Пару лет назад лесники Усть-Илимского лесхоза задержали пацанов, по вине
которых загорелся пригородный лес. Размазывая слезы по щекам, мальчишки
оправдывались: «Мы лес не поджигали. Мы подожгли только кучу мусора,
которую дачники навалили. Мы хотели, чтоб в лесу чисто было!».

Хорошие ребятишки, и цель, ради которой они чиркнули спичкой, вполне
благородна. Но не знали школьники элементарной вещи, что в майскую сушь не
только костерок, и уж тем более горящая свалка, но и любая искорка таят в себе
смертельную опасность для леса, который они хотели очистить от
мусора.

Мы, сибиряки, да, пожалуй, и все россияне, от рождения очень любим природу.
Любим душой и сердцем. Но, к сожалению, не разумом.

Слепую любовь к живой природе можно, вероятно, объяснить тем, что
генетические корни сибиряков уходят не в камень городских мостовых, а в
живую почву лесных деревень. Но правда и то, что стремление к борьбе с
неласковой сибирской природой, неукротимое желание приспособить ее к
собственным потребностям тоже заложено в нас на генном уровне.

Сейчас модно идеализировать отношение предков к естественной природе.
Они относились к ней с должным почтением, но без умиления,
прагматично. Зверя лишнего, это правда, в былые века не били. И рыбы лишней
не ловили. Но, скорее всего, не потому, что осознанно берегли природу, а потому,
что охота и рыбалка были в то время тяжким трудом, а не забавой, как сейчас.
Главное же, что излишки мяса и рыбы в Сибири все равно продать было некому.
При этом еще два-три века назад для сибирского крестьянина было вполне
обычным делом вырубить ближний лесок для устройства собственного огорода
и покоса. А нарубить жердей для изгороди за деревенской околицей, даже если
там рос молодой кедровник, — тем более. Это считалось нормальным и даже
полезным, потому что, отодвигая кромку леса от деревни, люди защищали свои
жилища от лесных пожаров. И деревенские бани испокон веков строились (в
противоречие сегодняшним представлениям об охране природы) на берегах
речек, озер, прудов: чтоб и воду в баню носить недалеко было, и сточную канаву
от бани до той же речки выкопать. Стыдно говорить, но даже хлам
бытовой в некоторых деревнях было принято зимой на речной лед выбрасывать,
чтобы с весенним половодьем унесла его река куда подальше.

Побывайте в старой сибирской деревне, которую и сегодня еще прогресс не
слишком затронул. Не найдете вы на ее улицах ни древних, сохраненных
нашими предками сосен, ни старых берез. В лучшем случае увидите тополя,
сирень в палисадниках, высаженные современными поколениями. А в худшем
случае увидите почерневшие от времени дома, разбросанные
по обширным пустырям, похожим (если внимательно рассмотреть землю под
ногами) на заброшенные свалки старых валенок, галош и костей домашнего
скота. Все остальное перепрело и превратилось в землю. И в округе, за околицей,
— не лес, а лишь отдельные, случайно сохранившиеся деревья.

Такова была экологическая культура наших недавних предков. Она не
противоречила искренней любви к природе, потому что еще два-три века назад
подобное отношение действительно не могло принести практически никакого
ущерба окружающей среде, потому что Сибирь огромна, а людей на
современной территории Иркутской области жило, может быть, меньше, чем
теперь в одном микрорайоне областного центра. И хлама бытового в те времена
образовывалось в тысячи раз меньше, чем
сегодня: вещи — от одежды до мебели по мере износа десятки раз переделывались
из одного в другое, а полиэтилена, пластиковых бутылок и прочих разовых
упаковок не было вовсе.

