Однажды, два года назад, примчалась я на попутке вслед за
артистом и промахнулась — он приболел и быстро уехал.
Боялась, что опять опоздаю. Но на сей раз все вышло отлично.
Из Черемхова нас прибыло четверо, артист даже смутился
поначалу. Он гостил в тот день в доме Марии Ананьиной,
которую помнит малышкой и у родителей которой его мать девять
лет снимала комнату в военные и послевоенные годы.

Сидим мы напротив Леонида Михайловича, задаем вопросы и
слушаем его рассказ. Лицо артиста, бровастое, крупное, с
прямым «римским» носом и тяжелым подбородком,
выразительно и подвижно, отражает суть каждой маленькой
новеллы-воспоминания.
Но главное — это его голос. Им я наслаждалась не меньше, чем во
время концерта в органном зале, где Харитонов пел русские
народные песни и романсы. Какой роскошный, сочный, густой
и мягкий тембр, какие интонации и модуляции. Ощущение
музыки не покидало ни на минуту, так бы и слушал без конца
эти неторопливые, завершенные, плавно и мерно рокочущие
звуки, фразы. И ведь все, что говорил Леонид
Михайлович, было захватывающе интересно! Он оказался
блестящим мастером короткого рассказа, импровизатором и
владел вниманием слушателей безраздельно. Спросил каждого,
кто он и чем увлекается. Ответил на все вопросы. Общение с
ним доставило радость не только нам, но и артисту. «Я приехал
увидеть родные улицы, дома, подышать воздухом родины. В
Москве мне этого очень не хватает, я так и не стал москвичом.
А вы — часть моей родины, и мне с вами легко, интересно», — так
повторял Леонид Харитонов несколько раз в ходе беседы.

О том, как он мальчиком работал на своего дядю-таежника,
таскал тяжелые мешки и не любил охоту на зверя; как однажды
оказался в Иркутске и его пение услышал директор
филармонии, как пригласил его работать, но не певцом, а
рабочим сцены; и как за редкий, от природы поставленный
голос отправили его артисты филармонии «в складчину» в
Москву в консерваторию — об этом мы слышали и читали.
Но многое другое узнали впервые. Вот один из гостей задал
вопрос, у кого учился Харитонов пению. Ответ нас поразил:
«Как певец я произошел от Лемешева, его пластинки слушал
бесконечно». И в Москве, когда вышла первая пластинка с
записью народных песен в исполнении Леонида, молодой
человек отправился к знаменитому певцу и сказал: «Сергей
Яковлевич, примите этот дар, Вы мой родитель и учитель».
Лемешев прослушал запись, расчувствовался и попросил
разрешения рассказывать, что «он родил Харитонова».

В консерватории Леонид занимался недолго, его
призвали на службу в армию, в Краснознаменный ансамбль
имени Александрова, где Харитонов нес службу более
пятнадцати лет: был солистом, ездил с ансамблем на гастроли.
Для него писали песни композиторы, его любили во всех
аудиториях. В начале семидесятых он получил право на
сольную концертную деятельность, и началось его «покорение мира»,
когда он был едва ли не самым желанным исполнителем во
многих странах. Бывало, запланированы гастроли в Китае и Японии. Леонид
умудрялся «заскочить» до или после на свою малую родину,
выступал в Черемхове и в Голумети, встречался с земляками, с
черемховскими книголюбами. Почему-то именно областное
общество книголюбов давало ему путевки на концерты в
глубинке.

А потом, когда едва перевалило за 60, прихватило певца
сердечко, он сильно болел и какое-то время вообще не
выступал. Видно, подошла пора серьезно подумать о смысле жизни.
Харитонов вступил в Православное российское общество, стал
членом совета. И понял, как глубока в нем вера в Бога. Он
всегда сострадал своему сибирскому крестьянину, которого
лишили духовной опоры, разрушили храмы. И поставил перед
собой цель — помогать возрождению православной общины в
Голумети и восстановлению сельского храмового сооружения.
Обращался к иркутскому архиепископу Вадиму за
поддержкой, после чего в Голуметь был направлен молодой
батюшка с семьей и открыт приход. Леонид Михайлович
посылает в родное село на имя о.Дмитрия посылки с церковной
утварью, одеждой священника, встречается с прихожанами.

