Заметили ли вы, как в последнее время вырос интерес
к прошлому? Минувший год мы проводили с ожившими на
домашних голубых экранах вождями — Иосифом
Виссарионовичем и Лаврентием Павловичем. Оставим
сейчас размышления по поводу того, насколько удачны
были переводы книг Анатолия Рыбакова и Василия
Аксенова в телекадры. Мы с вами не искусствоведы, мы
— обычная массовая аудитория, которой подавай
что-нибудь остро захватывающее, чтобы
скоротать время. Лучше задумаемся: что же вызывает у
нас, оставивших за спиной такой жестокий и
противоречивый двадцатый век, жадный интерес к его
столпам, к личностям, давно покинувшим земную юдоль,
но все равно будоражащим воображение и вызывающим
интерес? Может быть, это и есть попытка сквозь
призму пережитого лучше разглядеть нынешний день?

Историкам и обществоведам давно известен пародокс: у
каждой эпохи — свой миф, отбрасывающий тень… в
будущее. Не имеет значения, насколько точно фантомы
повторяют очертания уже свершенных деяний и абрисы реально
действовавших лиц. Важно иное: каким хочется нам видеть
героя на подмостках исторической сцены. Вот, к примеру, был
Ильич. Добрый, благостный, совсем домашний на елке у
детворы в Подмосковье; или в гостях у Алексея Максимовича,
наслаждающийся «нечеловеческой музыкой Бетховена». А
каким жалким, поверженным «Тельцом» он стал у
режиссера Сокурова! Словно два полюса, расстояние
между которыми — все отлетевшее столетие с его
иллюзиями, умытыми кровью фантазиями и, конечно же,
свершениями, заставляющими задуматься над
безграничными возможностями обычных смертных.

У всех легенд, когда-либо сотворенных на земле, есть
общее начало: они признают из всей богатой палитры
только только два цвета. Белый и черный. До сих пор
в нашей почте длится дискуссия о том, достоин ли
адмирал Колчак воздвигнутого ему памятника или
только анафему уготовило ему будущее. Стоило
заикнуться газете о целесообразности сохранять в
названиях улиц имена отечественных и иноземных
революционеров, чьи подвиги не всегда отличались
кроткостью и чистотой, как тут же раздались
телефонные звонки, упрекающие журналистов в попрании
высоких идеалов.

Конечно, мифы удобны и практичны, поскольку
адресованы всем нам скопом. И вот уже кажется, что
нет нужды задумываться над частностями и стараться
вычленить из массовки обыкновенные, но не похожие на
других лица. Не потому ли так редко, фактически два
раза в год, в феврале и в мае, мы различаем их в
толпе, походя задумываясь над тем, кому же еще,
кроме генералиссимуса Сталина и полководца Жукова,
обязаны счастливым исходом в нещадной схватке,
грозившей судьбе страны? Но спадает волна официальных
торжеств; перетекающая из будней в будни жизнь
входит в спокойные берега. И снова маячат
над прошлым фигуры, отлитые в бронзу, одетые в
мрамор и закованные в латы устоявшихся штампов.
А лесть или, наоборот, проклятье легенд вновь
замещают собой правду факта. Приземленного,
лишенного какого-либо ореола, вот как признания
обыкновенных людей, строки из писем которых сейчас
перед вами.

Может быть, это происходит потому, что во всеохватности
мифов человечьей громаде легче жить? По крайней мере, нет
нужды прислушиваться к обычному, негромкому голосу и
наособицу выделять из сонма подобных обычную,
негромкую судьбу…