Балаганная трагедия
Уже давно смотрю спектакли по пьесам из классического наследия с одним невеселым вопросом: насколько режиссер испортил замысел великого драматурга? То, что "современное прочтение" -- чаще всего порча, сомнений у меня нет, при всех рекламных шумах, громких или не очень, обычно сопутствующих премьерам. И не одна я так думаю, встречаются еще среди театральных обозревателей те, что не боятся прослыть ретроградами.
Правда, Александр Привалов, к
примеру, пишет в журнале «Эксперт» о Зальцбургском
музыкальном фестивале, о представленной на нем опере
Моцарта «Похищение из сераля» (однако же сказанное ничуть
не противоречит тому, что происходит и на подмостках театров
драматических): «Нет задачи «по-новому интерпретировать»
какое-то сочинение Моцарта или, допустим, Шенберга — просто
нет такой задачи, никогда не было и никогда не будет. Но всегда
была и всегда будет задача правильно понять это сочинение и,
поняв, правильно его исполнить. Точнее, постараться понять и
постараться исполнить. И, видит Бог, трудность этой настоящей
задачи удовлетворит самые надзвездные амбиции. И праздник
случается только тогда, когда талантливые люди решают
именно эту задачу».
Читать такие строки весьма приятно, ибо они внушают
надежду, что единомышленники у тебя имеются и их может
оказаться больше, чем ты предполагаешь.
Впечатления от первых сцен тюзовского «Брака по
расчету» — так переименовали «Свадьбу Кречинского» —
настраивали на благожелательный лад. Нарядные платья дам,
фраки кавалеров, танцующие пары на балу, музыка вальса,
декорации гостиной в духе XIX века создавали атмосферу
времени, в котором происходило действие комедии А.В.Сухово-
Кобылина. И дальше, в любовных объяснениях, никто никого не
раздевает, не укладывает в горизонталь — уже спасибо. И
заслуженный артист России Николай Кабаков, несомненно,
самый подходящий из актеров на роль Кречинского, и Михаил
Ройзен в роли Расплюева вон как старается, и народный артист
России Вениамин Филимонов, всего в одном эпизоде, а
запоминаешь его, и Игорь Бялоус-полицейский так импозантно-
карикатурен…
В общем, режиссер-постановщик Борис Горбачевский, по
первому взгляду, стоял на правильном пути. Но что-то ему
помешало выстроить этот путь тщательнее и точнее. Что?
Откуда вдруг эта чеканность шагов, фанатичность выражений,
взведенность голосов?
Ответ читается на первой странице программы спектакля,
где вместо обозначенного драматургом жанра — комедии —
значится «трагический балаган». И становится ясно: режиссер
не устоял перед соблазном внести «свое видение» в шедевр
Сухово-Кобылина, в результате чего задал себе заведомо
невыполнимую задачу.
Всякое смешение жанров — дело для художника
рискованное. Постановка трагикомедии, согласитесь, требует
большей изобретательности, чем комедии или трагедии в
чистом, так сказать, виде. Из чеховских комедий («Чайка»,
«Вишневый сад») стало нормой делать трагикомедии, а после
говорить, как трудно ставить Чехова.
Но соединить трагедию с балаганом, то есть с шутовством,
ярмарочным представлением — возможно ли? Тут уж одно
совершенно уничтожает другое. А главное — зачем?
Филигранно выписанная сатирическая комедия Сухово-
Кобылина высмеивала столичную дворянскую накипь,
паразитизм и вероломство, жертвой которых оказалась семья
дворянина иного качества, живущего трудовыми деревенскими
заботами и далекого от интриг и авантюр, негласно принятых в
высшем свете, когда можно ловчить и мошенничать, лишь бы
не попадаться.
Нам из нашего далека интересно посмотреть, как сошлись
в поединке добро — в образе неуклюжего на балах, внешне
заурядного, но внутренне порядочного помещика Нелькина и
зло — в образе блистательного светского льва, умного, но
потерявшего совесть картежного игрока. Ведь победили тогда
именно Кречинские и Расплюевы, а не Муромские и Нелькины,
и погибло русское дворянство. И мы уже знаем об этой трагедии,
и это наше знание помогает нам увидеть, как заражал порок
добропорядочные семьи в те времена — через глупых тетушек
вроде Анны Антоновны, ослепленной внешним блеском
высшего света и мечтающей войти в него через замужество
племянницы, как беззащитны оказались люди, следующие
естественному порядку жизни, перед хищниками, пустившими
свои способности на добычу легких денег.
И потому никакие дополнительные нажимы, ни
трагические, ни балаганные, вовсе не нужны — покажите
созданную драматургом картину ясно, правдиво по отношению
к автору, и мы, зрители, будем за это благодарны.
В чем же трагичность-балаганность в постановке
Б.Горбачевского?
Сцена навешивания колокольчика швейцаром Тишкой в
гостиной Муромских — это, очевидно, балаган. Но почему-то не
смешит неуемная ярость Анны Антоновны (актриса Марина
Егорова), с которой она, словно фурия, кидается на Тишку, а
вызывает недоумение. Так не бывает — ни по пьесе, ни по жизни.
На самом деле она теряет терпение уже к концу затеи, и это
логично.
Из всего, что происходит с Расплюевым в квартире
Кречинского, режиссер извлекает одно: трагедию «маленького
человека». Расплюев то и дело катается по полу, его бьет
Кречинский, жмет и давит камердинер Федор, бедняга плачет и
стенает, и порой кажется, что «Свадьба Кречинского» —
исключительно про него, Расплюева.
Трагедизирован, похоже, и ростовщик Бек. Тонкая игра
В.Филимонова вначале радует, но когда он опускается на
колени перед Лидочкой, чего нет в пьесе, то уже кажется, что
еще минута, и ростовщик проклянет свое ремесло и бросится
раздавать накопленные богатства бедным. А это уже неправда о
ростовщике.
В целом продуманная игра других актеров — Владимира
Привалова в роли Муромского, Марины Егоровой (Лидочка),
Александра Гаврилова (Нелькин) отмечена какой-то излишней
общей нервозностью, чего вполне можно было избежать.
В сущности никакого «трагического балагана» у режиссера
Б.Горбачевского не получилось. И слава Богу. Видимо,
аристократизм А.В.Сухово-Кобылина не позволил. Скорее, это
все-таки попытка в очередной раз превратить комедию в
трагикомедию, и вылилась она в утяжеление пьесы.
И опять подумалось: а не лучше ли было довериться
драматургу?..