Георгий Иннокентьевич — личность уникальная. Тогда
как многие творческие люди с трудом находят способы самовыражения,
у Замаратского еще в детстве раскрылись способности
живописать пером и кистью.

Сидя на колодине,

Мальчик от сохи,

Я мечтал о родине

Сочинять стихи.

И мечтал, и сочинял стихи, прозу, рисовал. Школа, служба
в армии, художественное училище, литобъединения, работа
учителем рисования в средней школе, в Доме культуры,
во Дворце детского и юношеского творчества, общественная
деятельность (почетный гражданин города Железногорска!)
— все было одухотворено любовью к живописи и художественному
слову. Уникальность этого человека и в том, что он с
годами не сдает свои позиции, а напротив, прибавляет
в творческом росте.

То я слово густое,

То я кисть серебрю.

Жизнь не терпит застоя,

Потому я творю.

Каждый день зимой и летом, в любую погоду можно видеть
его спешащим в свою мастерскую, надо сказать, очень
тесную и неудобную (в единственной комнатке — и мастерская,
и школа-студия, выпустившая сотни учеников). По нему
можно проверять время: в 8 часов он уже на занятиях,
после которых — выполнение заказов или рисование для души.
Одновременно с этим работа над словом. Очень часто
он удивляет новыми стихами, метафорическими образами,
остроумными словесными формулами и даже новыми словами.
Такими, например, как в стихотворении «Я сижу на крылечке»:

Я сижу на крылечке

И тоскую все чаще:

Обезрыбили речки,

Обеззверили чащи.

Обесптичили рощи…

Мы бедней год от году,

А чего было проще —

Поберечь-то природу!

Георгий Иннокентьевич — интересный собеседник, от него
можно услышать рассказы о том, как жили на Илиме в стародавние
времена, об охоте, рыбалке, грибах и ягодах, лесных
угодьях, реках и горах. Кажется, он знает многие деревья
в погодаевском лесу «в лицо» — он рос вместе с ними.

Я помню на родине каждый кусток,

Травинки, былинки, росинки,

И речки Тушамы прозрачный поток,

И трепетный факел осинки.

Память постоянно возвращает поэта в прошлое, когда была
еще жива Илимская пашня, кормившая всю Сибирь, но «погубленная
бесчеловечно». В «рукотворных глубинах» моря исчезли
«золото детства и серебряной юности свет». В стихах,
прозе, на холстах Г.И. Замаратский воссоздает картины
жизни «земли отцов», «святой нашей старины». Можно сказать,
он обладает энциклопедическими знаниями природы Приилимья
— «творительницы всех чудес», о чем свидетельствуют
его очерк о птицах Приилимья, рассказы, повести, романы
«Дедушка Тирдачка», «Поселенец», «Твой ход, Яверя»,
«Пыхуны»и др. Не специальное образование, а опыт народной
жизни сделали его историком, художественным летописцем
родного края, этнографом, географом, филологом, в самом
полном смысле слова знатоком Приилимья. Знания эти согреты
«теплом отеческого дома».

Мы не спешили говорить,

Но мы умели наблюдать,

Как вьется паутины нить,

Как хлеб растет, смеется мать.

Мы не могли так говорить,

Как городские говорят,

Зато могли боготворить

Родных полей земной наряд.

Редкое явление в искусстве — самоиллюстрация. Живописные
холсты Замаратского — великолепная иллюстрация его
поэтических строк. Нет сомнения в том, что многообразие
творческих интересов этого человека говорит о его духовном
богатстве, требующем столь разнообразных способов и средств
для своего выражения. Имя Замаратского-художника
особенно широко известно в Приилимье. Во многих частных
домах, школах, в холлах различных учреждений можно увидеть
портреты его кисти и пейзажи. Каждый учащийся знает
о школе рисования Замаратского, каждый взрослый читал
хотя бы по одному стихотворению, статье или рассказу
и видел его картины на выставках — это говорит
о признательности и любви поклонников его замечательного
таланта.