Проснулся Алексей от холода. Растопил давно остывшую
печку, поставил на нее чайник. На неприбранном
столе в стаканах и бутылке осталась недопитая вчера
водка. Максим — односельчанин и напарник по работе (они
подрядились строить дачу) —
спал, не сняв ботинок, завернувшись в пуховик.
Алексей растолкал его. В первый момент, еще не
совсем проснувшись, тот молча уставился на друга.
«Чего, уже ехать надо?» — спросил он, приходя в
себя. «Куда ехать?» — Алексей напрягся, вспоминая
вчерашний вечер. «Так вчера ж решили. Ты же сам
предложил соседей твоих оприходовать», — уточнил
Максим. «Ничего я тебе не предлагал, — медленно
процедил сквозь зубы Алексей. — И ничего мы не
решили. Ты ж водку не допил — выпал, а разговоры
помнишь.» «Да ладно тебе, ну не предлагал», —
Максиму ссориться не хотелось, а хотелось поскорее
похмелиться. «Поедем. Сегодня отец хозяйки зарплату
обещал привезти. Скажем, мол, дисковая пила позарез
нужна. Мы про нее уже сто раз ему говорили, а он все
забывает, наверняка и сегодня не
привезет. С ним и махнем в город. Так что
просыпайся, тут еще почти полбутылки осталось», —
как мог, сгладил свою резкость Алексей.

Ближе к обеду и отец хозяйки дачи подкатил. Тут же и
озадачили его. Тот о пиле опять забыл, но денег,
как и обещал, на зарплату привез. Тогда ребята и
предложили в город их подбросить. На эти деньги они
вызвались купить пилу, а зарплату еще недельку
подождут. Назад сами доберутся, чтоб хозяйскую машину
туда-обратно не гонять.

В Иркутске он высадил их на Центральном рынке. «Вы
только не загуляйте, ребята», — попросил на
прощание. «Да не на что гулять, через пару часов
вернемся», — заверил его Максим.

Часу не прошло, как они уже купили вязаные черные
шапки, два ножа, нитяные перчатки и бухту
ленты-скотч. В магазине «Диана» увидели в витрине
газовые баллончики. «Возьмем один, — предложил
Максим. — Если из него по шарам брызнуть, за
полчаса не проморгаешься». Взяли два. Идея Алексею
понравилась: газом в морду, потом связать скотчем.
Ну, пару раз пнуть для острастки. Убивать пенсионеров
они не собирались, об этом разговора не было.
Избить, ножом пригрозить — да. Так просто денежки
никто не выложит. Мол, нате вам, ребятки, все, что на
рынке наторговали, берите, а то у вас
на водку не хватает.

До Оека решили добираться на попутках. Ни автобус,
ни маршрутное такси не подходили. Не домой едут, не
в гости. Пока все шло, как и задумали, а если кто из
односельчан их увидит — все, поворачивай оглобли.
Ближе к ночи на попутном грузовике, который шел в
сторону Усть-Орды, добрались до поселка, проехав его на
полкилометра. Вернулись и с тракта леском, по
глубокому уже снегу, след в след, прошли до дома
тети Нели. Сверху, с горки, было видно и дом, и
двор. Светились окна. Старики уже
управились с хозяйством. Морозило. Над домами,
упираясь в небо, стояли столбы дыма. В поселке не
видно было ни людей, ни машин. Тишину нарушала лишь
собачья перекличка. «Пошли, что ли, а то трясет от
холода», — поторопил Максим. «Рано, давай еще
полчаса подождем. Возьми, хлебни», — Алексей открыл
бутылку водки.

Часов около одиннадцати налегке, без верхней одежды,
вышел во двор дядя Костя и тут же вернулся в дом с
охапкой дров. «Ну все, пошли, — скомандовал
Алексей. — Маски наденем у ворот, чтоб кого-нибудь
раньше времени не напугать». Шапки с дырками для
глаз натянули на головы у самой усадьбы. Алексей
ногой грохнул по глухой калитке раз, второй.
Хлопнула дверь. Хозяин из-за ворот недовольно
спросил: «Кого носит по ночи, чего гремите?». «Спирту
надо, — ответил Максим и добавил: — Чего из-за
калитки орешь, открыть лень?». «Я те сейчас открою!
Нет у нас никакого спирта. Прутся и день, и ночь»,
— ворчал дядя Костя, распахивая калитку. Просьба выручить
бутылкой, несмотря на поздний час, его нисколько не удивила,
однако, увидев двух мужиков, у которых на головах
были черные мешки, он от неожиданности отпрянул,
потянул было калитку назад, чтобы закрыть. Струя
газа из баллончика достала лицо, огнем обожгло
глаза. И тут же его сбили с ног. Посыпались пинки в
живот, в грудь, в голову. «Связывай», — зашипел
Максим. Обхватив дядю Костю за шею, он прижал его к
земле. Алексей, навалясь на ноги, пытался скотчем
обмотать руки, но лента рвалась на морозе. «Чего
возишься?» — разозлился Максим. Хозяин
сопротивлялся и ногами пытался сбросить с себя
Алексея. Максим ударил его ножом в грудь, дядя Костя
обмяк, но все еще шарил вокруг себя руками, словно
защищаясь. Максим ударил еще раз, еще и еще. Нож
входил в грудь легко, по самую рукоятку.

