Родился и вырос Василий среди гольцов — в поселке Витимский
Мамско-Чуйского района. С детства был крепким, шустрым.
Облазал в десять лет все окрестные сопки. В школе,
а затем в Бодайбинском горном техникуме выделялся лидерством
и крепостью «морального облика». Понятно, что в армии
такого парня бросили на самый ответственный участок
— охрану госграницы. В подчинении у него было десять
солдат. Покой рядом с контрольно-следовой полосой им
только снился. Смотрели за ней зорко — все 24 часа
в сутки. Бесконечные тревоги, отбои, выезды к месту
предполагаемого нарушения с собаками. Часто верхом на
лошадях, потому что застава располагалась в горах, на
стыке границ Китая и нынешнего независимого Казахстана…

После срочной работал электрослесарем в геологоразведочной
партии — все там же, в родном поселке. Ежедневные мотания
под землей по штольне, штрекам и забоям не утомляли.
Он еще и к поступлению в Иркутский политех успевал
готовиться. Поступил на дневное. Окончил три курса и
опять уехал на Маму. Продолжал учебу заочно. Так они
решили с Надей, ставшей его женой. Василий руководил
на руднике «Витимский» горным участком. Надя тоже работала.
Родила первенца. На этом решили не останавливаться
и родить еще двух-трех детей.

Но тут грянула горбачевская перестройка и ускорение.
Ускорение по-советски — это когда планы высосаны из
пальца. То есть технически на участке можно отбить в
месяц примерно не более 1000 куб. м горной породы, содержащей
слюду-мусковит, а начальство требует на 250 куб. м больше.
Повсеместно царили спешка и нервозность.

В то роковое январское утро они выехали из дома рано.
По гольцам мела жуткая пурга. Дорогу замело. Даже
мощный «Урал» не смог пробиться к отдаленной штольне.
Пришлось идти три километра по пояс в снегу. Пока рабочие
переодевались в бытовках, Василий побежал посмотреть
что да как. Можно ли горняков допускать до работы. Проверял,
нет ли завалов, все ли шпуры взорвались ночью… Стали
подходить рабочие. Закурили перед новым трудовым нелегким
днем. И в тот же миг с потолка отвалился огромный кусок
породы. Двое успели отскочить, а Василия и стоящего
рядом горняка накрыло. Поломало позвоночник, и с тех
пор Василий инвалид первой группы. Спинальник. Это когда
руки работают, а ноги да и весь низ тела обездвижены.

Кресло-коляска становится для таких людей единственным
средством передвижения. Окном в нормальную жизнь. Настоящим
спасением. По существу, это их новые ноги. Вокруг качества
колясок, сроков и способов их приобретения, возможности
свободно передвигаться на них по городу, поселку разгораются
порой нешуточные страсти. Сплошь и рядом — обиды, претензии
к чиновникам, непонимание друг друга.

— Проблема такая действительно есть, — признал председатель
Иркутского регионального отделения Всероссийского общества
инвалидов (ВОИ) Константин Шумков. — Колясочники
— это в первую очередь люди с нарушением спинно-мозгового
центра. Их большинство. Затем те, у кого высокая ампутация
обеих нижних конечностей. И ДЦП, т.е. детский церебральный
паралич. Мы им стараемся помогать. Боремся
за так называемую безбарьерную среду. Но не все зависит
от нас. Точнее, от нас мало что зависит. Мы ведь общественная
организация.

Принцип получения колясок простой. Вместе с документами
медико-социальной экспертизы (МСЭ) (по-старому — ВТЭК?
информация автоматически поступает в областную соцзащиту.
И если тебе положено — получишь. Иной вопрос — когда,
хватит ли всем, какого качества. По космодромам (их
у нас четыре, и хотим еще построить), космическим станциям,
самым глубоководным атомным подводным лодкам и другим
«громким изделиям» мы, конечно, впереди планеты всей.
А вот сделать на таком же высоком техническом уровне
и в достаточном количестве, скажем, электрочайник, инвалидную
коляску или слуховой аппарат — слабо. Для государства
— пожалуйста. Для государства можем. Для рядового
гражданина — нет.

В итоге глухие россияне спят и видят, как бы заполучить
и вставить в ухо маленький приборчик швейцарского, австрийского
или немецкого производства, с помощью которого можно
все слышать и жить полноценной жизнью. Инвалиды-колясочники,
в свою очередь, наблюдая по ТВ, как легко, непринужденно
и вседоступно передвигаются их «коллеги» в других странах
(где космодромов и космических станций
отродясь не было), с завистью вздыхают: «Живут
же люди!»

