Рыболов

Камчатка, Кроноцкий заповедник, конец августа.
Закончив наблюдения в Долине
гейзеров, экспедиционный отряд Сибирского
энергетического института выходил к океану. На
ночевку встали возле домика встреченного накануне
лесничего. Он подтвердил то, что мы слышали раньше:
весьма вероятна встреча с медведями. Они здесь
мирные, питания хватает, но… Насчет «но» мы
понимали, а насчет «мирные»… В Прибайкалье медведи
бывают до 300 килограммов, а на Камчатке — до 700.
Заденет такой лапой, мирно отгоняя комарика, и
ищи потом свою голову в кустах.

Первый встреченный медведь оказался небольшим,
килограммов на двести, и очень красивым, как в цирке.
Он стоял метрах в пяти от тропы и объедал
голубичник. На нас — ноль внимания, аж
обидно, будто каждый день людей видит.

Кордон, возле которого мы разбили лагерь, стоял на
берегу речки. По речке поднималась на нерест горбуша
— как в кино, валом, вода кипела. Заповедник
— оно, конечно, но решили позволить себе поймать три
рыбины: и уха, и главное — натуральная, не из
маленькой баночки красная икра. Вбили гвоздь в
обломок доски, загнули — вот и удочка. И скоро на берегу
трепещутся две огромные горбуши, наш друг тянет
третью, а в десяти шагах от него в воду с плеском
входит медведь. Рыбак остолбенел — именно так! — с
рыбой на гвозде, все смотрим на медведя. Войдя по
брюхо в речку, он занялся делом. Не имея доски с
гвоздем, миша мощно, с брызгами, бил лапой по рыбьей
толпе. Подцепит когтем, поднесет ко рту, выест за
один хап брюшко с икрой, бросит через плечо тушку, и
опять по рыбам — бац! Ну, профессионал.

Под утро проснулись от шума, прямо грохота и
сотрясения палатки: опять землетрясение на этой
Камчатке. Но оказалось поинтереснее: вчерашний
темнобурый рыболов и еще два его приятеля
пытались сорвать прочные,
медведеустойчивые ставни с домика. Видать, икра да
голубика с муравьями им приелись, захотелось
сухариков. Не справившись с поставленной задачей,
медведи залезли на мощный стол под навесом, стали на
нем то ли драться, то ли играть… Мы
быстренько собрали свой бутор и ушли от греха: вдруг
троица захочет и нас вот так повалять. Запах зверя,
его дыхание рядом, пасть с клыками, взмахи могучих
лап с серпами когтей — такое не забыть. Потом, дома,
в книжке иркутского писателя, охотоведа и
натуралиста Семена Устинова «Год и вся жизнь
медведя» я прочел: «зверь строгий, умный, но с
неуравновешенной зоопсихикой, невозможно
предугадать, как он поведет себя».

Десятый лишний

Восточный берег Байкала, предгорье Баргузинского
хребта, нижнее течение Шегнанды, середина июля.
Задача замыкающего туристскую группу на маршруте —
идти всегда последним: подгонять отстающих,
сдерживать направляющего. А если кому-то надо
отстать, то дожидаться. Шел второй день
четырехнедельного, высокой категории сложности
маршрута. Я был замыкающим. После первого привала, когда
контролируемые отставания — я это точно знал! — еще
не начались, услышал шаги сзади. Приостановился,
посторонился: как это я не заметил, что кто-то
отстал? Шаги сзади затихли. Что за черт! С досадой
повернул шею: мама моя! В двух метрах от меня
стоял медведь. Это был, вероятно,
годовалый медвежонок-пестун ростом в холке чуть
побольше московской сторожевой или собаки-водолаза.
Я пошел — и он пошел. Я дал сигнал группе: один
свисток — направляющему остановиться, всем подойти к
нему, ждать замыкающего. Представляете: замыкающий
медленно подходит в сопровождении медведя —
небольшого, но настоящего. Страха у группы не
было: один маленький против девяти больших. Этот
маленький — вообще-то маленький по отношению к
медведю большому, но он был явно тяжелее любого из
нас с рюкзаком. Шуточки типа: «Девушки, вы его в
свою палатку берите, вас всего двое, вам же холодно»
— быстро иссякли. Судя по спокойному и уважительному
поведению гостя, его ухоженности,
он не был одиночкой, а принадлежал к
медвежьему сообществу — скорее всего, к семейному:
мама, он и парочка маленьких сестренок-братишек.
Подобные сообщества в прибайкальских горах лично мне
довелось видеть неоднократно (слава богу, издали…).
Очень может быть, что медвежонок принял нас за своих
собратьев. Это бы ладно, но курьез был не
столько забавным, сколько опасным: медведица должна
отправиться на поиски своего отпрыска, она
гарантированно скоро найдет его в нашем обществе и
инкриминирует нам дурные намерения. А такое
никому не надо, приключений мы не ищем, их более чем
хватает в горной тайге. Чувствуя неловкость перед
медвежонком, который стремился к нам явно всей
душой, мы его отогнали свистом. Медведь, похоже, не
обиделся: встал (пока мы стояли, он сидел, как
собака) и спокойно ушел назад по следу. А
мы до вечера шли в повышенной оборонной готовности:
сзади трое мужчин с топорами снаружи рюкзаков, с
двумя фальшфайрами. В лагере всю ночь
горел костер. Все обошлось. Шутки же
насчет неиспользованной девушками возможности
получить в палатку мехового третьего звучали до
конца похода.

