!I1! Задержать преступника с бензопилой и даже с трелевочным трактором, с
лесовозом на месте самовольно разрабатываемой деляны, по мнению Юрия
Михайлова, — дело не самое сложное. В тысячу
раз сложнее продраться сквозь современные юридические дебри, не угодить в
хорошо замаскированные «ловушки», защищающие преступников от уголовного
преследования, и хотя бы довести дело до суда. Еще труднее добиться
обвинительного приговора. Но и обвинительный приговор — это еще не победа
над лесными ворами. Реально, да еще в полном объеме, взыскать ущерб,
нанесенный государству самовольными рубками, практически невозможно,
потому что ловятся обычно «шестерки», исполнители, а

заказчик всегда остается «за кадром»

— Человек с бензопилой возле дерева — кто он? В большинстве случаев — никто.
Батрак. Наемный рабочий. — Юрий Михайлов,
человек обычно спокойный, но когда речь заходит о
самовольных рубках, становится крайне резким, мягких слов не подбирает. —
Ловим мы их постоянно. И самостоятельно, и вместе со службой безопасности
Усть-Илимского ЛПК, и в совместных рейдах с Усть-Илимской милицией.
Только большинство дел под разными предлогами разваливается еще на стадии
дознания. Вот, у нас целая папка отказных материалов. Везде «в связи с
отсутствием состава преступления», хотя сам факт совершенного преступления
нигде не оспаривается. Отказывают в возбуждении уголовного дела и
дальнейшем расследовании по формальным поводам. То неправильно
составлена ведомость материальной оценки. То при заполнении документов
использованы чернила разного цвета. То неправильно (по мнению следствия)
подсчитан объем незаконно заготовленного леса или допущена арифметическая
ошибка в расчетах ущерба.

В подтверждение своих слов Юрий Зиновьевич выкладывает передо мной
папки с документами: милицейские постановления об отказе в возбуждении
уголовных дел по поводу самовольных рубок и жалобы директора лесхоза
межрайонному прокурору на необоснованность этих постановлений.
Прокурорских ответов почти нет, поэтому многие документальные детективные
истории остаются, к сожалению, незаконченными, как бы зависшими.

Вот одна из них. В августе прошлого года в 70 квартале Ревунского лесничества
Илимского лесхоза, в береговой зоне Усть-Илимского водохранилища лесные
воры выхлестали более 200 деревьев, но были задержаны при попытке вывезти
экспортную древесину по воде, баржой. Запирались не сильно. Показали
конкретное место вырубки водоохранного леса. Ущерб, по расчетам лесников,
составил более одного миллиона двухсот тысяч рублей.

Дело, если руководствоваться здравым смыслом, а не сложившейся правовой
практикой в отношении криминальных лесозаготовок, выглядит яснее ясного.
Есть преступление — вырубленный лес. Есть изъятая (или секвестированная)
древесина. Известны имена нескольких задержанных исполнителей.

— Если и случится какая заминка, — думали лесники, — так только с выявлением
заказчиков, организаторов преступления и сбором доказательной базы по поводу
их причастности к самовольной вырубке.

Но практика в очередной раз показала, что здравый смысл и милицейское
расследование по лесным преступлениям суть вещи разные. После долгого
молчания из Усть-Илимского РОВД в лесхоз поступило очередное
постановление об отказе в возбуждении уголовного дела с привычной
формулировкой:

«В связи с отсутствием состава преступления»

Как это может быть, что преступление есть, а состава преступления нет —
лесники понять не в состоянии. Я тоже. Может быть, потому что мы не юристы?

На этот раз формальными поводами для освобождения порубщиков от
ответственности послужили, как следует из жалобы директора лесхоза
прокурору, три препятствия, «непреодолимых» для милицейского дознания. Во-
первых, занижение лесниками суммы ущерба (того самого, который более
миллиона рублей) аж на… 91 копейку! Во-вторых, к документам не был
приложен акт секвестра задержанной древесины. Третьим препятствием,
помешавшим возбудить уголовное дело, явилось отсутствие в документах,
представленных лесниками, справки о группе лесов, в которых проведена
несанкционированная вырубка…

По смыслу из милицейского постановления следует, что эти недочеты (для
устранения которых достаточно было одного телефонного звонка лесникам и
одного часа на то, чтобы они привезли в милицию недостающие документы)
сделали возбуждение уголовного дела невозможным. А я-то по своей
гражданской наивности думал, что настоящий опер не только в кино, но и в
реальной жизни должен сам искать доказательства преступления, а вовсе не
ждать, пока их пострадавшая сторона в полном объеме вместе с повязанными
преступниками к нему в кабинет доставит. Думал, что это он, милиционер, а
вовсе не пострадавший лесхоз обязан в поисках истины выявлять и требовать
исправления допущенных ошибок, запрашивать, а при необходимости — даже
силой изымать (у них это называется — выемка) недостающие документы и
любые другие улики.

