Ровно пять лет назад, в августе 1998 года, случилась самая
крупная финансовая катастрофа в новейшей российской истории —
дефолт. Увы, мы до сих пор не знаем всю правду о событиях тех
дней. А потому не застрахованы от возможности их повторения.

Пять лет назад Александр Смоленский возглавлял один из
крупнейших коммерческих банков страны — «СБС-Агро». После
дефолта, обернувшегося бедой для миллионов вкладчиков, одни
зачислили банкира Смоленского в ряды виновников кризиса,
другие посчитали его жертвой обстоятельств. Что думает по этому
поводу он сам, Александр СМОЛЕНСКИЙ рассказал в интервью
газете «Московские новости».

— Сегодня многие из главных действующих лиц тех событий
утверждают, что заранее предвидели неизбежность дефолта. Вы
тоже были в этом уверены?

— Наоборот, у меня до конца была уверенность, что подобного не
случится. Что у кого-то сработают если не мозги, то хотя бы
чувство опасности. Но если судить по действиям, которые
привели к дефолту, у тех, кто принимал решения, уже крыша
поехала.

— Какие именно действия вы имеете в виду?

— На самом деле бомба под финансовую систему была заложена не
в августе 1998 года, а раньше — в октябре 1997-го. Кто-то убедил
Ельцина, что в каждый дом надо вернуть копейку — то есть
провести деноминацию. Конечно, объявили, что старые деньги на
новые — без трех нулей — будут менять цивилизованно. Но кто у
нас верит официальным заявлениям? Словом, только за последний
квартал 1997 года банковская система потеряла порядка 8 млрд.
долларов. Таков был отток вкладов населения. Мы по статистике
своего банка проверяли: средняя покупка составляла тогда… 10
долларов. Это бабуси несли свои «гробовые» и пенсионные,
меняли их на доллары и прятали под матрас. Так начиналась
катастрофа для банковской системы…

— …Которая закончилась 17 августа 1998 года. Когда вы узнали,
что дефолт все-таки будет объявлен?

— С воскресенья на понедельник в 3 утра. Вечером в воскресенье,
16 августа, мы собрались в «Белом доме»…

— «Мы» — это кто?

— Владельцы крупнейших банков: вся «семибанкирщина» плюс
руководители государственных Сбербанка, Внешэкономбанка.
Словом, человек десять. Там нам и сообщили о том, что принято
такое «вынужденное и выстраданное» решение.

— А кто сообщил?

— Премьер Кириенко, руководители Центрального банка —
Дубинин, Алексашенко.

— Вам слово давали?

— Да, мы что-то говорили. Я, например, говорил только о
вкладчиках, которых у нас было огромное количество — свыше 2
миллионов. Мы тогда по этому показателю уступали только
Сберу. Но Сбербанку эти проблемы были до лампочки. Он
государственный — считайте, подключен к печатному станку…
А остальные смотрели на меня, как на идиота. У них клиентов —
физических лиц — было мало и заботы были совсем другие.
Например, как спасать промышленность. В результате
промышленность спасли, а банки ухнулись. Причем все
крупнейшие и системообразующие.

— Какие настроения преобладали у тех, кто в ту ночь совещался в
«Белом доме»: паника, расстройство или, наоборот, желание
действовать?

— Совещанием это назвать трудно: все общение происходило
достаточно хаотично. А настроение… Некая досада, конечно,
присутствовала, но преобладал чистый прагматизм. Было
понимание, что надо спасать в любом случае хоть что-то.

— Кто принимал окончательное решение об объявлении дефолта?

— Кириенко. Кто-то же должен был взять на себя ответственность.
Он взял. Хотя я не уверен, понимал ли он до конца, какую
ответственность на себя берет. Во всяком случае, тогда были
варианты, чтобы «смикшировать» ситуацию и не доводить ее до
крайности. Что характерно, предлагал их нынешний премьер
Касьянов. Он тогда был замминистра финансов и как раз
занимался внешними долгами.

— С позиций сегодняшнего дня, как вам кажется: дефолт был
неизбежен?

