До старинных сел Казачинско-Ленского района во
многом проще и быстрее добраться по воде. Сорок
километров вниз по течению Киренги, на север, занимают
немногим больше двух часов. Киренга уникальна своими
многочисленными рукавами, обширными поймами с
заливными лугами и норовистым характером, который
заставляет реку постоянно менять русло. Эта особенность
притока Лены позволила в свое время достаточно густо
заселить человеку берега реки.

Окунайка — Вокунайта

В начале нашего маршрута по старинным северным
селениям оглянемся на несколько столетий назад. Сергей
Трофименко, сотрудник районного музея, возвращает нас к
временам почти что доисторическим.

— На территории, которую в настоящее время занимает
Казачинско-Ленский район, эвенкийское население
появляется примерно в VIII-IX веках нашей эры, —
рассказывает Сергей Владимирович, — вполне возможно, что
их предшественниками были палеоазиаты (предки
современных чукчей, коряков), но совершенно точно это
неизвестно.

Затем эта территория попадает в сферу интересов
курыкан (предков современных якутов), которые жили на
территории южного Прибайкалья. Пришедшие туда монголы
загоняют курыкан аж на среднюю Лену. Они проходят по
территории района, но толком ее освоением не занимаются.
Буряты (из Забайкалья) и русские пришли сюда примерно в
одно время. Надо сказать, что местные прибайкальские эвенки
восприняли русскую культуру очень быстро, в результате чего
утратили свою самобытность…

Как рассказал Сергей Трофименко, сегодня от тех
эвенков остались только названия. Окунайка — один из
поселков района, казалось бы, с русским названием (вроде как
здесь кого-то окунали или окунался кто-то), имеет на самом
деле эвенкийское происхождение. Окунайка происходит от
эвенкийского родового названия — Вокунайта. То есть, если
здесь кто-то и окунался, то это был Вокунайта. Кстати, еще в
1927 году перепись населения фиксировала представителей
этого рода, теперь же память о них осталась только в
обрусевшем названии поселка.

Самые первые русские деревни появились гораздо
раньше Казачинского — районного центра. Они обозначены на
карте 1699 года. К 1701 году Киренга была заселена от устья
на сто верст вверх по течению. Устная народная традиция
связывает название райцентра со ссыльными участниками
пугачевского бунта. Но по срокам это нереально.
Официальная дата основания села — 1776 год, в этом же году
началось восстание под предводительством Пугачева. То есть
получается так, что не успело восстание начаться, а ссыльные
пугачевцы уже основывают Казачинск. Скорее всего, название
села происходит не от казаков, а от названия птицы — казарки.
В исторических источниках сначала фигурирует деревня
Казарки, потом Казачья, потом опять Казарки, и, в конце
концов, из Казарок она превращается в Казачинское. Ну а
Киренга в переводе на русский — Орлиная река. Изредка
представители этой породы птиц еще встречаются здесь.

Как мужики себя победили

Деревне Карнаухово в этом году исполняется 115 лет.
Сегодня все население деревни — 60 человек. Валерий
Суханов, капитан моторной лодки и мой проводник, ищет
удобный причал. Карнаухово когда-то стояло на главном
русле Орлиной реки.

В советское время предпринимались попытки углубить
русло Киренги, сделать его судоходным. Но буквально через
неделю после работы земснарядов норовистая река весь их
труд сводила на нет. Все усилия по углублению и изменению
русла оказывались напрасными. На протяжении многих веков
Киренга кочевала от одного хребта к другому, и теперь
Карнаухово оказалось стоящим на острове. А с воды к
селению можно подойти по курье (так на местном диалекте
называются протоки — старицы). Но путь к деревне по старице
преграждает рукотворный барьер. Многочисленные стволы
деревьев образуют непроходимый для лодки завал.

— Это от лихих людей сами карнауховцы сделали, —
показывает на преграду Валерий Гаврилович, — есть такие,
кто не прочь поживиться чужим скотом, подплывают на
лодках и крадут овец, коров.

Причалили к берегу в паре километров от деревни.
Картина, действительно, будто из сказки. Ярко-зеленый луг,
на краю которого стоят аккуратные деревянные дома, и фоном
— заснеженные пики Прибайкальского хребта. Навстречу идет
одинокая фигурка — Наталья Швецова. Наталья
Иннокентьевна — глава Карнауховского сельсовета. Она-то и
поведала про недавний подвиг односельчан.

