"Уныло жить не хочется"
Режиссеру Александру Ищенко -- 65! В театре -- праздник. В честь юбиляра ТЮЗ им. А. Вампилова дал спектакль "Прощание с Матерой" -- последнюю по времени его работу. Спектакль по повести В. Распутина стал участником уже трех фестивалей. На недавнем, в Москве, первом международном театральном фестивале "Золотой Витязь", где свои лучшие работы представили 32 театра, наша "Матера" получила "серебряный" диплом и, как сказал директор "Витязя", режиссер Ю. Калантаров, стала настоящим украшением форума русского искусства. Именинника чествовали на сцене, вместе со зрителями, а потом и за кулисами. Приветственные речи, цветы, подарки... А уже после -- наша беседа.
Из актеров — в режиссеры
Около сотни поставленных спектаклей в «копилке» Александра
Ищенко.
— Самый первый помните, Александр Валерьянович?
— А как же! Я поставил его в 20 лет, когда закончил
Днепропетровское театральное училище. Свои же ребята,
сокурсники, «назначили» меня режиссером. Это был Криворожский
драмтеатр, куда мы распределились. Режиссер предложил:
«Что вы сидите, ждете у моря погоды? Выбирайте пьесу,
ставьте. Если надо, помогу». Взяли «Дальнюю дорогу»
Арбузова.
— Вы ведь учились на актера, не режиссером мечтали
стать. Успели поиграть?
— Да. Первая моя роль — деревенский паренек. Он приехал
в Москву, его тут же напоили, ограбили и избили. Была
такая повесть «Сержант милиции» (автора не помню).
Еще играл плохого школьника, который не любил негров
и издевался над хорошим негритенком (пьеса Любимовой
«Снежок»). И свинаря поиграл в комедии на сельскую
тему «Свидание у черемухи»…
В театре признавали, что играл я неплохо. Я вообще-то
артистом был неплохим, подающим надежды — и в училище,
и в театре. Когда настропалился уходить, директриса
сказала: «Слушай, Саша, не уходи. Ты перспективный артист.
Мы тебе денег добавим! «Мы, начинающие, получали по
50 рублей в месяц. Мне повысили аж до 65. Должен
вам сказать, что тех денег вполне хватало на еду, на
то, чтобы немножечко развлечься — сходить в кино, выпить
вина, а иногда купить какого-нибудь вельвета и сшить
брюки. И родители еще помогали.
— Почему же ушли в режиссеры?
— Так получилось, что еще в училище, начиная артистом,
попал в режиссуру. На четвертом курсе ставил пьесу
Коростылева «Через сто лет в березовой роще» в академическом
украинском театре имени Шевченко. На спектакль приезжал
Коростылев. Был Евтушенко. Все тогда еще молодые…
На пятом курсе меня пригласил режиссер Евгений Сахаров
к себе на Сахалин — на два моих дипломных спектакля
(«Мамаша Кураж» и «Чайка»). Сахаров дал мне рекомендацию
на режиссерский факультет в театральный институт. «У тебя есть все основания…» — сказал.
А однажды в театр приехал на постановку
московский режиссер, он попросил меня стать ассистентом,
присматривать впоследствии за спектаклем, чтобы тот не
разваливался…
«Широка страна моя родная…»
Жизнь помотала А. Ищенко по стране, бывшему Советскому
Союзу. Родился он в Биробиджане, а жил, учился и работал
на Украине, в Казахстане, Узбекистане, на Сахалине…
Ставил спектакли в Южно-Сахалинске, Томске, Новокузнецке,
Калининграде, Советске (рядом с Калининградом), Семипалатинске,
Алма-Ате, Благовещенске, Тынде…
— Вы, как военный, с места на место, колесили по стране…
— Обычное дело. В театре работаешь лет пять, максимум.
Было интересно (молодому человеку!) поменять географию,
проехаться от Калининграда до Сахалина и обратно, посмотреть,
что, где… А тогда еще пошла смена поколений, проблема
кадров, и поэтому гонялись за молодыми режиссерами.
Обучение у нас было хорошее, основательное, не было
в то время режиссеров-заочников, и на учебу нас принимали
уже с каким-либо образованием, жизненным опытом…
В Иркутск Александр Ищенко приезжал трижды, пока не
осел здесь окончательно. В 1974 году он поставил свой
первый спектакль в ТЮЗе — «Трень-брень» по пьесе Радия
Погодина. В 1980-м здесь родилась замечательная постановка,
на которую ходили, о которой говорили, — «Пора тополиного
пуха».
— А в 1988-м приехал сюда по приглашению. Вместе с
женой, актрисой Людмилой Стрижовой, это ее родина. Из
театра ушел Кокорин и вместе с ним — 13 актеров, ТЮЗ
остался без спектаклей. К этому времени я уже понял,
что не хочу работать главным режиссером (был им в Семипалатинске,
Новокузнецке). И, как выяснилось, правильно. Главный
режиссер ровным счетом ничего не решает. Он зависим
от воли директора, это, извините, туалетная бумага под
ним.
