Елисея хоронили тихо. Прощались с ним в ритуальном зале
при городском морге. К дому тело даже не подвезли. Мать,
Александра Ивановна, не захотела. Меньше всего она желала,
чтобы рядом с сыном в последний час находились его
дружки-наркоманы. Но они все-таки узнали о похоронах.
Проводить Елисея пришел его главный друган Костик.
Скорбно положил в гроб гвоздику.

Тут произошла тяжелая сцена. Несчастная Александра Ивановна
набросилась на Костика и стала отчаянно трясти его:

— Это ты, мерзавец, его в первый раз уколол!

Мать оттащили. Маленькая процессия отправилась на кладбище
в Смоленщине. Двадцатилетнего парня предали земле. Так
не стало Елисея.

Мы сидим с Александрой Ивановной и ее старенькой мамой
у них дома и рассматриваем детские фотографии.

— Мы назвали его Елисеем в честь деда, — говорит
мать. — Думали, вырастет королевичем. Парень-то красивый
уродился. Все для него было. Отец умер в прошлом году.
Не выдержал кошмара.

После школы Елисея не взяли в армию из-за сильного плоскостопия.
Он устроился в одну фирму ремонтировать автомобили.
Объявил семье: «Начинаю копить деньги на машину». Никто
не поверил, но все равно было приятно, что сын такой
разумный.

И вот однажды домашние заметили, что Елисей пришел с
работы навеселе. Но, странное дело, спиртным от него
не пахло. Парень был словно чем-то оглушен. Кривляется,
а глаза бездонные, неподвижные.

— Забубенная твоя головушка! — воскликнула бабушка.
— Дряни налакался.

Никто и подумать тогда не мог, что в крови у Елисея
бродит наркотик. Всюду об этом говорят, но человек так
устроен — не может он поверить, что зло уже вошло в
его дом. И понеслось! Елисей то пропадал, то объявлялся.
С работы уволился. В подъезде стали сидеть его друзья.
Такие же квелые, заторможенные. Соседи выгоняли их пинками.

Сын честно сознался отцу и матери, что колет героин.
Остановиться не может. Каждый день на дозу ему надо
200 рублей.

— Так ведь это больше, чем мы проедаем за сутки всей
семьей! — охнули родители.

— Поэтому я к вам и не обращаюсь, — заявил сын, —
сам буду добывать.

Какое там! Постепенно Елисей унес из квартиры все, что
можно было унести. У спящей своей бабушки стащил с пальца
золотое кольцо. Остатки вещей родители закрыли в маленькой
комнате. Так ведь снял люстру в гостиной! Думал, она
хрустальная, а подвески оказались стекляшками. Никогда
ни о чем Александра Ивановна не рассказывала соседям,
почернела вся. Только самые близкие догадывались о горе
в семье.

Конечно, парня пробовали лечить. Два раза Елисей лежал
в стационаре. Испытывал жуткую ломку. Светлый промежуток
между наркотиками длился всего три месяца.

Один нарколог матери сказал:

— Ваш сын сам должен принять решение. Когда машина
уходит под лед, дверцу не откроешь, пока не окажешься
на дне.

— А если дно слишком глубоко? — спросила она.

— Не думаю, — как-то странно ответил ей врач.

После смерти близкого человека люди обычно терзаются:
все ли они сделали для ушедшего? Возможно ли было ему
помочь? Терзалась и Александра Ивановна. Может, надо
было продать квартиру и лечить Елисея в частной клинике?
Но тогда где жить? Правда, в Качугском районе стоит
заколоченный старый бабкин дом. Деревня пока еще болеет
пьянством, а не наркоманией. Это, кстати, видно и по
числу стоящих на учете наркоманов: в области их 14 тысяч,
а в одном Иркутске — 5. Последний срез ситуации.
Только цифры надо умножить в 5-10 раз!

Восьмидесятипятилетняя мама Александры Ивановны вспомнила,
что в пятидесятые годы у них в селе был один наркоман.
Курил траву. Ходил зеленый и шатался. Так его лечили
по-деревенски, на воле. Выводили на лужайку, сажали у
костра с березовыми поленьями. Когда огонь спадал, посыпали
на уголья сахарный песок. Наркоман вдыхал аромат. Всем
бы так лечиться…

— Время злое, — говорит Александра Ивановна. — В
душе у молодежи пустота. Хватаются за вещи, хочется
того, того, а в душе пустота. Катимся куда-то.