На остров, на котором расположилось Карнаухово, есть и
сухопутная дорога. Но половодье прошлого года разрушило
деревянный мост, соединяющий деревню с Большой землей.
Местные жители обращались в высокие инстанции, чтобы им
наладили мост. Круглогодичная дорога для деревни не
роскошь, а залог нормального, стабильного существования.
Но ответ был один: нет денег.

— Мост назвали в честь 60-летия Победы, —
рассказывает Наталья Швецова. — Долго мы сомневались,
раздумывали, строить его своими силами или нет. Но потом
поняли, что, кроме нас самих, нам никто не поможет. Я пошла
по дворам собирать мужиков на стройку. Захожу к Бутакову
Михаилу, а он уже стоит с бензопилой наизготовку. «Михаил,
мост строить будем?» — спрашиваю. «Будем, я уже пошел».
Про оплату даже никто не заговорил.

Вот уж, действительно, мост победителей, ибо самая
трудная победа — это победа над собственной ленью и
равнодушием…

На Карнауховский сельсовет выписали лес, снабдили
карнауховских мужиков дизтопливом да пообещали, что
подвезут металлическое перекрытие. И в конце марта бревна
для будущего моста лежали уже на берегу. А на реке лед,
старые ряжи, на которых крепился разрушенный стихией
мост, за зиму вмерзли намертво. Жгли костры, топили
затвердевшую воду, рубили ее топорами и ломами и
выкорчевывали старые бревна. Шкурили заготовленный лес и
вручную спускали скользкие обледеневшие стволы в воду —
укрепляли новые ряжи. Работе отдавались до последней
капли, сил хватало только на то, чтобы прийти домой и упасть
в постель до утра. Вся домашняя работа — и мужская и
женская — легла на плечи карнауховских женщин. Никто не
жаловался, народ понимал, что без моста жизнь в деревне
замрет.

В двадцатых числах апреля мост был готов. Принимать
сооружение приехали специалисты-мостостроители. Работу
карнауховцев похвалили. Без проекта мужики сделали ряжи
по-особенному, срубили бревна под конус — теперь даже при
сильной и высокой воде мост будет стоять. Срок жизни ему
отмерили 50 лет.

И хотя разговора о деньгах не было, за строительство
моста для всей деревни карнауховцам районная
администрация выделила денежное вознаграждение — 50
тысяч рублей. Ровно столько, как они сами оценили свою
работу.

— Вот что значит для себя делать и всем миром! И
смекалка появляется, — восклицает Наталья Иннокентьевна. —
Когда мост приняли, мостостроители наших мужиков с собой
звали, дальше мосты строить. А все потому, что работали
ударно, никто не запил, не загулял. Такие работяги везде
нужны.

Правда, когда мост сделали, говорили, что вот, мост
сделаем, загуляем! Я: «Вы что такое говорите? Начальство
приедет, не надо гулять!» У нас тут отчетное собрание
проходило по весне, так это вообще феномен. Обычно на
собрание кто-нибудь да придет пьяный, а у нас все трезвые
были. Ну и на 4 мая, когда торжественно открывали мост,
никто не напился, все прошло очень культурно…

А когда открыли шампанское и вытащили конфеты,
Наталья Иннокентьевна сразу предупредила высоких гостей
из районной администрации: «Товарищи, фантики либо в
коробку, либо в карманы, здесь не бросайте!».

— Я же не покрасоваться, я же, чтобы порядок был! —
смущенно оправдывается Наталья Иннокентьевна.

Карнаухово на самом деле отличает ну почти что
образцовый порядок — этакое идиллическое мироустройство в
полном согласии с природой. Нет обычного для деревни
мусора. Оставшиеся со времен колхоза амбары и
животноводческие корпуса бережно сохраняются сельчанами.
Растаскивать и разворовывать их строго запрещено — решение
сельского схода. Что разобрать, а что оставить, решают всем
миром. Если кому-то нужны доски или шифер, прочие
стройматериалы, то взять их можно только с общего
разрешения. Потому если и разбирают коровники, то
аккуратно. Так, чтобы строения не выглядели, будто после
вражеской бомбежки. На корпусах до сих пор лежит шифер! К
тому же куча конфликтных ситуаций устраняется. А то ведь
как бывает: один урвал, а другому не досталось.