— В вашей жизни были еще и Ленинград, БДТ, Товстоногов…
Как это получилось?
— Товстоногов увидел мой спектакль «Все в саду» Олби.
Это было на наших гастролях в Алма-Ате (я тогда работал
в Семипалатинском театре имени Достоевского). И сразу
пригласил к себе на стажировку. Три года я прожил в
Ленинграде. Сидел на репетициях у Товстоногова, а когда
он поехал за рубеж, я по его замыслу репетировал «Волки
и овцы». Георгий Александрович оставлял меня в БДТ.
Но у меня была семья в Семипалатинске, квартира. И потом,
чтобы утвердиться в Питере, надо было лет в 25 там быть,
просидеть у Товстоногова годков 6-7, чтобы что-то получить.
Он же там был «царь, бог и воинский начальник»…
— Режиссер — профессия одинокая. Актеров много, режиссер
— один, ему труднее. Согласны?
— Я уже привык. Хотя совсем одиноким никогда себя не
чувствовал. Однако есть закон: когда у режиссера что-то
не ладится, виноват он один.( А если не заладился спектакль
— режиссер остается в полном творческом одиночестве). Я
почувствовал это на себе, когда меня выгнали из рядов
КПСС. За чтение и распространение антисоветской литературы
(Солженицын, Набоков, Булгаков). Было это
на Сахалине. Для меня наступило грустное время. Буквально
за полгода до этой истории комиссия Министерства культуры
смотрела мои спектакли и мне было предложено ехать в
Москву на Высшие режиссерские курсы, чтобы я имел право
принять театр. Но я до них не доехал. Более того, в
трудовую книжку мне вписали статью 47, пункт «В», означающий
недоверие. Что такое недоверие к работнику идеологического
фронта? Потеря профессии. Я довольно много помучился.
Это были 1968-1969 годы, борьба с диссидентством.
Мне грозило от трех до пяти лет. Меня не посадили только
по той причине, что первый секретарь обкома партии был
театралом и все время посещал спектакли вместе со своей
свитой. «В них нет никакой антисоветчины», — сказал
он.
В общем, было полно друзей. И вдруг мы остались вдвоем
с тележурналистом, с которым и обменивались этой литературой.
Одни на всем белом свете!
С Сахалина я уехал. Год болтался в Москве. А потом ставил
спектакли в Томске под псевдонимом «Шишкин» (Шишкина
— фамилия моей матери) — кстати, «прикрыться»
предложил партийный функционер Егор Кузьмич Лигачев.
— Актеры вас предавали?
— Ну почему же нет? Человек слаб. Но тут ведь дело
в том, как относиться к тому, что тебя предали. Можно
огорчиться, можно про это забыть. Проходит какое-то
время (у меня такое бывало неоднократно), встречаешься с
человеком, он к тебе идет с объятиями, а ты к нему
уже не чувствуешь ту степень теплоты, что была раньше.
Встретиться легко, а вот достойно расстаться не у
всех получается.
Вообще-то предательство предательству рознь. Бывает
ведь и так: человек — робкой
души, ушел в сторону, промолчал. Это же обычные люди.
Ну почему мы должны дружбу превыше всего ставить,
когда в семье-то не всегда можем достичь согласия,
взаимопонимания?
Я ни разу в жизни не выгнал из театра (15 лет был начальником)
ни одного артиста. Всегда считал: не я его тянул в театр,
не я соблазнял, и не мое дело решать его судьбу в данный
отрезок времени. Вспомнился смешной эпизод. В ресторане
ВТО, в Москве, главный режиссер Ярославского театра,
маленько выпивший, как-то признался: «Я зарекся больше
выгонять артистов из театра! Вот выгнал Смоктуновского,
а оказалось — он гений».
Репетиции
— Я мог репетировать с утра, в обед и вечером, без всяких
перерывов, неуемно. В год выпускать три-четыре спектакля.
Всегда любил свою профессию. На мой взгляд, творчество
имеет оздоравливающую возможность, когда в работу вступает
коллективное воображение, что-то предлагается со стороны,
задуманное тобой видоизменяется. Это освежающий процесс,
не дающий скиснуть. Воля режиссера — это убедительность
для артиста: почему он выбрал его, почему надо строить
роль именно в этом направлении… Если же артист предлагает
какой-то поворот, другое решение своего эпизода, интереснее,
чем я придумал, — что я буду упрямиться, отвергать?
Почему не помочь ему это дело развить, укрепить? Вы
думаете, мне интересно одному присутствовать в спектакле?
Я вообще не люблю присутствия режиссера в спектакле
— такое явное, показушное. Зрители-то приходят смотреть
не на режиссера, не на директора театра, а на артиста,
на то, как он играет.
Больше всего, кстати сказать, я люблю не результаты
своей работы. Люблю процесс. Если же что-то получится,
значит, я все-таки нужен. Этого мне достаточно.
Последняя новость. Валерьяныч, как зовут Ищенко в театре,
берется за новую постановку, о которой давно мечтал.