В последнее время ситуация и у нас вроде бы стала меняться
к лучшему. По заверению зам.начальника главного управления
социальной защиты населения Иркутской области Натальи
Кирилловой, очередей на получение инвалидных колясок
сегодня практически нет. Особенно отрадно, что удалось
полностью посадить на «колеса» детей-инвалидов переходного
возраста. Еще три-пять лет назад это было настоящей
головной болью для работников соцзащиты.

Закупки идут теперь на опережение. В нынешнем году приобрели
756 колясок стоимостью почти 5 млн. рублей. В оставшиеся
месяцы намечено истратить на эти цели еще миллион. Запас
на складе на 1 октября составил 200 колясок. Зачем?
Это только кажется, что инвалидов-колясочников у нас
мало. По крайней мере, в повседневной жизни мы их видим
не часто. На самом же деле их в Приангарье 3-3,5 тысячи.
Соцзащита ежегодно выдает им в среднем по 500 «малых
транспортных средств». Как первичным больным, так и
на замену по истечении срока годности — 6 лет.

Проблему удалось решить, потому что, во-первых, появились
деньги (федеральные), во-вторых, наши заводы наладили-таки
выпуск отечественных образцов. Освоили даже производство
колясок с электроприводом. Иркутяне их стали тоже получать
в небольших количествах. Но до цивилизованных стран
нам еще далеко: слишком узкий ассортимент. Всего-то девять
моделей. А надо раза в два больше. В Европе
их производят до 30 модификаций. Там даже есть «шагающие»
коляски, которым крыльцо, ступеньки или бордюр — не
препятствие.

Поскольку у каждого инвалида-колясочника свои, строго
индивидуальные проблемы со здоровьем, свои возможности
и трудности, то, конечно, лучше всего было бы и «колеса»
для них делать строго индивидуально. Как, скажем, личный
протез.

— Возможно ли такое? — спросил я Наталью Кириллову.

— В мировой практике подобное применяется, — ответила
она. — У нас пока нет. Мы до этого еще не доросли.
Индивидуальное изготовление кресел-колясок — дело слишком
дорогое, затратное. Возможно, в будущем, когда страна
разбогатеет, а заводы наши технически окрепнут, этот
вопрос и встанет в повестку дня. Пока же он преждевременен.

С председателем областной организации ВОИ Константином
Шумковым и его заместителем Валерием Нефедовым разговор
пошел о другом. Об отсутствии безбарьерной среды. Их
это очень беспокоило, и, как я понял, не только в силу
занимаемого служебного положения.

Беседовали мы 1 октября. В помещении был лютый
холод. Одетый легкомысленно, почти по-летнему, я за
три часа окоченел. Спросил: отчего так холодно?

— Так тепло город еще не подал в наше здание.

— Ноги замерзли, — посокрушался я.

— А у меня ноги не мерзнут, — хитровато прищурился
Нефедов. — Потому что их у меня нет. Лишь два протеза.
У Константина Михайловича, правда, одна нога целая.

— Когда холодно, я ее от пола приподнимаю, — шутливо
пояснил Шумков.

Потом узнал: эти безногие мужики-юмористы еще и спортом
занимаются. Заместитель штангу поднимает лежа, а председатель
стреляет из лука. У них тут целая спортивная команда из инвалидов.
В том числе — из колясочников. Ездят на различные
состязания. Недавно участвовали в соревнованиях
по легкой и тяжелой атлетике среди инвалидов-сибиряков
с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Так называемой
парасибириаде, проходившей в Омске. Из 25 иркутян 5
были колясочники. Они завоевали 7 серебряных и бронзовых
медалей.

— Больше не поеду. Пас! — заявил Шумков. — Мы ведь
колясочников везде таскаем на руках. На горбушке. Потому
что и наш город, и страна в целом не приспособлены для
их жизни. Передвигаться им тяжело. Общественный транспорт
для них вообще недоступен.

Действительно, в автобус-троллейбус колясочнику не
забраться: ступеньки высокие, двери — узкие, да еще
и поручнями перегорожены. В поездах примерно тоже
самое. В Иркутском аэропорту даже пандусов нет. В том
числе у медпункта, откуда инвалиды-колясочники отправляются
на посадку в самолет. Тогда как в остальном, цивилизованном,
мире все обстоит с точностью до наоборот. Там власти
— и центральные, и местные — из кожи вон лезут, чтобы
создать для колясочников безбарьерную среду. То есть
обеспечить им свободный доступ ко всем объектам социально-культурной,
медицинской и другой инфраструктуры.