Впрочем, конкретному милиционеру, отказавшему в возбуждении этого
конкретного уголовного дела, вообще не нужно было ничего разыскивать и уж
тем более изымать силой, потому что он был на месте преступления, все видел и
все знал. Цитирую фрагмент из жалобы директора лесхоза в адрес усть-
илимского прокурора: «Оперуполномоченный ОБЭП ОВД Усть-Илимского
района Рябиков С.А. сам лично (выделено мной. — Г.К.) участвовал в
составлении материалов по самовольной рубке в 70 квартале. При нем
составлялся акт секвестированной древесины, в присутствии Рябикова С.А.
составлялась перечетная ведомость и производился расчет причиненного
ущерба… Рябикову С.А. при оформлении материалов о самовольной порубке леса
было разъяснено, что лесной массив, расположенный в зоне Усть-Илимского
водохранилища, относится к 1-й группе лесов».

Вот ведь как дело повернулось. Хочешь не хочешь, а в голову само собой ползет
предположение, что, может быть, оперуполномоченный изначально не хотел
возбуждать уголовное дело. В противном случае он бы предупредил лесников,
что даже копеечная ошибка, арифметическая или даже техническая, при расчете
миллионного ущерба станет поводом для отказа в возбуждении уголовного
дела. Напомнил бы о необходимости приложить к пакету документов акт
секвестра древесины, составленный, по рассказу лесников, на его глазах. И,
конечно, попросил бы изложить письменно, в виде справки, данные ему устные
пояснения о группе лесов, в которых было совершено преступление. А может
быть, за время предварительного расследования услышал он что-то нехорошее
по телефону? Что у одного из лесников Илимского лесхоза, к примеру, не так уж
и давно кто-то поджег дом, у другого — дачу. А у участкового, три года активно
гонявшего вместе с лесниками самовольных порубщиков по лесам, сама собой
вспыхнула и

сгорела автомашина, стоявшая у подъезда…

Как бы то ни было, но постановление об отказе в возбуждении уголовного дела,
подписанное тем самым милиционером, который помогал им оформить
документы, поступило в лесхоз и вначале вызвало у лесников состояние, близкое
к шоку. А потом…

А потом в голову стали закрадываться всякие нехорошие мысли. Отогнать бы
страшные сомнения, да другие факты и фактики мешают. Из той же жалобы
прокурору: «Кроме того, материалы о самовольной порубке леса пролежали в
ОВД без движения в течение 4 месяцев, а затем было принято решение об
отказе в возбуждении уголовного дела… Можно сделать вывод, что сотрудники
ОВД Усть-Илимского района не желают расследовать дела о незаконной
порубке леса. Направляемые лесхозом материалы о самовольных порубках леса
рассматриваются необъективно, поверхностно и необоснованно сдаются в
архив».

!I2! Вывод лесников сделан на основании общечеловеческой логики, которая не
всегда согласуется с юридической. Соответствие этого вывода реальности
невозможно доказать, зато легко развеять тем неоспоримым фактом, что не все
100 процентов дел о самовольных заготовках государственного леса сдаются в
архив на стадии предварительного расследования. Некоторые доводятся до суда
и… разваливаются только там. А по некоторым даже принимаются судебные
решения о взыскании ущерба с виновных. Правда, в большинстве случаев такие
решения касаются людей, которые, как выразился директор лесхоза,

без флага, без Родины

— С тех лесонарушителей, дела которых доводятся до суда, взять обычно нечего,
— говорит Юрий Михайлов и подает мне папку с постановлениями судебных
приставов о возвращении исполнительного документа в связи с тем, что «у
должника отсутствуют имущество и доходы, на которые может быть
обращено взыскание». По рассказам, у людей, задержанных с бензопилой у
дерева, часто вместо дома — разваливающаяся времянка, вместо кроватей — нары
из неструганых досок, такой же стол и чурки вместо стульев.