Кража со взломом

Западный берег Байкала, Байкальский хребет, истоки
Куркулы, середина августа. Определяя трассу горного
похода высокой категории сложности, мы стараемся
сделать петельку на недельку на первой половине
маршрута. Нужно дважды пройти через точку-узелок, где
сделать захоронку с продовольствием для дальнейшего
маршрута. Мы зарывали продукты в глубокие ямы,
присыпая сверху углями, замуровывали в скалах,
привязывали повыше к тонким деревьям, как это часто
делают охотники. А на этот раз пооригинальничали:
запыжили мешочками толстенный пустотелый пень
высотой метра два
— кто-то начитанный вспомнил, что в такой пень
ведьма спускала солдата за огнивом. Мы полагали, что
медведь не сможет залезть в пень сверху, поскольку
его края были пилообразны, тверды и остры, как пики.
Но медведь оказался умнее, чем мы думали (и умнее
нас…). Встав на дыбки, он ухватился за края пня у
основания и выломал боковину нашего амбара — все
это легко читалось. Нет, голодная смерть нам не
грозила: металлические банки под камнями
сохранились, в рюкзаках лежал неприкосновенный
запас, к тому же наступил сезон грибов и ягод. Но
ведь обидно же.

Взяв лучшего следопыта из группы, я начал изучать
место «преступления». Мы отсутствовали неделю, но
криминальное вскрытие тайника произошло незадолго до
нашего возвращения: от пня под небольшим углом
уходили два довольно свежих следа-пролома в
высоченный траве. И — о, чудо:
примерно в двадцати метрах, в конце
этих проломов, слегка прикопанные вырванной и еще не
увядшей травой и камешками, лежали два наших
разодранных брезентовых контейнера с порванными
мешочками с крупами, мукой, сахаром, солью,
макаронами, сухим молоком, специями, горохом,
фасолью. Все это было перемешано между
собой и с камешками. Пока завхоз горевал и
приходовал восстановленное продовольствие, а все
свободные от устройства лагеря сепарировали продукты
по мере возможности, я
самолично отправился на поиски третьего мешка — с
сухарями, галетами, чаем и кофе. Увы, след,
найденный в камнях с сорванным мхом, вскоре ушел в
глубокое ущелье с ручейком. С осторожностью
поднявшись по камням в горный цирк-кар, я прекратил
поиск. Опасность встречи тет-а-тет с новым
владельцем мешка возросла, доказать право на
собственность я бы не смог, убежать от нового
владельца нашего товара по огромным валунам было бы
невозможно. Мешок либо унесен далеко,
либо надежно упрятан в
камнях. Мы не раз встречали у тропы вывороченные
(вдвоем не сковырнуть) валуны — медведь добывал там
жуков, личинок.

Сухари мы заменили лепешками (соли вот добавлять в
муку уже не требовалось…), чай и кофе — отваром и
настоем душистых лечебных трав, а впечатления от
медвежьего криминала, который удался неполностью, —
это надолго.