Последние годы правительство готовится к реформе
добывающих отраслей. Пока (еще в девяностых)
государство приняло только два принципиальных
решения в этой сфере: «нефтянку» было решено отдать
в частные руки, а газ оставить под контролем
государства. Оба решения оказались по-разному
оправданными: нефтяная отрасль стала конкурентной и
эффективной, а газовая — менее эффективной, зато
очень влиятельной внутри и вне страны. Что же
касается двух других крайне важных сфер российской
экономики — рыболовной и лесодобывающей, то тут в
свое время просто решили пустить все на самотек.

Обе эти отрасли внезапно сделались обузой для
государства. Почему? И нефтяная, и газовая добыча в
советское время создавались как инструмент
зарабатывания долларов, к тому же — с привлечением
передовых на тот момент технологий, как
отечественных, так и западных. И в условиях
российского псевдорынка они остались более чем
рентабельными, потому что зарабатывают от экспорта.
А вот в отношении добычи других полезных ископаемых,
заготовки леса и вылова рыбы обнаружились весьма
неприятные для государства вещи. Так, лесозаготовки
в СССР осуществлялись огромным количеством
леспромхозов, в которых работали сотни тысяч людей.
О рентабельности производства никто не заботился —
стране нужна была древесина. Никто не экономил на
транспортных расходах — зачастую лес возили даже по
Северному морскому пути. Лесозаготовки велись
экстенсивным методом: когда на каком-то участке лес
редел, переходили к следующему. Тем временем ведущие
западные экспортеры леса наладили
самовоспроизводящуюся систему: на принадлежащей
компании территории происходит постоянная
рекультивация, и, пока на одном участке лес
вырубается, на другом он успевает вырасти. В
условиях рыночной экономики этот подход более
экономичен — в частности, не нужно постоянно тратить
деньги на создание новой инфраструктуры (дорог,
производственных помещений, складов).

Нынешние же экономические показатели российской
лесной отрасли таковы, что даже чиновникам неловко.
По словам замминистра природных ресурсов Валерия
Рощупкина, лесной фонд используется не просто
неудовлетворительно, а крайне неудовлетворительно.
От так называемой расчетной лесосеки (этим термином
обозначается общий годовой объем леса, подлежащего
вырубке) в 2002 году было использовано всего 21%
леса. То есть невырубленными и, соответственно,
непроданными остались более 400 миллионов кубометров
древесины. Две трети лесозаготовительных предприятий
России убыточны, а у оставшейся трети
рентабельность не превышает 6-8%. Главной причиной
эксперты называют чудовищно низкую
производительность труда. В Финляндии, одном из
крупнейших европейских поставщиков леса, на
человека, занятого в отрасли, приходится 6100
кубометров добытого леса в год. А в России — 106
кубометров, то есть почти в 60 раз меньше!

Самое интересное, что при этом в том же 2002 году
доходы государства от лесной отрасли составили более
45 миллиардов рублей. А расходы — менее 19
миллиардов. То есть для государства лесодобыча более
чем прибыльна — за счет низкой цены труда. Казалось
бы, имеет смысл задуматься о больших государственных
же вложениях в эту сферу — с расчетом, что все
окупится сторицей. Но не тут-то было. Государство
открыто говорит: «У меня нет денег». Нет денег на
борьбу с браконьерами и нелегальными
лесозаготовителями, на борьбу с лесными пожарами,
вредителями, на восстановление лесов… Все это, как
намекают в МПР, должны делать крупные компании.

Расчет верен — они действительно будут пытаться это
делать, потому что просто некуда деваться.
Крупнейшие российские вертикально интегрированные
холдинги — такие, как «Илим Палп», — вынуждены
заботиться о лесном фонде, рекультивации лесов и,
главное, бороться с незаконными рубками. Поэтому
проект нового Лесного кодекса, разрабатываемый
сейчас в правительстве, направлен на поддержку
крупного отраслевого бизнеса. При этом, насколько
известно, никто не ведет работы по составлению
кадастра лесов (без чего нормальный рыночный оборот
попросту невозможен), никто и не думает над
реструктуризацией лесного хозяйства: мол, отдадим, а
там пусть делают, что хотят.