— Бывает, что ловим залетных. Гуцул какой-нибудь, приехавший на заработки,
или еще кто-то, — продолжает директор. — Их часто «неуловимые» заказчики
(потому что милиция и не стремится их поймать) на «самоволки» нанимают по
200 рублей за кубометр сваленного леса. И что толку от его задержания?
Преступление «не тянет» на то, чтобы человека заключили под стражу. Его
допросили и выпустили. Он уехал. А мы от судебного пристава, вместо
возмещения ущерба, получаем постановление: «Невозможно установить место
жительства должника, место нахождения имущества должника».

Рассказывая, Юрий Зиновьевич продолжает листать папку с документами.

— До абсурда доходит. Были случаи, когда судебные приставы предлагали лесхозу, то
есть пострадавшей стороне, оплатить расходы на поиск уехавшего преступника.
Вот и получается замкнутый круг. Преступник (как бы) пойман. Справедливый
суд завершился (как бы) полной победой — есть решение о возмещении ущерба.
А взыскать-то все равно или нечего, или не с кого. Но тот, кто организовал
криминальную вырубку, у кого есть и имущество, и преступные доходы, и,
может быть, еще десятки бичей на лесоповале в разных местах работают, — тот,
как всегда, в стороне. Его никто и не пытается найти.

Объяснения задержанных порубщиков похожи одно на другое: нанял какой-
нибудь неведомый Джагархан, или Иван, или Петро, привез в лес на белой
машине, марку которой он не знает, а номера не запомнил, дал пилу, обещал
заплатить. Даже если порубщик назовет настоящее имя организатора, тот все
равно недосягаем. Во-первых, потому что он сам с бензопилой в лес никогда не
ездит, а главным преступником по сложившейся практике считается не тот, кто
нанял и заплатил, а тот, кто пилит. И, во-вторых, потому что справедливому
российскому суду для вынесения обвинительного приговора заказчику
желательно иметь в деле собственноручно подписанный преступником
письменный договор о найме вальщика на работу и ведомость о выплате ему
зарплаты. Только среди организаторов преступного лесного бизнеса таких
идиотов еще не встречалось…

Не хочется говорить грубые слова в адрес моей России, но каким мягким словом
можно назвать государство, которое, судя по многолетней юридической
практике «борьбы» с разворовыванием лесных ресурсов, сочиняет, принимает и
живет по законам, направленным против него самого? Если прокурор не спешит
реагировать на жалобы лесхоза, направленные ему в порядке надзора, значит,
милиционер, отказывая в возбуждении уголовных дел на основании ничтожной
арифметической ошибки, поступает правильно?

Если бы этот случай был единственным, его, наверное, можно было бы
объяснить какой-нибудь нелепой случайностью. Но в том-то и беда, что
подобное случается часто. И не в одном Усть-Илимском районе. И не только в
нашей области, а

по всей России-матушке

Вот еще одно отказное постановление, демонстрирующее «внимание и
тщательность» предварительного расследования дел о лесонарушениях.

Тот же самый младший лейтенант Рябиков в постановлении от 1 декабря 2003
года пишет: «В ходе дознания было установлено, что 17.10.2003 года мастером
леса Усть-Илимского лесничества Дмитриевой Т.В. в 109 квартале Невонского
лесничества была обнаружена незаконная порубка…». Обратите внимание —
мастер Усть-Илимского лесничества обнаруживает следы преступления на
территории другого, Невонского, лесничества. Вроде как неувязочка? В жалобе
прокурору директор Илимского лесхоза объясняет, что самовольная рубка была
обнаружена… работниками службы безопасности ОАО «ПО УИЛПК» и на
место этой рубки выезжал мастер леса Невонского лесничества А. Романов.
Дмитриева же, на которую ссылается младший лейтенант, никакого отношения к
Невонскому лесничеству не имеет, потому что никогда там не работала. В
постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела утверждается, что
лесопродукция, обнаруженная на месте порубки, на ответственное хранение
лесхозом не принята, акт секвестра не составлен. В жалобе прокурору это
утверждение опровергается: акт секвестра составлен в четырех экземплярах. В
постановлении делается ссылка на несоблюдение лесхозом «Инструкции о
порядке привлечения лиц к ответственности за нарушение лесного
законодательства» от 1985 года. В жалобе прокурору директор лесхоза
сообщает, что протокол составлен в соответствии с действующей инструкцией,
только не 1985, а 1986 года. Ну и, наконец, в постановлении об отказе в
возбуждении уголовного дела ни словом не упоминается тот факт, что на месте
самовольной порубки находились два гражданина, у которых в качестве
вещественных доказательств были изъяты две бензопилы. Похоже, что этот
важнейший для дознания факт был почему-то и вовсе «забыт».