Сейчас все артисты ходят в церковь. А в годы молодости Леонида
это не поощрялось. Но и тогда были исключения.
Харитонов рассказывал, каким набожным был
выдающийся тенор России Иван Семенович Козловский. И еще
о том, как Иван Семенович рассказал ему о
«дружбе» с главой государства Н.С. Хрущевым. Вообще-то
Козловского в Советском Союзе любили, ценили, выполняли
все его условия. Например, свой любимый романс «Я встретил
вас:» Козловский обязательно инсценировал, требовал поставить стол,
на стол лампу под огромным абажуром, гас свет, певец сидел
под абажуром, опустив голову на руки. И начинал тихо,
задумчиво петь… Козловский любил свою малую родину,
деревню на Украине со смешным названием, что-то вроде
Карпетовки. Он решил, что деревня достойна переименования
в честь народного артиста Козловского. Провел переговоры с
районным начальством — мол, вкладываю свои сбережения в
строительство музыкальной школы, музея и картинной галереи.
Сделал первый взнос, чтобы заложили фундаменты. История,
случившаяся, видимо, в конце пятидесятых — начале
шестидесятых годов ХХ века, занимательна и назидательна.
Вместо культурных учреждений сельские
начальники на деньги земляка возвели силосную башню, дабы
увеличить продуктивность животноводства, а потом уж
повышать культуру крестьян. Но соль не в том. Чтобы получить
разрешение на переименование, Козловский договорился с
украинским первым секретарем партии, но этого было
недостаточно. Нужен был генсек и его «добро». Пошел
народный артист к Никите Сергеевичу
на прием. И получил такую отповедь, что ему провалиться
сквозь землю захотелось. «Ты что это, Ваня, деньгами-то
разбрасываешься? Карту государства по своей прихоти менять
собрался? Ты что, забыл, что это деньги народные тебе
выделяет партия и правительство? Мы ведь, если ты такой
забывчивый, можем сделать так, что все даже имя твое забудут.
Зазнался, Ваня, нехорошо это». В свои преклонные годы Иван
Семенович однажды сказал Леониду: «Я не устал, тело не устало —
душа моя устала».

О вере спрашивали Харитонова, с детства ли он верующий.
Леонид вспомнил юные годы, в церковь тогда не ходили, но
мальчик всегда ощущал связь с небом, с космосом. Там есть его
звезда, с которой он общается, беседует. Какие-то дорогие
сердцу знаки, ель у села Ныгда, возле которой всегда
останавливался по дороге в Голуметь или в Черемхово.
«Чем больше живу, — проникновенно говорил нам певец,- тем
больше верю, что Бог есть. Господь Бог готовил меня быть
чистым, провел через беспризорничество, голод, нищету. Но
никогда я никого не обижал, не обманывал, долги не делал.
Артист на сцене раскрыт перед зрителем-слушателем. Если
человек мелочный, с грязной душой, слушатель это видит и чувствует.
Я на сцене не просто камерный исполнитель нотной
партитуры. Проживаю на сцене каждый
романс, народную ли песню или арию из оперы. К этому меня
привел господь Бог. Он устроил в человеке все так, чтобы тот
научился понимать и отличать хорошее от плохого».

В тот июньский день, ближе к вечеру, голуметские
прихожане собрались в своими руками отремонтированное
помещение Свято-Никольского прихода (деревянный дом рядом
с громадой каменного пустующего храма) и слушали слово
Леонида Харитонова. Народный артист России поблагодарил
земляков за общинное благодеяние, за очищение храма от
нечисти, строительство прихода и от имени Православного
российского общества вручил отцу Дмитрию медаль с
профилем Александра Невского за его верное служение в
сельской глубинке. Сказал Харитонов и о том, что скоро в село
Голуметь отправит он из Москвы большую икону Николы-
чудотворца, которую вынесла и спрятала его тетя Марфа в
тридцатые годы после ликвидации большевиками церкви. Он
отреставрировал Николу в Москве, осталось освятить ее и
переправить в Сибирь, на родное место. Леонид Михайлович
просил жителей устроить праздник вхождения святой иконы
в Голуметь, крестный ход, чтобы все ее
увидели и могли к ней прикоснуться. Народный артист России
Харитонов верит, что икона принесет исцеление многим
больным людям и также всему селу, переживающему непростое
время.