Мой старший брат Николай и я, курсанты Саратовского авиационного
техникума, вместе сфотографировались
6 января 1935 года. Я учился на первом курсе военного факультета,
а Николай — на четвертом. Снимок послали маме на память,
она тогда была председателем колхоза нашей родной деревни
Щукино, что на реке Оке. Наш отец, участник первой мировой
войны, кавалер Георгиевского креста, был отравлен в
газовой атаке немцев и после войны прожил недолго. Я
был еще мал и слабо его помню.

Закончив техникум с отличными показателями по всем
дисциплинам, брат выбрал местом назначения Иркутск,
а я продолжал учебу. Но вот пришло и мое время — я
избрал горы Таджикистана. Шел 1939 год. Уже два года
минуло со дня смерти мамы, поэтому я и выбрал Сталинабад.
Знал, что скоро в армию, и в сороковом меня призвали
по дополнительной мобилизации льготных возрастов. Так
я оказался в Особом Белорусском военном округе. В звании
младшего техника-лейтенанта началась моя военная служба
в авиагарнизоне города Витебска. Осенью 1940 года наша
истребительная авиационная дивизия перебазировалась
в Белосток. Воинские части ее размещались на аэродромах
городов Белосток, Заблудов и Ломжа.

В Ломже, в семнадцати километрах от бывшей границы с
Восточной Пруссией, были две наших эскадрильи И-16 с
непосредственной задачей противовоздушной обороны государственной
границы. С первых дней пребывания и первых полетов,
из разговоров жителей города перед нами предстала следующая
картина: день за днем повторялись единичные полеты немецких
самолетов «Дорнье-217». Совершенствуя технику пилотирования,
немецкие летчики пикирующими полетами на городской
рынок разгоняли жителей и за пару минут покидали территорию
СССР. Вот почему жители города с одобрением нас встретили,
питая надежду на то, то теперь-то нарушители границы
угомонятся.

Нашим летчикам, патрулирующим западные границы Белоруссии,
было приказано не стрелять по самолетам-нарушителям,
а принуждать их к посадке на нашей территории маневром
или сопровождать до границы. Самим границы не нарушать.
Вспоминаю наши разговоры: о каких маневрах речь? Ведь
скорость немецкого «Дорнье-217» до 415 километров в час,
а нашего И-16 — около 350! Ясно было, что такой приказ
вообще обезопасил пилота самолета-нарушителя.

Не случайно в июне 1941 года через наши границы немцы
стали проникать группами в составе двух-трех эскадрилей
бомбардировщиков Ю-88 и штурмовиков-истребителей Ме-210
по 18-27 самолетов в группе. Нашим авиаподразделениям
был отдан приказ — рассредоточить самолеты и замаскировать
ветками. Приказ был выполнен.

Это была разведка и наработка. Немцы использовали и другие
официально разрешенные доступные методы разведки. Помнится,
колонна из шестнадцати грузовиков объезжала военные городки
близ границы, днями они простаивали, занятые извлечением
из могил захороненных немецких солдат, погибших в 1939
году.

Мне до сих пор непонятно, кому принадлежала идея отпраздновать
кем-то объявленный День лейтенанта именно вечером
21 июня. Это празднование продолжалось чуть ли не до
трех часов ночи. Командиры были приглашены с женами,
приехали желающие со всех родов войск. Праздник проходил
в Доме офицеров города Ломжа в семнадцати километрах
от границы. Из Белостока, Заблудова и других мест гостей
доставляли автотранспортом. Обильное угощение, гуляние
и танцы — все это под звуки духового оркестра, да не
любительского, а профессионального, из Москвы, под управлением
Чернецкого. Это было последнее его выступление. Никто
не знает, что с ним стало.

А в четыре часа 22 июня гарнизон Ломжи подняли по тревоге.
До аэродрома — менее пяти километров. Доставляли людей
на автомашинах. Их с пикирующего захода обстреливал
«Дорнье-217». Каменный мост через овражек на полпути
дороги помог нам спастись, мы успели в это укрытие.
В то же время групповым налетом был нанесен первый удар
по аэродрому, и прибывший летный и обслуживающий состав
увидел, что от двух эскадрилей осталось исправными
«полтора» самолета, как с горечью пошутили мы. Взлетная
полоса была словно перепахана. Прибывшие — кто мог
и успел — автотранспортом выехали в Белосток и Заблудов.

И здесь оказалось не лучше. Командный и начальствующий
состав авиационных полков был вызван в штаб Белостокского
гарнизона. Ночной караул на стоянках самолетов и штабов
сменен не был, все продолжали стоять на своих постах,
самолеты и штаб для нас были недоступны. У капониров
на границах аэродрома мы ожидали указаний командования.
Прибывающие из Белостока военнослужащие рассказывали,
что доставленные по железной дороге еще в марте МиГ-1
собраны, облетаны, но к ведению боя пока не пригодны.
В Белостоке один из взлетевших протаранил Ю-88 и погиб
вместе с немецким самолетом. Кто был летчик, установить
не могли. Еще один из взлетевших в Белостоке сел на
аэродроме в Заблудове, выкатился за пределы полосы,
стал на нос и поломал винт. Следом за ним заходил еще
один МиГ; находясь в створе полосы на высоте около ста
метров, перешел в пике и, врезавшись в землю, взорвался.

Ближе к полудню, часов в 11, к аэродрому Заблудова подошли
три эскадрильи немецких штурмовиков-истребителей Ме-210.
Шли колонной, одна эскадрилья за другой, строем из
трех звеньев, примерно на высоте 1000 метров — всего
27 самолетов. Приближаясь к аэродрому, они образовали
круг и в таком построении, сбрасывая бомбы, трижды переходили
в пикирование и обстреливали пулеметным огнем стоянки
самолетов. Каждый из 27 самолетов сделал по три захода.
При выходе из пикирования, с набором высоты штурман
задней кабины продолжал обстрел. Полк истребителей
И-153-бис был уничтожен.