Сегодня ситуация изменилась в корне. Теперь один какой-нибудь химпром или
ЛПК за сутки выбрасывает в природу столько грязи, сколько все былое
население Сибири и за десяток лет не скопило бы. А менталитет и
экологическая культура населения остались во многом прежними. Причины
современных экологических нарушений и даже преступлений кроются, конечно
же, не в злом умысле отдельных людей или корпоративных групп и даже не в
слепой погоне промышленников за прибылью, как считают многие, а в
неосознанном, но очень стойком массовом убеждении, что природы в Сибири
очень много. Все нарушители современного природоохранного
законодательства, оправдывая свои действия, рассуждают примерно одинаково:
«Сибирь слишком велика, чтобы один (лично мой!) конкретный факт
— будь то брошенный в лесу костер, не работающие должным образом очистные
сооружения или прекращение уголовного дела по незаконной вырубке
— мог нанести природе всей Сибири заметный вред». Повторю еще раз, что дачник,
выбрасывающий в соседний лесок пакет с мусором; дворник, сжигающий в
городе осенние листья и бытовой мусор; руководитель промышленного гиганта,
экономящий деньги на ремонте и модернизации очистных сооружений;
чиновник, раздающий налево и направо земли зеленых зон городов под
строительство частных коттеджей; прокурор, легко прощающий нарушения
экологического законодательства: — все это и многое-многое другое звенья
одной цепи, имя которой — массовая экологическая безграмотность.

Вера Шленова, председатель Иркутского совета Всероссийского общества
охраны природы, считает сам факт принятия этого закона знаменательным
событием уже хотя бы потому, что в процессе его разработки представители
общественности, включая академическую науку, исполнительной и
законодательной ветвей власти сумели договориться между собой, что они
поняли друг друга. Именно это триединство в стремлении к общей цели, по ее
мнению, дает надежду на успех.

Соглашаясь с ней, хочу заострить внимание еще и на другом триединстве,
сформулированном в самом названии закона: образование, просвещение,
формирование культуры. Именно оно отличает закон Иркутской области от
подобных, принятых раньше в нескольких субъектах федерации. Именно
комплексность нашего закона сделала его популярным в сибирских и
дальневосточных регионах задолго до официального принятия. Три, четыре года
назад к нам уже приезжали делегации с Дальнего Востока и из других мест,
чтобы посмотреть черновики и первые наброски текста будущего закона, чтобы
понять логику и суть идеи. А пару лет назад в Иркутске была проведена большая
конференция по этой проблеме. В ней принял участие и широко известный в
педагогических кругах профессор А.Н. Захлебный. Его лаборатория
экологического образования Российской академии педагогических наук
принимала деятельное участие в разработке нашего областного закона, а сейчас
работает над созданием аналогичного федерального закона для всей России.

На рабочем столе у Анатолия Малевского, начальника департамента по охране
окружающей среды областной администрации, лежит текст принятого закона.
Теперь это еще один его «настольный» документ, заглядывать в который
придется часто.

Подчеркнув такие достоинства документа, как комплексность и направленность
на непрерывное экологическое образование — от дошкольного до послевузовского
повышения квалификации, Анатолий Леонидович подчеркивает особую
важность статей и пунктов, указывающих на необходимость дополнительной
подготовки и переподготовки руководителей и специалистов организаций,
деятельность которых осуществляется в сфере охраны окружающей среды. Еще
важнее требование закона о повышении экологической квалификации
должностных лиц властных органов разного уровня. От них зависит многое, и их
ошибки порой обходятся очень дорого.

— Если в Федеральном законе «Об охране окружающей среды…» подобные
требования только продекларированы, — говорит Малевский, — то в нашем
указаны механизмы, как это сделать на практике.

Очень важным считает А. Малевский положение статьи N 4, в которой
говорится, что политика области в указанной сфере будет строиться на основе
целевой программы, которую необходимо разработать. Именно скрупулезно
продуманная программа, одобренная всеми заинтересованными сторонами и
официально принятая властью, станет главным механизмом исполнения
принятого закона. Прямое указание закона на необходимость ее разработки, по
образному выражению Малевского, — это стартовый выстрел, начало осознанного
и целенаправленного движения общества к новой экологической культуре или,
если хотите, к новому менталитету, к новому образу жизни в соответствии с
сегодняшними реалиями.