За руки поволокли тело к дому. Сунулись в дверь, но она
оказалась запертой изнутри. «Закрылась, сука!» —
Алексей бросился к окну, вышиб локтем стеклину,
перевалился через подоконник. Тело втащили в дом.
«Деньги давай, золото. А то и тебя рядом положим»,
— заорал Алексей на хозяйку. И женщина протянула
ему кошелек, который был у нее в руке, словно знала,
что вот сейчас, в половине двенадцатого ночи, к ней
придут хлопцы за деньгами. В кошельке была сотня.
Сунул ее в карман. «Ты все давай, что у вас есть. Мы
ведь не шутим», — уже спокойнее сказал Алексей. Он
связал ей руки, хотя женщина и не сопротивлялась, и
усадил на стул. Тетя Неля молча смотрела на лежащего
в коридоре мужа, под которым расплывалась лужа
крови. Они его убили. Сейчас убьют и меня, вдруг
поняла она. «Деточки, — вырвалось у нее, — вы
уходите, нет у нас денег. Я никому не скажу и
милицию вызывать не буду, уходите». И совсем уж
неожиданно для грабителей добавила: «А ты, Лешка,
сымай шапку, жарко в ней. Узнала я, ребята, вас. Наши
вы, оекские. За что ж вы так нас?» Парни
переглянулись. Максим шнуром из подола хозяйской
куртки, висевшей на вешалке в коридоре, перетянул
еще живому дяде Косте шею и удушил его. Потом молча
сунул в руки Алексею этот же шнур. Тот рывком поднял
тетю Нелю на ноги, увел в комнату и, подтолкнув к
кровати, набросил шнур на шею.

Перевернули весь дом. Больших денег не нашли. Три
тысячи рублями да полтысячи долларов, которые, как
потом выяснилось, принадлежали не пенсионерам, а их
дочери, жившей в Иркутске. Собрали золотые
колечки, серьги, попавшиеся под руку шкурки соболя и
ондатры. Техники в доме
тоже не оказалось. Только видак с парой
дистанционных пультов — его тоже прихватили.

Закончив с обыском, решили передохнуть. Торопиться
им пока было некуда. На кухне допили бутылку,
начатую в лесу. Согрели чайник и долго пили чай,
пробуя разные варения, которыми был полон
холодильник. И уже далеко за полночь, сторожась,
выскользнули из ограды дома, своим же следом,
лесочком вышли к тракту и направились в сторону
Иркутска.

Ранним утром в селе Куда постучались к знакомой. Их
впустили. На кухне уже топилась печь, и, пока хозяйка
отлучилась покормить ребенка, Алексей переменил
белую рубаху, запачканную кровью, на футболку.
Рубаху сунул в печь. Ранних гостей позвали к столу.
За завтраком выпили бутылку водки, припасенную еще
прошедшим днем в Иркутске. Договорились, что на
несколько дней оставят хозяйке видак, потом заедут, заберут.
И первым рейсовым автобусом отправились в Иркутск.

За бессонную ночь и от выпитой за сутки водки так
притомились, что в Торговом комплексе не удержались,
присели на подоконник на первом этаже. Максим сразу
же заснул. Алексей тоже прикрыл глаза. Мысль о том,
что он сотворил глупость, пришла к нему еще в доме
пенсионеров, когда они не нашли больших денег, на
которые рассчитывали. Но тогда, опьяненный водкой и
кровью, он от этой мысли отмахнулся и с Максимом не стал
ничего обсуждать. Глупость так глупость. В конце
концов, вся его коротенькая жизнь была сплошной
глупостью. Четыре судимости чередой, одна за другой.
Но везло. Все отделывался условным сроком. Когда
после четвертого суда объявился дома, мать, плача
то ли от радости, что не посадили, то ли, наоборот,
жалея, что опять выпустили, сказала: «Теперь курица в
деревне пропадет, за тобой придут». Тетя Неля и дядя
Костя — не курица. Соседом первое дело участковый и
поинтересуется. Сон как рукой сняло. Надо было
убираться отсюда — и поскорее, бежать из города,
спрятаться.

