специальные упражнения, чтобы дробины под действием
мышц «собрались» в одну точку и их потом можно было
бы извлечь разом. С помощью одного разреза. На «больничных»
он провалялся год. Но на Иркутском авиационном заводе
отнеслись к его вынужденному отсутствию с пониманием.
Сочувствовали, приходили домой, подбадривали. Это внимание
лечило лучше любого лекарства. Нынче он — опять в строю.
Хотя нога все еще плохо сгибается, плохо слушается.
Когда начинаются боли, он садится и массажирует мышцы.
Ладонью чувствует спрятавшиеся под кожей дробины. Ощупывает
их, тяжело вздыхает: «Вот напасть привязалась».

Зам. начальника кадров ОАО НПК «Иркут» (так теперь называется
Иркутский авиазавод) Анатолий Ковалев встретил меня
радушно. Сообщил много чего интересного. Оказывается,
здесь уже давно, еще задолго до принятия областным Законодательным
собранием правового акта об обязательном квотировании
рабочих мест для инвалидов, такую работу проводят. Инвалидов
принимают не только в цеха, но и в инженерно-конструкторские
отделы. Их здесь не меньше сотни. На заводе есть спортивные
команды шахматистов, хоккеистов, футболистов, состоящие
полностью из инвалидов. И вот что особенно интересно:
принимают их не только и не столько из сострадания,
желания помочь, а по чисто экономическим соображениям.

— Все они отличные работники. Безотказные. Дисциплинированные,
— заметил Ковалев. — Настоящие профессионалы. Среди
них нет ни одного нарушителя трудовой дисциплины. Глухие
(их у нас 80 человек) понимают окружающих. И мы их научились
понимать. В цехах уже давно привыкли к ним. На крайний
случай есть сурдопереводчик. В сущности, они живут у
нас такой же жизнью, что и здоровые. Чувствуют себя
полноправными членами коллектива авиастроителей.

Сергей Перевалов пришел на завод в конце 80-х после
того, как проучился десять лет в Черемховском интернате
для слабослышащих детей, а затем окончил аналогичное
Челябинское ПТУ и получил там специальность слесаря
по ремонту промышленного оборудования. В слесарно-сварочном
цехе N 2 на него сразу же обратили внимание: очень уж
был парень дотошный и сообразительный. Самолеты, как
известно, на устаревшем, допотопном оборудовании не
делают. Токарные, фрезерные, сверлильные станки в цехе
хоть и не совсем новые, но сложные. А некоторые в техническом
плане и вовсе «продвинутые». Но Сергей их «раскусил»
сразу же и очень быстро стал в своей группе механиков
ведущим специалистом.

Мастер Евгений Матвеев, почти одногодок Сергея, улыбчивый,
открытый, сказал:

— Если бы я имел право присваивать своим рабочим личный
«знак качества», то Сергей Николаевич Перевалов, несомненно,
получил бы его первым. Все наши станочники знают: если
он взялся за ремонт, то сделает его на «отлично». Перевернет
в станке все «нутро», а причину поломки обязательно
найдет. Некоторые даже специально просят прислать именно
его.

Обращение мастера к своему рабочему по имени-отчеству
как-то не вязалось с обликом Сергея. Выглядел он очень
молодо. Мы сидели втроем в тесной комнатке механика.
На Сергее была модная клетчатая фланелевая рубашка.
Рукава закатаны по локоть. В оттопыренном нагрудном
кармане — штангель-паузер. Скулы до блеска выбриты.
В ухе торчит малюсенький, почти не видный слуховой аппарат.
Я спросил, какое обращение ему больше греет душу —
по имени или по отчеству. Он эдак простовато-хитровато
ответил:

— Конечно, по отчеству… Сергей Николаевич — так
звучит солиднее.

— Он очень волновался с утра, когда узнал о вашем предстоящем
приходе, — сообщил мне мастер. — Он у нас вообще очень
серьезный. Ко всему относится ответственно. Во всем
любит порядок. У него и дома порядок. Поставил бойлер
и отапливает комнаты батареями. Котел подогревает то дровами
(так дешевле), то электричеством (когда нет времени
возиться с печкой). Настелил новый пол, хотя и старый
был еще ничего. Заменил почти во всех девяти окнах рамы.
Сейчас вот перекрывает крышу. Взял у меня и посадил
саженцы смородины. Теперь у него в огороде небольшой
сад. Баню, которую строил еще со своим покойным отцом,
тоже решил переделать по-новому. Он такой неугомонный…
Ему все время надо что-то делать, изобретать.

