Его хозяйство одно из лучших не только в Качугском районе,
но и в Приангарье. Даже в минувшем году вопреки
жесточайшей засухе Василий Павлович вырастил
неплохой урожай. Однако выручить всех земляков, кто к
нему обращался, не смог. Работает Хмелев в Манзурской
зоне, где раньше был огромный совхоз с аналогичным
названием. Потом разделился на три части, из которых по-
настоящему жизнеспособным оказалось только ОАО
«Аргунское». Самое горькое заключается в том, что вместе
с этими разделами-переделами в несколько раз сократилось
хлебное поле. А люди-то остались. Чтобы выжить, они
волей-неволей вынуждены расширять свое личное подворье,
сделав ставку на живность. А ее надо кормить. Чем? Только
одного сена корове требуется не менее трех тонн. Но где
взять зернофураж, солому, если поля не пашутся, хлебом не
засеваются? Тут, как назло, на протяжении уже нескольких
лет раз за разом случается засуха, которая в минувшем
году достигла своего апогея. Подчистую выгорели луга,
сенокосы. Если тот же Хмелев с поля взял более-менее
сносный урожай, то с гектара покосов получил лишь по три
центнера сена, или в несколько раз меньше обычного.

— Природа словно ополчилась против крестьян, — с болью
говорит начальник Качугского сельхозуправления Михаил
Иннокентьевич Жданов. — Обычно уборку заканчиваем и всю
скотину — на жнивье. Стараемся побольше в поле ее
держать, чтобы корма сэкономить. Нынче же в
октябре-ноябре снег выпал, да еще столько его оказалось…
Высота покрова вдвое больше обычного была. На какие же
поля выгонишь коров и бычков?

— Но люди выгоняют, — уточняет Хмелев. — А что делать,
если так мало сена и соломы запасено? Другой раз выедешь
в поле и слышишь, как где-то воронье каркает. Черно там от
птицы. Значит, завалилась чья-то буренка.

— Вот и у нас в Баяндаевском районе мор и сброс скота
идет по всей территории, начиная от Ользон, что находятся
на границе с Эхиритом, и кончая самой отдаленной и самой
северной территорией — Кырмой. Только два хозяйства
успешно заканчивают зимовку: СХПК «Путь Ленина» и «Колос»
(Шаманка). В остальных же…В Хадае почти кончили
общественное стадо, Загатуй свои последние 30 голов
решил перебросить в другое хозяйство и поставить на
откорм. Гибнет частный скот и общественный. У одного
инвалида в Хадае буквально в стайке пало пять голов. Пока
лежат там, вытащить не могут. Даже у руководителя одного
из сельхозпредприятий погибли две буренки. Пытаются принимать меры,
но привезут КАМаз силоса — и село в драку. По полтора-два
мешка на корову достанется, но этого хватит лишь на
день-два, а потом чем кормить? Сейчас силос возят из
Алари. Не ближний свет.

Иные хозяева пытаются продать скотину. По
словам местных жителей, перекупщик, что на тракте стоит,
дает тысячу рублей. Да еще приговаривает: «Радуйся, что
взял у тебя. Тут же один суповой набор».

Самые тяжкие испытания выпали на долю тех, кто оказался
предоставленным самому себе. То есть они или не являются
работниками сохранившихся коллективных хозяйств, или живут
там, где подобные предприятия развалились. Упрекать же
за то, что не позаботились о себе, было бы грешно. И не
только потому, что беде способствовали засуха и развал
хозяйств. Крепкая семья держит, к примеру, десять голов
скота, из которых 4-5 коров. Значит, в среднем на каждую
голову требуется две тонны сена. Чтобы заготовить столько
кормов, надо было десятки гектаров выкосить. Не будем
забывать, каким дождливым оказался прошлогодний август,
когда и наросла зеленая масса. Кстати, прошлой осенью,
проезжая Якутским трактом, я с удивлением и болью
наблюдал, что именно в сентябре развернулись работы по
заготовке кормов. Но августовское сено или, тем более,
сентябрьское — не чета раннеиюльскому. Питательность его
намного ниже.