Кстати, о бензопилах. Ю. Михайлов рассказывает, что некоторые из них лесники
знают уже не только по номерам, но и «в лицо». Они изымались на самовольных
рубках многократно, сдавались в милицию в качестве вещественных
доказательств преступления, но всякий раз вновь возвращались собственникам.

Может быть, не тех людей задержали? Может быть, мужик с горячей
бензопилой среди спиленных деревьев и на самом деле никакого отношения к
криминальному лесоповалу не имеет: он просто зашел в глухой лес пописать, а
увидел такое, что его в пот бросило, и бензопила сама собой разогрелась. И
задержанный тракторист тоже просто так, исключительно из любви к труду и
ради собственного удовольствия, трелюет лес, вываленный неизвестными
злодеями на берегу Усть-Илимского водохранилища? Но если задержаны не те,
то логика и здравый смысл подсказывают, что милиция должна искать «тех», а
не сочинять четыре месяца постановление об отказе в возбуждении уголовного
дела.

Директор лесхоза, между тем, совсем не держит зла на молодого
оперуполномоченного. И ему вовсе не хочется, чтобы единственным крайним
оказался этот младший лейтенант из районного ОБЭП, если кто-то из более
высоких эшелонов силовых структур захочет вдруг разом навести
показательный порядок. Милиционер работает как умеет и как принято в
реальных условиях, сложившихся (или умышленно сформированных?) в России.
Он, в конце концов, не всегда отказывает в возбуждении уголовных дел. Нередко
он, как и другие оперативники РОВД, реально помогает лесникам. Вот только
сил и полномочий у них при сложившейся практике будто кот наплакал. Еще и
поэтому Юрию Михайлову все чаще приходит в голову печальная мысль, что
вся эта бесконечная борьба лесхозов с разворовыванием лесных ресурсов «на
уровне бензопилы» — не более чем пустая

борьба с ветряными мельницами

Анализируя ситуацию в своем лесхозе, сравнивая ее с тем, что рассказывают
директора других лесхозов, и с тем, что происходит на необъятных лесных
просторах всей России от Карелии до Приморского края, Юрий
Михайлов пришел к убеждению, что этот преступный бизнес давно и хорошо организован. Лесная
преступность — организованная преступность, но государство не признает этого,
поэтому борьба с разворовыванием лесных ресурсов ведется по-мелкому, на
уровне участковых инспекторов, оперуполномоченных и изъятых на несколько
дней бензопил. Будто заготавливается не экспортная древесина в масштабах,
сравнимых по объемам с легальным лесным бизнесом, а вроде это какой-то
колхозник, у которого дрова кончились, выехал в лес свалить несколько
сухостоин, чтобы дотянуть до лета. Лесники вместе с оперативными
работниками милиции (у которых нередко, и не только в Усть-Илимске, сжигают
дома и машины), задержав на месте криминального лесоповала исполнителей,
дают в руки государству только кончик ниточки. Потянув за него, можно
распутать весь криминальный клубок, можно добраться до «трестов и
синдикатов». Только государству этого, наверное, не надо. Оно, государство,
ссылаясь на несовершенное законодательство, просто и аккуратно отрезает
кончик ниточки, который отыскали лесники.

Принято считать, что вся правоохранная деятельность в нашей стране, от
предварительного расследования до принятия судебного решения, основана на
законе и только на законе. На мой же взгляд, не меньшую (дай бог, чтобы только
не большую) силу имеет так называемая сложившаяся практика. Даже
представить невозможно, чтобы оперативнику, выехавшему на квартирную
кражу, кто-то позволил или чтобы ему самому пришла в голову мысль отказать
в возбуждении уголовного дела «в связи с отсутствием состава преступления»,
если сам факт преступления не вызывает сомнения. Не менее трудно
представить, чтобы при задержании исполнителя заказного убийства следствие
не попыталось бы разыскать (или хотя бы сделать вид, что разыскивает)
заказчика. А вот отказ в возбуждении уголовного дела по лесной «самоволке»,
даже если ущерб превышает миллион рублей, это в порядке вещей. Потому что
так сложилась практика, и к этому все привыкли.

P.S. За время наших разговоров Юрий Михайлов ни разу не произнес слово
«коррупция». А мне оно почему-то постоянно вспоминалось, пока я писал этот
материал. Может быть, потому что услышал я между делом в какой-то
радиопередаче, будто генеральный прокурор России публично признал, что
борьба с коррупцией у нас не ведется, а только имитируется…