Там и транспорт для них доступен. В Бельгии, Испании,
Великобритании и других странах ЕЭС на многих муниципальных
автобусах есть специальный «инвалидный» знак. Он нарисован
около одной из дверей. К ней колясочники и подъезжают.
Шофер выдвигает на тротуар приспособление в виде легкой
платформы-подъемника и забирает их.

В Москве такие автобусы тоже появились. Для туристов.
Бизнес, понимаешь, заставил. В Иркутске их нет. Ни для
горожан, ни для туристов. А между тем многие богатые
иностранцы-колясочники хотели бы приехать на Байкал.
Но боятся, не едут. Знают: это проблематично, ибо наш край для их передвижения
не приспособлен. В итоге территория теряет приличные
деньги.

Есть, правда, в областной соцзащите две «ГАЗели», которые
могут возить и колясочников. Работают они бесплатно
по заявкам — просьбам инвалидов Иркутска. Однако в
других городах Приангарья их нет. К тому же вызывать
«социальное такси» часто не станешь. А жить как все,
ездить по городу и после рабочего дня, и по выходным,
хочется.

В заграничных поездах, даже в бывшей социалистической
Польше, для инвалидов есть отдельный приспособленный
вагон. Ну а о пандусах и говорить не приходится. Без
них ни один крупный аэропорт, железнодорожный вокзал,
социально-культурный или медицинский объект власти просто-напросто
не разрешат эксплуатировать. Требуется наличие пандусов
и в жилых домах. Ведь этим пологим крыльцом пользуются
еще и матери с детскими колясками, старики с сумками
на колесах. У нас по новым СНИПам их строительство теперь
тоже предусматривают. Теоретически. Но на деле все остается
по-старому.

При составлении областной государственной программы
«Социальная адаптация и реабилитация инвалидов на 2004-2008 гг.»
колясочников не забыли. Намечен целый ряд мер по их
доступности к объектам жизнеобеспечения. В том числе
к крупным поликлиникам и даже магазинам. Но кто будет
на местах — в городах и районах — все это делать,
платить, контролировать, не до конца понятно. Ведь у каждого
мэра, муниципалитета свой бюджет и зачастую свое «независимое»
толкование проблемы. По крайней мере, чиновники при
ответах на этот вопрос путаются и противоречат друг
другу.

Хотя, собственно, давно уже все и всем должно быть ясно.
Ведь еще в 1994 г. правительство приняло постановление
на эту тему. Оно так и называлось: «Об обеспечении формирования
доступной для инвалидов среды жизнедеятельности». А
еще раньше, в 1992 г., вышел аналогичный указ президента
РФ. Потом, в 1995 г., был Федеральный закон «О социальной
защите инвалидов», где речь шла о том же самом. Контроль
«за соблюдением предприятиями, учреждениями, организациями
требований доступности для инвалидов зданий и сооружений
при их строительстве и реконструкции» возлагался в
том числе на органы государственного архитектурно-строительного
надзора. Позволительно спросить: и где этот контроль?

По большому счету, идет тотальное нарушение прав человека,
передвигающегося на инвалидной коляске.

Василий Рашидов переехал недавно в Иркутск по программе
переселения северян. Дом, в котором он живет, построен
не так уж и давно — 6 лет назад, но никакого пандуса
тут и в помине нет. У подъезда одни непроходимые бордюры.

— Надо в корне менять отношение и власти, и общества
к этой проблеме, — сказал Василий при встрече. — Готовим
обращение к губернатору Борису Говорину с просьбой создать
при областной администрации авторитетную комиссию по
обеспечению в области реальной безбарьерной среды для
нас. Чтобы были не только конкретные меры, но и персональный
спрос. Иначе все останется как есть.