Вообще-то крестьянин отличается от других социальных
групп и сословий тем, что в наибольшей степени живет
завтрашним днем. Засевая поля, он уже весной видит
желтеющие нивы августа. Снегопады и зимние метели
переносит на лето и рассчитывает, когда именно ждать
дождей. Ближе к осени прикидывает, что забить, что
оставить. Вот и минувшей осенью немало хозяев
намеревалось более-менее выгодно сбыть скотину, однако
наш перекупщик тоже не лыком шит. Сознавая, что
деревенским деваться некуда, ценовую планку так занижал,
что у иного хозяина непроизвольно вырывалось: «Креста на
тебе нет». Но тот, кто торговался да выгадывал, зимой
клял уже себя. Три-четыре года поил, кормил, ходил —
и вдруг не пришла, где-то в снегах кверху брюхом легла.

Непростая ситуация и в общественном секторе. Стремясь
уйти от падежа, иные активно занялись сбросом скота.
И чем ближе к пастбищному периоду, тем сложнее будет
обстановка. На 1 января 2003 года в сельхозпредприятиях
Иркутской области было 43313 коров, спустя ровно год
их осталось 35693. Только за нынешние январь и февраль фермы
лишились 1382 буренок. Хотя, с другой стороны,
удивительно, что в условиях такой тяжелейшей зимовки
суточные надои в марте превышали уровень прошлого года на
200 граммов и составляли шесть килограммов. Тут сыграли
свою роль наши «молочные локомотивы». Филиалы СХОАО
«Белореченское» имеют 3924 коровы, что превышает 11
процентов от областного дойного стада, и получают от каждой
из них по 10,8 килограмма молока, или на литр с лишним
больше уровня прошлого года. На рекордный уровень
суточных надоев вышел СПК «Колхоз «Годовщина Октября»
Куйтунского района, а у него тысяча коров. Почти на два
литра доят больше животноводы ОАО «Агрофирма имени
Галзицкого» Иркутского района. В ООО «Иркутское» хотя и
снизились суточные надои до 15,6 килограмма, но здесь
коров вдвое больше по сравнению с прошлым годом. Почти на
сотню коров увеличил дойное стадо СПК «Окинский»
Зиминского района, поэтому незначительное снижение
суточных надоев не сказалось отрицательно на областных
показателях.

Хозяйства-лидеры оказали положительное влияние на
ситуацию в своих районах, и по этой причине Куйтунский
район ежедневно на 3,2 тонны больше производит молока,
чем в прошлом году, а Черемховский — на 2,6 тонны.
Однако в 17 районах из 23 произошло снижение валового
производства, что свидетельствует о сложной ситуации
по области. В середине марта надаивалось по 204,8 тонны
молока в сутки, или на 37,6 тонны меньше прошлогоднего.

— Понимаете, не усмотрел он, — говорили мне про одного
крепкого руководителя. — У него доярки прямо из кормушек
сенаж выгребали. Отсюда и такие низкие надои.

Увы, при слабом контроле иной скотник не считает за грех
утащить домой полкуля комбикорма, а доярка, чаще всего из
числа матерей-одиночек, как само собою разумеющееся —
прихватить после вечерней дойки трехлитровую банку
молока. Но чтобы сенаж из кормушки…

Не знаю, явится ли нынешняя зимовка моментом истины для
сторонников реформ в аграрном секторе, и прежде всего тех
из них, кто словесами пытается заглушить тревогу в себе,
в обществе по поводу складывающейся ситуации на селе. Уже
более десяти лет идет полемика между сторонниками старого
государственного подхода к аграрному сектору и нового,
который предполагает самовыживание его. У каждой из
сторон свои принципы. «Нам не выжить без села!» —
говорят первые, подразумевая под этим моральную и
материальную помощь деревне. У прогрессистов своя
идеология и…семь пятниц на неделе. Начинали они с
требования: «Дайте землю мужику, и он нас накормит». Не
накормил. Затем власти запустили почти столыпинский
лозунг: «Помогать сильным и крепким!» После заявления
президента Путина о том, что страну
накормит крупное сельскохозяйственное производство, на
местах тоже перестали стесняться говорить об этом. Затем
вспомнили про эффективного собственника, в нем, мол,
спасение. А в последнее время в ответ на просьбы
коллективных хозяйств и фермеров о помощи следовало
напоминание: вы теперь частные хозяйства и хозяева.