— Вы бы его отпустили из цеха со спокойной совестью,
если бы он, скажем, собрался уволиться?

— Нет. Приказать человеку, конечно, никто не может.
Но я бы за него поборолся. Собственно, два года назад
он надумал уйти. В другой цех. Наверное, что-то хотел
изменить в своей жизни. Может, причиной послужили трения,
которые у него возникли тогда с руководством. Но мы
его уговорили остаться. Я уговаривал. Станочники уговаривали.
Он и остался. Такими высококлассными специалистами
грешно разбрасываться. У него ведь самый высокий разряд
в группе — шестой. И зарабатывает он прилично — 5-6
тыс. руб. в месяц.

— Выходит, все у парня идет хорошо. Проблем нет?

— А вы у него спросите.

Я спросил.

— Никаких проблем у меня нет, — ответил Сергей. Посмотрел
на Евгения. Вздохнул нарочито глубоко: — Кроме… женитьбы.
Жениться никак не могу. Они, кивнул в сторону мастера,
меня уже «достали». Замучили вопросами: «Где невеста?»
Требуют: «Женись немедленно!» Укоряют: «Когда детей
будешь растить? Время уходит». Еще раз театрально
вздохнул:

— Мне скоро стукнет аж 35.

— А что так? Почему «дело» тормозится? — спросил я
у мастера.

Они с Сергеем переглянулись. Поулыбались
загадочно. Помолчали. Потом Евгений недоуменно развел
руками: дескать, не знаю. Парень — красавец. Женщины
его любят. И он их любит. Но, видно, душе не прикажешь.
Не может встретить никак свою половинку.

— Наверное, ты слишком скромный? — предположил я.

— Нет, не очень, — ответил он. — Просто глухому трудно
найти хорошую женщину. Выбор узкий — только среди своих.
Нормальная, слышащая, замуж за такого, как я, не пойдет.
Зачем ей лишние хлопоты.

— А ты женись на плохой и сделай из нее хорошую
женщину, — пошутил я.

За время беседы мы уже изрядно сблизились.
Кажется, начали друг друга отлично понимать. Даже друг
над другом подшучивали. Но он на этот раз шутку мою
не поддержал. Сказал серьезно и мечтательно, с какой-то
даже пронзительной тоской:

— Если бы я был нормальный, все было бы по-другому.

В Свердловском округе областного центра, недалеко от
колхозного рынка, прячется за кронами деревьев небольшой
ДК им. Горького. Чистый, ухоженный. Мало кто из иркутян
знает, что он является пристанищем глухих самодеятельных
артистов. Здесь они проживают свою вторую жизнь. Здесь
общаются друг с другом, нередко влюбляются друг в друга.
Некоторые приезжают даже из Усолья-Сибирского, Ангарска,
Шелехова, Мальты — так сильно их стремление жить, как
все. Любой человек боится одиночества. А глухой — тем
более. Окружающих они не слышат, а мы, в свою очередь,
их язык жестов не понимаем и смотрим на них порой как
на инопланетян. Вроде они с нами, и в то же время —
не с нами. Глухие это отчуждение чувствуют. Больно его
переживают. Они вообще очень ранимые.

Участвуя в художественной самодеятельности, эти «дети
тишины» преображаются. Они танцуют, ставят различные
спектакли. В том числе драматические. Особенно любят
петь. Поют… пальцами, жестами. Их пение так и называется
— жестовое. Помогают себе движениями губ, рук, всего
тела, проявляя чудеса пластики и мимики. А чем еще
им рассказать то, что хочется?

Для нас, слышащих, это просто пантонима. Экспрессивный
и виртуозный танец. А для них — песня. Со словами,
ритмом, смыслом. Они слова эти «поют». И хорошо друг
друга понимают. Ездят с концертами по всей стране, участвуют
в конкурсах, которые время от времени проводят во Всероссийском
обществе глухих (ВОГ). Берут призовые места. Привозят
дипломы и ценные награды. Отними у них эту часть их
жизни, и они засохнут. Они уже не смогут без сцены.
Без аплодисментов, которые не слышат, но видят. Жизнь
их в таком случае страшно обеднеет. Скукожится до размеров
помещения, в котором они живут, учатся, работают.