С рыбной отраслью дела обстоят не лучше.
Рыболовецкие хозяйства в СССР выполняли
стратегическую задачу — обеспечивали население
страны рыбой. Соответственно, об их рентабельности
тоже никто особо не заботился. С исчезновением СССР
исчезла и надобность в государственном обеспечении
населения, в связи с чем гигантский океанский
рыболовный флот (а основу его составляли суда,
построенные на лучших верфях мира) был в лучшем
случае приватизирован, в худшем — разворован.
Главной задачей малых и средних предприятий стало
выживание. До самого последнего времени государство
им в этом по крайней мере не мешало. Помощи,
разумеется, никакой не было, зато региональные
власти распределяли квоты на вылов, сообразуясь с
социальными нуждами и — отчасти — с собственными
экономическими интересами. Как бы ни было убыточно и
бесперспективно рыболовецкое предприятие, свою
квоту оно получало, потому что только так рыбакам
можно было хоть что-то заработать на жизнь честным
путем. Разумеется, многие избрали нечестный путь —
браконьерство и незаконный лов, благо наши ближайшие
дальневосточные соседи — корейцы, китайцы и японцы —
без лишних вопросов покупают все, что к ним
привозят, и расплачиваются на месте.

(Окончание на 2 стр.)

(Окончание. Нач. на 1 стр.)

Три года назад государство решило «навести порядок»
в сфере распределения рыбных ресурсов. Выдача квот
была переведена на аукционную основу. Хотя, если
присмотреться повнимательней, то цель этого
нововведения очевидна: государство и его отдельные
чиновники просто попытались заработать еще немного
денег, а отнюдь не создать эффективную организацию в
отрасли. Все блестяще удалось — каждый аукцион
приносил немаленькую прибыль. Именно это
обстоятельство и позволило чиновникам целых три года
отбиваться от протестов рыбаков, региональных
властей и просто здравомыслящих людей. При этом на этих
аукционах успешно распродавались только самые
крупные и выгодные квоты — их покупали крупные
компании, которые могут себе позволить выложить
приличную сумму в расчете на будущую прибыль.
Значительная часть квот попросту пропадала. Но
поскольку людям все-таки необходимо что-то есть и
зарабатывать где-то деньги, аукционная система
обернулась невиданным ростом незаконного вылова и
браконьерства. И это на фоне усиливающейся борьбы с
этими явлениями, к которой подключили уже и
пограничников.

И вот правительство приняло принципиальное
решение — отказаться от аукционов. Согласно новой
концепции развития рыбной отрасли возвращается
система квоты. Правда, в несколько другом качестве.
Во-первых, распределять их будут, судя по всему,
только в Москве, безо всякого участия региональных
властей. А самое главное — выдавать их будут по
совершенно другому принципу. Ни социальные
аргументы, ни рыночные (кто больше заплатит) теперь,
как объявлено, действовать не будут. Все будет
проще: квоты станут выдаваться пропорционально
выловам прошлых лет. То есть, если компания работала
успешно, ей и квота достанется большая. А если
компания ничего не выловила, так квоты ей и не
положены. Очевидно, что и здесь система
ориентирована на государственную поддержку крупных
компаний, тех самых, которые и побеждали на
пресловутых аукционах. Правда, за квоты все равно
придется платить, но министр экономразвития Герман
Греф пообещал, что суммы будут
меньше, чем на аукционах. И он же открытым текстом
пояснил, чего государство ожидает от этих самых
крупных компаний в обмен на такую заботу. Примерно
того же, чего и от лесных холдингов: борьбы с
незаконным ловом.

Казалось бы, все правильно. Раз крупный бизнес
заинтересован в наведении порядка, почему бы и не
переложить на него решение этих больных вопросов? Но
тут есть одна закавыка. Для того, чтобы успешно
бороться с каким-либо явлением, нужно сначала
ликвидировать его причины. Массовые незаконные
вырубки и хищнический вылов рыбы и морепродуктов —
это следствие. Причем возникающее в результате
особо преступного характера россиян, а от
элементарной экономической необходимости. Людям,
живущим в таежных леспромхозах и рыболовецких
поселках, надо как-то выжить. И другого способа это
сделать, кроме как воровать и браконьерствовать,
государство им просто не оставило. А это значит, что
никакими репрессиями делу не поможешь.

Отказ государства от функций, которые оно выполнить
не может, был бы, по крайней мере, вполне ясной
позицией, если бы при этом вниз по максимуму
спускались и права — как политические, так и, прежде
всего, экономические. Однако никаких особенных
свобод никому не предлагается. Скорее наоборот:
федеральный центр все отчетливее стремится
доминировать и в политике, и в экономике. Все больше
прав отнимается у регионов, все большее количество
экономических «регуляторов» сосредотачивается в
Москве. К чему все это приведет — предсказать
несложно: уж точно не к повышению эффективности
российской экономики.