Иные
формулировки требуют расшифровки. Упрекать какой-то СХПК
(сельскохозяйственный производственный кооператив) за
то, что он реформировался, глупо. В декабре 1991 года был
опубликован указ президента о реформировании всех
колхозов и совхозов. Попробуй не выполни его. Вот и
последний призыв к крестьянам, который выглядит как
заклинание «Не просить, а работать» нуждается в
уточнении. Лет 15 назад село не просило денег на горючее,
технику и удобрения. Оно их зарабатывало. И чем больше
производило продукции, тем солиднее были доходы, поэтому,
ни копейки не клянча, крестьяне всю свою энергию
отдавали полю и ферме и производили в два-три раза больше
товарной продукции, чем сейчас.

Самые упертые сторонники реформ
предпочитают ориентироваться на Запад и не видеть ни
вчерашний день России, ни позавчерашний, да и реалии
сегодняшнего дня весьма странно интерпретируют. «Да,
совхоз развалился, фермы опустели, но посмотрите, сколько
скота теперь у населения», — говорят они. Скота, возможно, и больше. Но
намного ли и у кого он в основном стоит? Прежде всего, у
тех хозяев, кто трудится в крепких сельхозпредприятиях.
Возьмем Боханский район. Согласно моим расчетам,
сделанным на основе статистических данных за 2000 год,
наибольшее количество живности приходилось на одно ЛПХ в
самом крепком предприятии, в ОАО «Россия» (председатель
Н.Я.Долбаев). В сельхозпредприятиях послабее
население имеет меньше скота. А в селе Тихоновка, где
развалился колхоз имени ХХII партсъезда, где исчез и
леспромхоз, там и живности в 1,5-2 раза меньше, чем в
«России» или в соседнем ОАО имени Калинина. Та же
ситуация и в Баяндаевском районе. Сумели труженики ОАО
«Путь Ленина» и их лидер Анатолий Владимирович Германчук
сохранить предприятие, и теперь даже в таких сложных
условиях нет падежа частного скота. Зато в самом
райцентре положение намного сложнее. В ООО «Анга»
Качугского района (директор П.И.Козлов) рабочие не
тревожатся по поводу доставки кормов к своей усадьбе. «О
тебе позаботятся, а ты работай и не отвлекайся». Вывод
напрашивается сам собой: сумеет область, государство
сохранить сельхозпредприятия, укрепить их — сохранится и
укрепится личное подворье.

Но если вернуться к погодной ситуации, то было бы
интересно узнать от наших метеорологов информацию о
благоприятных периодах, фазах и тяжелых. По моим
личным ощущениям засухи, равнозначной прошлогодней, в
Иркутской зоне на протяжении последних лет 35 еще не
было. Хотя и раньше возникали большие сложности с
обеспечением кормами. Причем не в одном только
Приангарье. Не случайно лет 30 назад появился лозунг «О
кормах, как о хлебе.» На стыке 70-80-х годов с небольшим
интервалом проходили пленумы ЦК КПСС, посвященные
проблемам мелиорациии. Выделялись колоссальные средства
для строительства оросительных систем. Продолжался и
научно-производственный поиск, который порою выходил за
рамки рационального. Именно в то время на некоторых
лесоперерабатывающих предприятиях Северо-Запада
проводились опыты по превращению опилок с помощью гидрализации
в кормовые добавки. И, как писали отраслевые
газеты, получалось что-то подходящее.

Неплохим подспорьем оказалась заготовка болотной кочки
для свиней. Инициатор той кампании — Куйтунский район.
Болотная кочка — это травяная масса,
спрессованная, полуперепревшая. А свинья, как известно,
всегда своим пятачком в земле копается. Помню, как вместе
с секретарем Жигаловского райкома партии наблюдали за
ходом заготовки кочки в лютый декабрьский мороз, когда
наконец-то по-настоящему застыли болота и туда можно было
выводить тяжелую технику. Благодаря болотной кочке
жигаловскому колхозу «Знамя Советов» удалось сохранить
свиней, не допустить большого падежа поросят. До начала
80-х годов обком партии давал разнарядку городским
коллективам на заготовку березовых веников для ферм.
Заготавливали. Тут тоже ничего необычного. В начале 1900-х
«Иркутские губернские ведомости» целую полосу отдали под
статью, в которой расхваливался веточный корм. А крестьян
центральной России выручала не береза, а соломенная
крыша. Лучше в холодной избе встречать весну, чем
остаться к лету без коровы.