Когда Сергея «подстрелили», он надолго выбыл из строя
артистов. А был к тому времени уже известен и в области,
и в стране. Когда закончились все операции, пришел снова
в ДК. Сидел в зрительном зале с тросточкой в руках.
Смотрел, как другой парень репетировал его любимую песню
«Дива» Филиппа Киркорова. Из магнитофона лились слова
Филиппа:

Гордый взгляд —

И умолкает зал.

Легкий жест

О многом рассказал…

Громко звучала музыка. Но Сергей, ясное дело, всего
этого не слышал. И другие — тоже. Зато он прекрасно
понимал жесты. Переживал, что не сможет принять участие
в большой концертной программе в Санкт-Петербурге на
XVI съезде ВОГ, который состоится летом. Поедет не он,
а совершенно другой человек — с его песней, которую
он готовил уже давно и самозабвенно.

Сергей сидел перед сценой не шевелясь. Слезы текли у
него по щекам. Все это видели, но он не стыдился своей
слабости, не прятал лицо. Он будто окаменел. Будто
умер заживо.

!I2!Директор ДК Галина Иванова пришла в свой кабинет и тоже
чуть не расплакалась. Ей было жалко Сергея. Но что
она могла сделать: тот даже и шевельнуть на сцене больной
ногой не сможет. А ехать уже скоро.

— Надо что-то придумать, — сказала она при встрече
с председателем областного отделения ВОГ Леонидом Мачальниковым.

И тот нашел изящный выход: Сергея избрали делегатом
съезда глухих. Ведь он достоин. Передовик. Пусть посмотрит
вторую российскую столицу. Пусть будет хоть и не на
сцене, но рядом со своими друзьями-артистами. Ей богу,
он заслужил такой чести. И сказать на съезде ему есть
что. Но вот проблема: кто будет перебинтовывать Сергею
ногу? Дома это ежедневно делала его мать.

— Я буду, — пообещала директор, которая по совместительству
«рулила» еще и ансамблем жестового пения.

Когда уже в купе поезда она размотала на его ноге старые
бинты, то взору открылась глубокая, не заживающая, почти
черная страшная рана. Галина Петровна буквально остолбенела.
Стояла так — со снятой повязкой в руках. «Господи,
— молча ужаснулась она. — Куда ж мы его везем… такого.
Да еще в июньскую жару». Увидев эту немую сцену, каменное
лицо своей художественной начальницы, Сергей принялся
успокаивать ее: «Мне не больно… Не бойтесь! Не больно…»
Наверное, он испугался, что его могут отправить обратно.

Больше двух недель — сначала в поезде, потом в Санкт-Петербурге,
потом снова в поезде — она перебинтовывала его каждый
вечер. И к концу командировки уже так набила руку, что
однажды устало заметила: «Я теперь любую перевязку сделаю».

Съезд глухих в Санкт-Петербурге проходил в Смольном.
Сергей успел в нем многое посмотреть. «А меня в Смольный
не пустили, — сокрушалась потом Галина Петровна.
— Я так хотела его посмотреть. Все-таки историческое
место».

Два года Сергей не мог танцевать. Только пел жестами.
Но без подтанцовки номера у него получались не совсем
выразительными. Он сильно это переживал. Постоянно тренировал
ногу, заново «учил» ее сгибаться. К 2002 г. вошел в
«форму». Не полностью, конечно, но смог поехать в Красноярск
на 1-й сибирский конкурс жестового пения и стал неожиданно
для многих обладателем самой высокой награды — Гран-при.
Помимо диплома привез домой еще одну награду — цветной
телевизор «Сокол».

На авиазаводе он показал мне слесарку, где работает,
персональный верстак и тисы, провел по огромному гулкому
цеху. Было по всему видно: и в ДК, и здесь, на производстве,
дело он свое любит. Напоследок продемонстрировал, как
уже научился быстро и ловко приседать. Немного станцевал.
Сказал, смеясь:

— Приходите через годик-два: к тому времени, может,
и женюсь. Выпьем тогда шампанского — у меня дома. Придете?

Я пообещал, что приду.

Р.S. Мужик, едва не лишивший Сергея жизни, немного посидел
в СИЗО, пока шло следствие. Потом суд объявил его душевнобольным
и освободил от наказания. Обязал, правда, полечиться.
Мужик полечился в психушке, быстро оттуда вышел и
теперь живет в свое удовольствие. Спокойно работает.

Наш «самый гуманный суд в мире» не счел нужным востребовать
со стрелка в людей даже плату за нанесенный пострадавшему
ущерб — моральный, материальный. Лечись, дескать, Перевалов
сам, на свои кровные. В общем, все в духе нашего времени.