Это комедия Шекспира «Двенадцатая ночь».
«Если б снова начать…»
Среди подарков ко дню рождения оказались тюбики с
красками (от художников театра). Оказывается, Ищенко
рисует. Один гость рассказал, что картины Александра
Валерьяновича, в отличие от картин других художников,
в дачных местах, где обычно друзья отдыхают, расходятся
моментально. Их покупают!
— Потому что он их подписывает «Ван Дейк», — тут же
пошутил актер Виталий Венгер.
Так что на кусок хлеба театральный режиссер,
если что, заработает…
А если серьезно…
— Я не называю их картинами. Это скорее всего этюды.
Ну, может быть, этюды, приведенные в порядок в домашних
условиях. Этюд невозможно довести до конца с налета.
Лет пять назад в Лондоне, в Королевском выставочном зале,
была выставка-продажа картин, и в первый же день какой-то
банкир купил все четыре моих работы. Там были Байкал,
сибирская природа, река, натюрморт с нашими жарками.
Американец купил мои работы в иркутском салоне. Так
что мои творения есть в Америке, Англии, а еще — в
Израиле, Японии, Китае, Германии, Чехословакии…
Основательно, станковой живописью, я не занимаюсь. И
в художественном училище до этого не дошел, когда учился
в Биробиджане. Потом, кстати, совсем забросил это дело.
Уже в Иркутске меня сподвиг Борис Федорович Дубенский.
Я бывал у него на даче. Одному ему на этюды ходить
скучно было. «Вот тебе этюдник, холст, краски, пошли»,
— звал он меня. И все вспомнилось. Доброе дело не забывается.
Чувство цвета, композиции — все возвратилось…
— «Если б снова начать», Александр Валерьянович, что
бы вы выбрали, кем стали: художником, актером, режиссером?
— Я знаю, что все это не сахар. (Смеется). В художественное
училище поступил еще мальчишкой, в 14 лет. А всю сознательную
жизнь занимался театром.
— Театр лечит или калечит?
— Я не считаю себя полным калекой. Хотя и театральным
здоровьем не обладаю, не обладаю и театральным оптимизмом,
чтобы назвать это полным здоровьем. Однако у меня
не развилось негативного, отталкивающего цинизма по
отношению к тому, чем занимаюсь. Я ведь знаю, что
радости и печали, беды и неприятности бывают у каждого,
в любой профессии.
— Ваш жизненный девиз?
— У православных людей девиз один — «Отче наш». И
«уповати». Любовь к человеку. И «Избави нас от лукавого».
— Ваши спектакли, я заметила, всегда добрые, с юмором,
чаще — веселые (комедии), несмотря на безденежье,
серую хмурую действительность. Вы никогда ни на что
не жалуетесь, всегда шутите, улыбаетесь…
— Логически я живу в новой эпохе, а психологически
остаюсь в прошлой, как и многие, кто «оттуда», кто
там учился, влюблялся, рожал детей… Унылыми вещами
жить не хочется.
— И еще одна черта, за которую люблю вас.
Вы способны восхищаться работами других режиссеров,
актеров, радоваться чужим успехам, не завидовать. В
отличие от многих. Например, один известный московский
режиссер высказался: «Я, как и все режиссеры, не люблю
смотреть работы других режиссеров». Знаю, что многие
режиссеры не ходят на спектакли в чужие театры. И не
только потому, что очень заняты — им не интересно…
— Ну как же! Мы были недавно в Москве. Почему я не
буду радоваться за Театр имени Маяковского, что после
трагической смерти великолепного мастера Гончарова
на смену ему пришел его единокровник по вере, который
влюбил в себя и стариков, и молодых, поставил распрекраснейший
спектакль?.. (Это Арцибашев и его работа «Карамазовы»).
Или почему я не должен радоваться большой удаче маленького
актерского коллектива в Театре имени Ермоловой, поставившего
потрясающий спектакль «Железная воля» по Лескову?.. Почему
я не должен смеяться, восхищаться, радоваться или огорчаться?
Скажем, меня огорчил спектакль «Дети Ванюшина» в
Театре на Малой Бронной, который поставил хороший артист
Лев Дуров. Или «Ленком», элитный театр. Блистательное
оформление спектакля «Плач палача» (знаменитый художник
Олег Шейнцис), играют ведущие актеры, но общего дыхания
со зрительным залом нет…
Спектакли Александра Ищенко в иркутском ТЮЗе
Детский репертуар: «Вождь краснокожих», «Сестрица Аленушка
и братец Иванушка», «Маленький принц», «Пеппи — Длинный
Чулок», «Морозко», «Шишок», «Праздник кота Варфоломея».
Вечерний репертуар: «Прошлым летом в Чулимске», «Ромео
и Джульетта», » Изобретательная влюбленная», «До третьих
петухов», «Прощание в июне», «Дорогой Саша», «Любовь
и голуби», «Укрощение строптивой», «Странная миссис
Сэвидж», «А зори здесь тихие», «Дон Жуан в Севилье»,
«Точка зрения», «Прощание с Матерой».