Всего 4 года пожил Василий счастливой семейной жизнью
— на ногах. Теперь вот уже 16 лет «ходит» на колесах.
У него сейчас две коляски — старая и новая. Старой
10 лет. Свой ресурс она давно выработала. К тому же
предназначена больше для езды по квартире, чем по улице.
Тяжела в управлении. Неказиста на вид. Надувные колеса
часто спускают. Намучился Василий с ней изрядно. Узнал
как-то из СМИ, что москвичи, многие из которых сами
инвалиды, начали выпуск хороших колясок. Быстрых, маневренных,
легких в управлении. Старикам и тем, у кого руки слабые,
такая, конечно, не подойдет. Слишком верткая. С нее
можно запросто упасть. А Василий решил: такая ему в
самый раз. Она к тому же универсальная, и в квартире,
и на улице хороша. Да и стоит не так уж много.

Сделал заказ. Москвичи его быстро выполнили. Федеральный
закон «Об обязательном социальном страховании от несчастных
случаев на производстве и профессиональных заболеваний»
(статья 8, пункт 2) дает ему такую возможность. Обратился
затем в Иркутское региональное отделение фонда социального
страхования (ФСС) РФ с просьбой компенсировать затраты.
Вот тут-то все и началось. Соцстрах уперся: то не так,
другое не эдак. Однако бывший пограничник не сдался.
Подал иск в Кировский районный суд. И только тогда соцстрах
«добровольно» все выплатил.

Просил Василий Рашидов также у своих опекунов-защитников
противопролежневую подушку на коляску, противопролежневый
матрац, еще много чего, необходимого ему для выживания
и обещанного законодательством, но понимания у работников
соцстраха не нашел.

— Эта государственная структура не столько помогает
инвалидам, сколько проблемы создает, — пожаловался
Василий. — Я вот опять с ней сужусь — уже по другому
поводу. Соцстрах все время пытается что-то у меня уменьшить
и отнять. Под любым предлогом! Противно судиться с собственным
государством, которое я защищал и на которое гнул спину.

— Чиновникам люб такой инвалид, который нюни распустил.
Плачется. Канючит. Тех же, кто требует по закону, не
любят, — замечает мать Василия Людмила Николаевна,
сама инвалид второй группы по общему заболеванию.

— Это действительно так, — подтверждает Василий. —
С 2000 года, когда мое содержание от рудника перешло в
соцстрах, постоянно жду от него какого-нибудь подвоха.
Дело в том, что помимо пенсии я получаю еще страховые
выплаты по возмещению вреда здоровью. Сюда входят компенсация
утраченного заработка, посторонний уход, специальный
медицинский уход, дополнительное питание и т.д. С сентября
прошлого года выплаты на посторонний уход отняли. Изъяли
из перечня и некоторые продукты. Живу теперь в постоянном
страхе: что отнимут завтра?

Я встречался с Василием Рашидовым трижды. Один из дней
провел у него дома полностью. Пытался взглянуть на окружающий
мир другими глазами. Каждые 2 часа Василий отстегивал подлокотники
коляски и ложился на кровать. Чтобы избежать пролежней.
В коляске находился будильник: напоминал, что надо
пить то отвар тысячелистника, то таблетки, то еще что-то.
Жизнь 46-летнего мужика зависит теперь и от них. Потому
что бездействие конечностей ведет в конце концов к десятку
других опасностей для здоровья. Их надо постоянно
упреждать. Иначе долго не проживешь.

Особенно, как я понял, пугает Василия отсутствие нормальной
противопролежневой подушки на коляске. Гелиевую можно
достать. Но ему надо пневматическую, по специфике заболевания.
На соцстрах он уже не надеется, поэтому смастерил подушку
сам. Из обычного автомобильного сиденья и велосипедной
камеры, сложив ее спиралью. Оказывается, у нас и это «высокосложное»
изделие — острейший дефицит. Один из знакомых Василия сидит
в своей коляске на медицинских кругах. Другой — на
каких-то диковинных «пружинах». Третий изготовил вообще
что-то непонятное.

Я не сразу заметил, что передвигался Василий на старой
коляске. Удивился: где новая?

— Так и на ней сиденья нет, — махнул он рукой. —
Лишь кусок поролона. А старое, самодельное, не подходит.
Не вставляется.

— Чем все-таки в соцстрахе изначально мотивировали
нежелание компенсировать стоимость новой коляски? —
допытываюсь я под конец беседы.

— Не поверите: в выписке ВТЭК, сделанной еще на Маме,
медики — то ли по халатности, то ли по забывчивости
— не написали, что я в ней вообще нуждаюсь. Получается, она
мне как бы и не нужна. Я, выходит, колясочник-самозванец.

Василий посмотрел на свои неподвижные «мертвые» ноги
и горько усмехнулся.