Когда все стихло, заметили небольшую танкетку, на приличной
скорости она мчалась к нам. Не заглушая мотора, водитель
спросил у нас дорогу на восток и, кивнув головой в сторону
леска, сказал, что сюда идут немецкие танки, и отбыл
в указанном нами направлении.

Здесь стояли два грузовика. Шоферы, поняв, в чем дело,
быстро запустили моторы, и мы, кто был поближе, вскочили
в кузов, и машины газанули в сторону, к дороге. Началось
наше позорное паническое отступление.

* * *

Отступление наших войск по дороге Белосток — Волковыйск
в течение всего светлого времени сопровождалось активной
деятельностью немецкой авиации. Дорогу постоянно бомбили и обстреливали
атакующие самолеты. При налетах движущиеся колонны
автомашин, танков, обозы артиллерии останавливались,
мы соскакивали с автомашин и по обочинам дороги прятались,
прижимались к земле. Потом поднимались, уцелевшие машины
начинали двигаться, и мы вскакивали на любую подвернувшуюся.
И так до следующей штурмовки немецких самолетов.

На второй день войны где пешком, где на машине добрались
почти до города Слонима. В придорожном лесочке увидели
группы разместившихся под кустами уставших людей. Выяснили,
что дорога перекрыта немецким десантом. Солнце шло
под уклон. В нашей группе было двенадцать человек. Надумали
прорваться через засаду десанта. Разместились по бортам
кузова машины с винтовками и пистолетами и на большой
скорости рванули по дороге. В километре до окраины города
немецкая засада пулеметным огнем обстреляла нашу машину.
Переднее правое колесо осело, и машина скатилась в кювет.
Ползком по кювету мы вывернули в лесок и, дождавшись
ночи, окольным путем решили обойти Слоним.

Еще до этого, на второй день войны, по дороге нашего
отступления в лесочке, где мы остановились отдохнуть,
увидели сбитый наш самолет СБ-2. К нам подошли две
женщины-полячки и из рук в руки передали нам пилота
сбитого самолета. Капитан ВВС был в полной и неповрежденной
форме военного летчика, руки и ноги, как говорится, в
норме, но голова его полностью забинтована. Оставлено
маленькое окровавленное отверстие для рта. Он назвал
себя. Среди нас были летчики, которые его знали. В течение
нашего дальнейшего пути следования водили его под руку.
И вот теперь при выходе из лесочка, услышав шум моторов,
остановились на опушке. Мимо нас, не включая фар, прошли
тихим ходом в сторону города семь немецких танков.
Мы пошли через ржаное поле, с рассветом вышли к берегу
реки Шара. Все разделись, закрепили свои шмутки на
голове и вплавь вместе с капитаном перебрались на ту
сторону и проселочной дорогой спокойно дошли до
Барановичей.

Был третий день войны, начало сумерек. У
окраинного дома заметили шесть мотоциклов и активное
движение немцев. С краю усадьбы увидели сарай и решили
переночевать на сеновале. Ночь прошла спокойно, а с
рассветом продолжили свой путь по дороге к Минску.

В начале дня, когда на пригорке мы присели отдохнуть,
в стороне от магистральной дороги с интересом наблюдали
полеты немецкой авиации. Наше внимание привлек одиночный
самолет Хе-111, двухмоторный бомбардировщик. Он использовался
и как транспортный самолет. Почти над нами на встречном
курсе к этому «Хенкелю» приближалась наша «сотка» — так
называли тогда Пе-2. Развернувшись крутым виражом,
наш летчик зашел в хвост «Хенкелю», атаковал его пулеметной
очередью. Видимо, первый атакующий заход повреждения
не сделал. «Сотка» развернулась. Было заметно большое
преимущество нашего самолета в скорости. Повторно зайдя
в хвост, наш пилот атаковал. Загоревшийся немецкий
самолет рухнул на землю недалеко от нас и взорвался.
Подойдя, мы увидели разбросанные трупы немцев в новенькой
форме советских милиционеров. «Сорван план заброски
диверсантов», — подумали мы, а «сотка», став на свой
прежний курс, продолжала полет на запад.

К нам подошли две молодые женщины из хуторка, что был
виден невдалеке. Заметив летчика с забинтованной головой,
они спросили, когда это с ним случилось. Одна из
них оказалась медработником. Вот ангел на дороге в буквальном
смысле! После ее просьбы, его и нашего согласия мы передали
капитана этим женщинам. За все прошедшие дни капитан
не проронил ни одного стона или вздоха, ни одной жалобы,
ничего не попросил. Вот повесть о мужестве настоящего
человека! Хотя о нем так ничего я и не узнал ни до,
ни после этого случая.

Перед Минском мы вышли на вторую линию обороны, формируемую
из отступающих военнослужащих. Проверив наши документы —
я должен отметить это — всех нас с теплыми и добрыми
пожеланиями напутствовали следовать к своему авиационному
пункту назначения в Москву.

В этот день Минск был уже отрезан немецким десантом от
железнодорожного сообщения с Москвой. В поисках выхода
из города обходной дорогой через Могилев я встретил
блуждающий по улицам грузовой автомобиль без кузова,
на его платформе была закреплена бочка с горючим. Шофер
искал выезд из Минска. У меня была планшетка с 10-километровой
полетной картой района Минск — Москва. Я сел к нему
в кабину…

(Продолжение следует)