Вообще-то публикации конца ХIХ века — начала ХХ
свидетельствуют о том, что и тогда природа пробовала
крестьян на излом. В январском номере «Ведомостей» за 1901 год
сказано, что в Иркутской губернии «собрано зерна 5080
тысяч пудов (81280 тонн), или на 2030 тысяч пудов меньше
против прошлого года и на 864 тысячи пудов против
среднего за пятилетие». Стоит ли после этого удивляться
тому, что даже у зажиточных балаганских крестьян средь
лета дохла скотина от бескормицы? Если чему и
удивляешься, так это тому, что, работая в таких сложных
условиях, наши предки в отличие от нас не сдавались,
наращивали производство. Так, в 1900 году Приангарье
имело 359,9 тысячи голов крупного рогатого скота, в 1928
— 677 тысяч, а на 1 января 2001 года — 411,3 тысячи
голов. Коров было в 1928 году 275 тысяч, на 1 января 2001
года — 197,9 тысячи. Свиней имелось 63,4 тысячи в 1900
году, 380 тысяч — в 1928-м и 309,5 тысячи голов — на 1
января 2001 года.

В прошлом мы нередко иронизировали по поводу того, что в
день Октябрьской революции наши лидеры обычно сравнивали
«день сегодняшний» с показателями наиболее удачного 1913
года. Сегодня, когда возвращаешься в далекое прошлое, то
стыдно перед дедами и прадедами становится, перед
старшими поколениями. В 2001 году Россия имела скота,
коров, овец и коз в 1,2-3 раза меньше, чем в 1916 году. И
никакой частный сектор не спасает положение. Производство
же молока и мяса по сравнению с дореформенным периодом
сократилось в 1,7-2,2 раза. Правда, прежние успехи не с
неба валились. Ревом ревели иные руководители по поводу
чрезмерной, как они заявляли, нагрузки.
На исходе крайне засушливого лета приходилось одних механизаторов
направлять свои поля убирать, а других снаряжать на
заготовку соломы в чужие края: на Волгу, Кубань, Амур.
Порою удавалось договориться с Казахстаном о бартерных
сделках: мы им — лес, они нам — сено, зерно, комбикорма и
семена многолетних трав. Правда, обком просил журналистов
не афишировать подобные сделки.

— Мне довелось быть начальником сводного отряда, который
заготавливал солому на Волге, — вспоминал на днях бывший
директор совхоза. — Чековую книжку в карман — и вперед.
Кормили механизаторов как на убой. Хватало и на водку. Не
без этого. Ведь целый день ребята на ветру да на морозе
солому прессовали. Проблем с отправкой не возникало. Если
в войну была зеленая улица военным грузам, что шли из
Сибири на фронт, то теперь с запада на восток везли
солому. На железнодорожных документах — красная полоса.
Государство не могло допустить падежа и резкого снижения
продуктивности.

А в это время по Якутскому, Александровскому трактам шли
и шли грузовики с прессованными тюками. И для нас,
журналистов, главным было рассказать, как используется тот
корм. Парится ли солома, обрабатывается ли известковым
молочком, дрожжуются ли концентраты. Это уже потом
серьезно занялись кормопроизводством. Донник, корнеплоды,
люцерна, зеленый конвейер, осушение и орошение — вот
что становилось главным. И потому
даже в самую лютую зиму не дохла скотина, не гнали
предприятия машины с коровами на мясокомбинаты. Нет,
негоже от прежнего опыта отказываться. Но для возрождения
кормопроизводства нужны деньги. Деревня просит их не
на проедание, а чтобы вовремя и хорошо посеять, удобрить,
чтобы заготовить вдоволь кормов, словом, звонкая монета
нужна для работы. Чтобы в конечном счете пили мы молоко
иркутское, закусывали хлебом Приангарья да собственное
мясо имели на котлеты и шашлыки.