На рассвете 6 мая 2002 года меня сразил
тяжелейший обширный инфаркт. Причем, без видимой
причины и без явного повода: это случилось дома, в
постели, после обычного дня. Спасла оперативность
двух экипажей «неотложки» и врачей больницы, что в
Академгородке. Когда самое страшное было позади, я
услышал приговор: 18 дней в стационаре; 24 дня
реабилитации на курорте «Ангара»; листок
нетрудоспособности на 4 месяца.

— А потом? — робко спросил я.

— Инвалидность, наверное; может быть, и операция на
сердце, — услышал ответ медиков. — Пока же лежите,
не двигаясь, понадобится «утка» — зовите санитарку.

Я вспомнил этот тяжелый день спустя пятнадцать месяцев,
когда 14 августа 2003 года возвращался домой от утренней
электрички из Слюдянки. Накануне наша туристская
группа прошла более 25 километров — под дождем, с
бродами через вспухшие от многоводья ручьи. Дома я
поставил на весы свой рюкзак; оказалось, он весил
27 кг. Пульс я не считал; давление не измерял — в
голову как-то не пришло. Что же произошло между
этими двумя знаковыми для меня событиями? А вот что:
была непростая борьба за самого себя. О том,
как я шаг за шагом отвоевывал себя право не быть и
не считаться инвалидом, а жить нормальной жизнью, я
и хочу рассказать. Если угодно, поделиться опытом. Но
предупреждаю сразу: мои советы — не сертифицированы;
не всегда соответствуют строгим указаниям кардиологов.
Ну что ж! Во-первых, любая система конкретна, и лечить нужно
не болезнь, а человека; во-вторых, в конечном итоге,
каждый лечит самого себя. Итак…

Хочешь жить — двигайся. Моя первая победа: я
обошелся без унизительного воззвания к санитарочке.
Дождался, когда выключили верхний свет, и прокрался
в туалет из палаты реанимации. Всего-то дюжина шагов,
но я их прошел, перебирая руками по стене.
Осторожненько, как в замедленной съемке. Но ведь прошел!
На следующий день весь этот путь проделал уже легально.
За что и получил от врачей жесткий втык. Но, поставив
себе целью вернуться в строй (ишь чего захотели —
на инвалидность меня!), я начал ходить. Все дальше,
все быстрее, все дольше. Вычитав, что кровообращение
более чем наполовину обеспечивается работой не
сердца, а сосудов, в том числе вен, я буквально нажал на
ходьбу. И к концу пребывания в «Ангаре» отдавал ей
практически все время, свободное от процедур, обязательного
послеобеденного отдыха и приема пищи. Ну а выпущенный после
реабилитации в «Ангаре» на волю, я и вовсе начинал свой день с
часовой ходьбы по утреннему холодку за
Академгородком. На даче работал как и когда нужно, а
нужно там всегда. В грибную пору, не уставая
кланяться, часами бродил по лесу. Трижды ездил по
бруснику. Таблетки четырех видов, прописанные
докторами на всю оставшуюся жизнь, я пока
дисциплинированно принимаю; антихолестериновую диету
соблюдаю; вес чуть ниже, чем до инфаркта, поддерживаю
без напряга.

Выжженный страх. Знатоки и врачи мне сказали, что
одно из последствий инфаркта, которое не все могут
преодолеть, — это страх. Естественно, я не поверил:
какой еще страх, если я с детства занимался
снарядной гимнастикой, в вузе прыгал с парашютом, а
теперь увлечен горным туризмом. Увы, страх обжег и
меня. Он стеганул, когда я проходил реабилитацию в
санатории. Однажды спустился с высокого берегового
откоса к месту впадения Каи в Иркут. Посидел у воды
с книгой. Когда пришло время идти на ужин, я
посмотрел туда, где начинался подъем, прикинул его
крутизну, и мне стало страшно. А вдруг снова
инфаркт? А вокруг — ни души, это же конец! Медленно
взошел на откос, но понял: страх пока хитрее меня. Он
накатывал приступами, давил. Его преодоление
свершилось как бы само собой. А было так. Вблизи
нашего корпуса загорелся лес. Кто мог, поспешил
тушить пожар. Полыхал крытый рубероидом навес между
четырьмя корабельными соснами (для непосвященных:
«Ангара» находится в райском уголке, в реликтовой
роще на Кайской горе). Капли горящей смолы падали на
фанерный поддон. Уже загорелась трава вокруг. И
самое страшное — ручеек огня пополз по стволу
вверх. От верхового же пожара пощады не жди! Я, не
помня себя, бросился тушить. Растащил и расставил
поодаль доски и листы фанеры, которые сами погасли;
затоптал огонь на траве. Мой «героизм» был резко
осужден медицинской общественностью санатория. Но
профессор-консультант, внимательно осмотрев меня,
ознакомившись с моим досье, сказал: если будете
слушаться врачей, сможете вернуться в свои горы, но
только чтобы не первым идти в группе и не с самым
большим рюкзаком. Вот этот диагноз мне показался
привлекательнее инвалидности. Страх был выжжен
тем пожаром. И больше не возвращался.

Сердце должно трудиться! Я это усвоил почти сразу:
инфаркт — не такая болезнь, которая отключает
пациента от всех прежних забот. Не сосчитать,
сколько раз ко мне в больницу приходили сослуживцы.
Сначала, конечно, вручали соки-фрукты. Но потом
все чаще и чаще начинали говорить о делах института.
Собственно, буквально на следующий день
после водворения меня в палату интенсивной терапии
мне принесли пакет документов, которые мы готовили
на конкурс госконтрактов для Минэнерго. Я просто
убежден в том, что осознание своей нужности, своей
востребованности миром за стенами больничной палаты
— это лучшее лекарство для перенесших инфаркт.
Потому что сердце должно биться не для страха, а для
жизни! Оно просто не может находиться в покое,
который для него противоестественен.

Вот так живу я, перенеся острый инфаркт два года
назад. Готовлюсь к двухнедельному походу на
Хамар-Дабан. Но и врачам не прекословлю: два раза в
год являюсь на осмотр; сдаю анализы; ношу в кармане
патрончик с аэрозолью нитроминта. Всякие копченности
— это изредка, если уж очень захочется. Рюмка —
другая как сосудорасширяющее, но не более. И
нормальная жизнь, право на которую, как мне кажется,
я не без помощи врачей отвоевал себе сам.
Повторюсь: все, чем я поделился, — личный опыт. Он
не сертифицирован. Так что думайте сами, решайте
сами…

От редакции:

Исповедь нашего постоянного автора,
кандидата технических наук, старшего научного
сотрудника Сибирского энергетического института
РАН поразила нас своим оптимизмом. Нам представляется,
что именно жизнелюбие помогло ему одолеть тяжелый
недуг. Конечно, некоторые «эксперименты», вроде
«нелегального путешествия» из палаты реанимации
сразу после инфаркта или отчаянной схватки с пожаром,
рискованны. Лучше уж им не
следовать. Но одно остается непреложным: когда
врач и пациент — союзники (вы же обратили внимание на
то, что Александр Алексеевич при всей своей отваге
пациент послушный?), победа над болезнью остается за ними.