— Считаю, что другой вариант был. Возможно, в тот момент
дефолт, как таковой, уже был неизбежен, но он не должен был
затронуть рядовых вкладчиков.

— А как можно было вывести их из-под удара?

— Знаете, каков был размер суммарных обязательств банков и
промышленных компаний Российской Федерации перед
иностранными кредиторами на тот момент? Всего 3 млрд.
долларов. Для государства это не так уж много. Что, государство
не могло переоформить эти обязательства на себя? А потом уж
надо было как-нибудь разобраться с этими обязательствами,
разговаривать с инвесторами. Но не так, как Алексашенко,
который объяснил всем инвесторам, что они дураки, раз влезли в
рисковый бизнес, вкладывая в валютный инструмент российского
государства. Оказывается, нам надо было вкладывать в Бразилию
или Аргентину: очень удачные были бы вложения. А мы — козлы —
поддерживали российскую экономику. В благодарность за это
Российская Федерация отказалась выполнять перед нами свои
обязательства.

— Так или иначе, дефолт состоялся, и ваши вкладчики пострадали
весьма сильно…

— Не только наши. Но со Сберегательным банком понятно: он вне
дефолта. Поскольку он государственный, его можно накачивать
свеженапечатанными деньгами как угодно. Так тогда и было:
деньги завозили самосвалами. При этом всячески показывали, что
толпы вкладчиков и митинги протеста — только у отделений «СБС-
Агро». Между прочим, у нас тогда не было ни одного разбитого
стекла, а вот Сбербанку много стекол поменять пришлось. Народ
туда рванул так, что Центральному банку даже не хватало
бронированной техники, чтобы подвозить наличность. Только бы
сбить волну людского недовольства. А мы, как могли,
выкручивались сами. Денег нам никто на это не дал.

— А как же знаменитый стабилизационный кредит, который вам
сразу после своего назначения выдал вернувшийся в Центробанк
Геращенко?

— Он принял правильное решение. Так как на тот момент мы были
вторым банком после Сбера, который рассчитывал страну. Но
кредит они выделили в основном себе, и сами же его
раскассировали. Мы никакого отношения к этому не имели. В
результате частным вкладчикам досталась малая его часть.
Остальное ушло в колхозы, которые и так были перекредитованы.
Очевидно, тогдашний премьер Примаков решал тем самым свои
политические задачи. Он потом ездил по самым сельским
регионам — Краснодарскому краю, Алтаю, Ставрополью, Тульской
области — и всюду его встречали «на ура».

— Вы считаете, что из возможных в тот момент решений дефолт
оказался наихудшим?

— Конечно. Но самое главное, что вслед за этим никаких действий
не последовало. Две недели с банками никто не разговаривал. Все
начальники закрыли двери и говорили: «Это не я виноват». А
Центробанк спокойно наблюдал, как крупнейшие коммерческие
банки, еще недавно «непотопляемые», валятся один за другим.

— Какую роль в тех событиях сыграл личностный фактор: качества
и отношения людей, что были тогда у власти?

— Большую. Если помните, был фактически публичный конфликт
Кириенко с первыми лицами Центрального банка: Дубининым,
Алексашенко. Их захлестывали эмоции, они там в чем-то друг
друга подозревали, через прессу обменивались упреками. А потом
настал момент, когда этим людям надо было садиться рядом и
договариваться… Ну как можно договориться, когда еще вчера
хотели друг другу глаза выцарапать?

— А на чьей стороне в этом конфликте были ваши симпатии?

— Ни на чьей. Можете крупным, жирным шрифтом написать, что
они все вели себя как пацаны, которые вообще не понимают, для
чего их государство призвало на службу. В отличие, между
прочим, от Геращенко, которого они ненавидели, но которого
вынуждены были потом позвать «разруливать» ситуацию. У него
эмоций не было — чистый прагматизм! Он может кому-то
нравиться или не нравиться, но это он оставил после себя 30 млрд.
долларов золотовалютных резервов. А не Кириенко, Дубинин и
Алексашенко, которые «вычистили» всю казну.