Он открыл глаза, намереваясь разбудить напарника.
Рядом стоял милиционер из охраны магазина. «Хватит
ночевать», — сказал он и потребовал документы.
Паспортов у них с собой не было, и бдительный страж
порядка предложил пройтись до Кировского райотдела:
личности явно темные — пусть коллеги проверят. В райотделе
их обыскали, попросили назвать
фамилии. Но проверять не стали, хотя проверка заняла бы
не больше пяти минут. И песенка преступников была бы спета: оба
имели судимости, что заставило бы насторожиться даже
дилетанта. Добросовестного, конечно.
Профессионалы же, добросовестностью явно не страдавшие,
предпочли поверить
всему, что экспромтом наврали эти молодые, не совсем
трезвые мужики. Золотые кольца и серьги, нанизанные
на золотую цепочку, — украшения жены. А почему
муж носит их в кармане — милиционерам показалось неинтересным.
Шкурки соболя и ондатры — тесть-охотник попросил
продать, как и норковую шапку, но ее, естественно,
дала продать теща. Рукава и подол куртки
измазаны кровью — нечаянно порезался на стройке, в
садоводстве, где они трудятся не покладая рук. А у
работающих, конечно, есть деньги, в том числе и
американские доллары, которыми теперь и ребенка не
удивишь. А вообще-то приехали они из садоводства,
чтобы купить дисковую пилу, а то без нее работа
встала. У парней изъяли нож с выкидным лезвием, хотя им
сегодня тоже никого не удивишь. Какой угодно нож
совершенно свободно можно купить на любой остановке.
А рядом с РОВД на китайском рынке их залежи и
россыпи. Газовый баллончик изымать не стали и
выпроводили из райотдела.

Хлопцы потоптались у двери милиции, закурили. Максим
предложил вернуться в магазин и купить пилу. Алексей
раздраженно оборвал его: «Далась тебе эта пила.
Рвать надо из города. Больше не повезет. Заедем в
садоводство, а потом — в Ангарск. Лопухнулись мы».
«Не, это не мы, это менты лопухнулись», — со смехом сказал
Максим. «Ты рано смеешься, дня через три нас
накроют. Фамилии мы назвали, хари наши они тоже
запомнили, завтра получат ориентировку и сразу все
вспомнят: и что было у нас в карманах, и что в
сумке. Засветились мы. Передохнуть захотелось, — расстраивался
Алексей. — Скоро передохнем: лет так двадцать дадут,
посмеяться будет время». «Ну, ты только не каркай»,
— остановил его Максим.

Но еще полмесяца судьба благоволила им. Парни
мотались между садоводством и Ангарском. Особо не
таились, рассказали, правда, без подробностей, что
убили дядю Костю и тетю Нелю, младшему брату Максима
и близким женщинам. Они и помогли спустить с
рук награбленное. А когда вырученные деньги пропили,
вспомнили о припрятанном
видеомагнитофоне. Но его приятельницы продали уже
себе на жизнь, поскольку парней,
истомившихся от страха перед расплатой и от
водки, в которой они пытались этот страх утопить,
наконец вытащила из ангарской квартиры
милиция.

Во время следствия друзья не запирались, но
признавали свою вину лишь частично, перекладывая большую
часть «подвигов» на подельника. Видать, каждый из них
чувствовал: в одиночку он на такое страшное
преступление — ограбить и убить своих односельчан,
соседей — не решился бы. За компанию же с приятелем
— другое дело.

Иркутский областной суд приговорил Алексея Суркова к
14, а Максима Кульчитского к 15 годам лишения
свободы в колонии строгого режима. Кульчитскому
приговор показался суровым, Суркову же — не очень. В
ту минуту, когда он его услышал, пожалел лишь об одном:
что не посадили раньше. Ведь четыре раза до этого он
уже вставал при словах «Встать, суд идет!» И радовался,
что опять обошлось — отделался условным сроком. Зря,
выходит, радовался: получил бы в свое время три года
колонии — зато, может, убийцей бы не стал…