Однажды она устроила за сыном слежку. Из дома направился
он прямо к магазину. Место достаточно людное. На ее
глазах остановился рядом с цыганкой и купил у нее…
киндерсюрприз — шоколадное яичко. Цыганку назвал Мариулой.
Вся операция купли-продажи заняла секунды.

— Стой, — крикнула мать сыну, — покажи, что взял.

Елисей протянул ладонь. Лакомство как лакомство, только
нет шоколада. Внутри шарика вместо игрушки — белая
свернутая бумажка с дозой. Так называемый чек.

Александра Ивановна кинулась назад к цыганке.

— Средь бела дня, — задохнулась она, — людей травишь?

Дородная торговка с готовностью протянула ей разноцветные
шарики. Мать сжала один в кулачке. Хрустнул шоколад.
В руке остался зеленый пластмассовый лягушонок. И никакой
милиции вокруг! Улыбающиеся глаза торговки она запомнила
надолго.

Дома Елисей оправдывался:

— У почты дороже, а там дешевле…

— Вы понимаете, — говорит мне Александра Ивановна,
— наркотиками торгуют везде. Только слепой этого не
замечает. Никто ни с кем не борется. Милиция делает вид.
Несчастных наркоманов заметают за тысячные доли грамма,
а с торговцев волосок не падает.

Был еще один случай. Написала мать письмо известному
артисту. Тот в журнале поделился с корреспондентом,
что был наркоманом, но в один прекрасный день решил:
брошу. И бросил. Александра Ивановна рассказала ему
о своей ситуации и попросила подробнее объяснить, как
он все-таки бросил употреблять наркотики. И что это
за прекрасный день? На ответ в принципе не очень надеялась.

Вдруг получает из Москвы письмо. Уважительное, но очень
короткое. Смысл такой: день был обычный, но вот решил
и бросил. Есть сила воли. Жизнь удивительная, волшебная
штука — это надо понимать. К сожалению, это могут сделать
единицы.

Перед тем как погибнуть от передозировки наркотика,
Елисей весил всего 58 килограммов при немалом своем
росте. Он никого не замечал и больше молчал. До обеда
лежал в кровати, потом уходил с Костиком на поиски денег
и зелья. Мать подозревала, что они занимаются мелким
воровством.

В тот страшный день он попил чая и закрылся в туалете.
Сначала Александра Ивановна стучала ему, звала, а через
час выломала дверь. Сын стоял на коленях, уткнувшись
головой в унитаз. Мертвый… Рядом валялся одноразовый
шприц.

Где-то через месяц после похорон в их доме раздался
звонок. На пороге стояла Настя. Она нравилась Елисею
еще в той жизни, когда он был способен на чувства.

— Хочу похоронить ребеночка рядом, — сказала она Александре
Ивановне. — Сын у нас месячный умер от инфаркта.

Какой сынок? Какой инфаркт? Мать Елисея сама схватилась
за сердце. Многого она, оказывается, не знала…

И теперь мать ухаживает за двумя могилами. Одна большая,
а вторая — бугорок. Этой весной посадила меж ними рябинку.
Смирилась со всем. Ведь надо жить дальше. Как говорит
ее мама, «на все воля Божья». Так-то оно так, но проклятые
вопросы остаются.

За несколько дней до гибели они сидели с сыном в кухне,
хорошо разговорились. Единственный был такой проникновенный
вечер. Елисей вдруг заплакал:

— Мама, если что случится, знай, я тебя никогда не
забуду и там буду вспоминать. Если воробей или синица
сядет тебе на рукав — это я.

У Александры Ивановны эти слова сына никак не выходят
из головы. Но птиц, кроме воронья, в их микрорайоне
нет. Кричат, галдят, тяжело машут крылами.

Мать смотрит на них и идет дальше. Счастливые: выкормят,
выпустят птенцов из гнезда — и забудут навсегда.