Все-таки «Иркутские врачебные династии» — удивительная
книга. В ней интрига заверчена историей, сюжеты
продиктованы жизнью, герои не вымышлены
воображением. Они обычные люди. Одни уже до капли
испили свою «чашу бытия»; другие продолжают свой
путь. И никаких сенсаций, на которые так падок
нынешний читатель, берущий в руки модные мемуары.
Но тогда чем же можно удержать внимание, приковав глаз
к странице, а мысль — к нарочито отстраненному,
эмоционально никак не высвеченному повествованию?
Только дотошным (буквально шаг за шагом, имя за
именем, поколение за поколением) расследованием
становления тридцати четырех иркутских кланов,
высшим предназначением которых было и остается
служение медицине. Бережно, осторожно, словно ведя
сложнейшую, требующую максимального внимания
операцию; стараясь не пропустить ни одной ступеньки,
спускается хирург-лоринголог Анатолий Григорьевич
Шантуров туда, в глубь времен, к самым истокам
семей, получивших место в его книге. И перед каждым,
кто решится последовать за ним, в конце концов,
встанет образ могучего древа, корнями накрепко
вросшего в родную землю, а кроной вознесшегося
высоко над ней. Такова уж магия слова, освященного
чистой, ясной идеей — без натуги, легко и
естественно подводить читателя к мыслям, созвучным
автору. «Мы не всегда задумываемся над тем, в каком
неоплатном долгу находимся перед своими
предшественниками, негласно завещавшими нам
продолжение жизни во всех ее проявлениях», — пишет
доктор медицинских наук, профессор Шантуров в книжном
предисловии. Можно сказать, в этих строчках — ключ
ко всему его творчеству исследователя,
историка иркутской медицины. Он ведь долго, на
протяжении чуть ли не тридцати лет, шел к «Иркутским
врачебным династиям». Его первая книга, «Кому
доверить факел Гиппократа», была о людях в белых
халатах; составленный им библиографический словарь
Иркутского медицинского университета — о них же;
«История кафедры ЛОРболезней», возглавлявшаяся им
сорок лет, — тем более о коллегах.

В рабочем кабинете Анатолия Григорьевича несколько полок
шкафа заняты его книгами, которые, будучи собранными
вместе, могут составить летопись врачевания в
Приангарье. Читаю названия, прислушиваясь к словам профессора:

— У меня, — говорит он, — одна профессия, а
специальностей целых три: наука, педагогика,
врачебная работа. И все объединяет главный постулат:
человек живет среди людей и он должен быть
человеком…

Но тут же, мгновенно, словно испытав неловкость за
высокий, как ему показалось, тон, шутливо добавляет:

— Мне все больше и больше начали нравиться не
молекулы, не мембраны, не мыши, даже не уши — а
человек. Меня никто к этому не обязывает, но я много
лет уже расчленяюсь в этом отношении…

… О «расчленении» сказано сильно, но не совсем
точно. Вернее, совсем неточно. Учить студентов,
лечить органы слуха, вести научные исследования и
еще быть летописцем! Только сильной и гармоничной
личности дано совладать с таким валом. Я не
знаю, сколько времени ушло у него на поиск архивных
документов, на собирание и осмысление воспоминаний
обо всех, чьи имена читатель встретит под обложкой «Иркутских
врачебных династий». И не могу представить, сколько
упрямого терпения потребовалось ему на восхождение
от корней каждой семьи до самой молодой поросли в ее
кроне. Но вот лежит передо мной книга, вобравшая в
себя «годы странствий» Анатолия Григорьевича
Шантурова по волнам чужих судеб и ставшая знаковой в
его личной судьбе. И в ней действительно нет
привычного сюжета, зато есть нечто, на мой взгляд,
более важное: драматизм, пружиной раскручивающий
маховик многих жизней. А какие при этом встречаются
неожиданные зигзаги, какие удивительные повороты! К
примеру, династия Захвалинских — Дубовика. Ее
основатель, врач Николай Григорьевич Захвалинский —
участник русско-японской войны 1905 года; его жена
Евдокия Петровна Гирченко — внучка декабриста
Владимира Александровича Бечасного (вот ведь как
непредсказуемо могут переплетаться корни!). А дочь
его, Ольга Николаевна Захвалинская, во время событий
на озере Хасан развернула там, на юге Приморского
края, госпиталь, в годы Великой Отечественной была
ведущим хирургом одного из самых больших иркутских
эвакогоспиталей; после войны заведовала отделением в
Институте травматологии и ортопедии. А уйдя на
пенсию, посвятила себя истории декабризма в Сибири
(вот ведь какими целебными могут быть для кроны соки
ее корней!). И так — что-то неожиданное во всех
тридцати четырех династиях, представленных в книге:
каждая из них наособицу, каждая уникальна в своем
минувшем и неповторима в настоящем.

Да, всего 34 медицинские семьи, но названы 248 имен!
Ведя медицинскую тему в газете, я знаю многих из них.
У кого-то брала интервью, о ком-то писала очерк, с
кем-то просто приятельствую. Однако только сейчас,
перелистнув последнюю страницу этой своеобразной хроники,
как бы задним числом начинаю глубже понимать смысл некогда
сказанных ими слов, суть некогда свершенных ими
поступков и принятых решений. Будто и впрямь тени их
предков подсказывают сейчас ответы на те вопросы, что
так и остались тогда для меня загадкой. А еще мне
импонирует сам принцип, которым руководствовался
профессор Шантуров, работая над «Иркутскими
врачебными династиями». Не чины, не карьера, не
звания определили его выбор — лишь передаваемое по
наследству призвание. Скрупулезно подсчитывая общий
стаж служения медицине у каждой династии (у одной — 360
лет, у другой — 230, у третьей — 433 года),
Анатолий Григорьевич словно подтверждает исповедуемую им
истину: чтобы стать настоящим доктором, одной жизни мало.

Идея духовной эстафеты пронизывает всю книгу,
расширяя регистр ее звучания. Конечно же, она, в
первую очередь, о медиках (цитирую автора): «О нищих врачах,
которых не видят и не слышат, о которых вытирают
ноги, а они все равно идут и служат профессии». Но,
смею думать, «Иркутские врачебные династии» —
вообще о людях среди людей. Как сказал мне
напоследок Анатолий Григорьевич, его книга о том,
что мир держится на мастерах, и все начинается в
семье, где надо научать детей что-то отдавать миру…