Зачем нам Москва?!

Теперь у карнауховцев есть опыт, как сообща решать
проблемы каждого в отдельности взятого сельчанина. Был
обыкновенный рабочий день. Мужское население деревни
городило забор. Вся прилегающая к деревне территория
разбита на участки. Один участок — для выпаса коров, другой —
для лошадей, третий — для овец, четвертый — для картошки.
Вот и городят, чтобы не было бардака. Чтобы животные
паслись в строго отведенном месте — не травили сенокос и
картофель. Но дошли до этого не сразу.

— Одно время, после развала колхоза, — рассказывает
Наталья Швецова, — мы и огороды, и сенокосы, и выпасы
поделили, и каждый огородил свой участок. А потом
посмотрели, и вышло, что техника-то не у всех имеется, чтобы
эти огороды обрабатывать, за сеном ездить… Решили, что так
дело не пойдет! А на одно общее поле скинулись всем миром
на ГСМ и вспахали. Так же и на забор — нарубили жердей и
огородили…

К тому же карнауховцы грамотно распределили участки.
Покосы поближе, чтобы зимой солярку зазря не жечь на вывоз
сена, а коров можно и подальше пасти. Как, оказывается,
просто наладить спокойное, уверенное течение жизни в
отдельно взятой деревне. Нужно только не надеяться, что
прилетят инопланетяне и за тебя наведут порядок на твоей
планете. Народ в Карнаухово сам проживает свою жизнь. А
раз живешь сам, то хочется сделать эту самую жизнь
комфортной…

Забор вокруг покоса почти готов. Мужички
перекуривают. А во время перекура всегда в сладость
почесать языками, грех не «потрепаться за жисть».

— Вам тут не скучно жить, привыкли небось? —
спрашиваю карнауховцев.

— Здесь хоть привыкай, не привыкай… не мы такие,
жизнь наша такая…

— Я смотрю, вы все такие жизнерадостные, бодрые… в
Иркутске таких не встретишь.

— И так на нервах плохо, а не смеешься если, еще хуже
получается.

— А чего у вас-то такие нервы? Однако, по телевизору
новости смотрите?

— Да мы вообще не смотрим телевизор. Солярки сейчас
нету совсем. Скоро «ящики» только для вида стоять будут —
подставка под цветы, ну или как символ материального
благополучия… Фильмоскоп будем смотреть и сами
озвучивать.

С электричеством в деревне напряженка. Один киловатт-
час обходится в 3 рубля 99 копеек. Именно столько стоит
электроэнергия, производимая деревенским дизелем.
Поговорили с мужиками и про новую систему
налогообложения. Карнауховцы ее очень даже не
приветствуют. Налицо сепаратистские настроения, как
следствие немудрой политики федерального центра.
Наверное, вот так колонии обретают независимость: сначала
разговоры и брожение в умах, потом — действия.

— Иркутская область, она одна бы вот так прожила! —
показывают мне большой палец вверх. — Все у нас есть! Зачем
нам Москва?! — И дальше смеются: — Вот думаем винно-
водочный завод открывать, бизнесом заниматься. Воды у нас
много, и она чистая, пихты много, начнем спирт гнать.

Типичный образец народного, независимого мышления.
Человеку непонятно, зачем ему какая-то Москва, какие-то
правители, если он сам устраивает свою жизнь без указок и
понуканий сверху. Посудачили и про нефтепровод, который
«вроде как пройдет где-то рядом с Карнаухово».

— Ну вот вам и топливо будет, — подначиваю я мужиков.
— Дырок в трубе насверлите и будете помаленьку нефть
сливать.

— Ну, там, видать, охрана будет!..

— Так вы в охранники идите.

— И то верно, у нас ведь как теперь, кто караулит, тот и
ворует.

— А деньги вы где берете? — интересуюсь на всякий
случай.

— Печатаем… В основном пенсионеры получают.

— А зачем вам деньги, мясо свое, молоко, картошка…

— Дык, у нас дети есть, в интернатах живут, надо
платить. Муку опять же надо купить. А вообще, если бы не
покос, то поехали бы мост строить, как нас приглашали. Но
там на сезон надо. А тут летом сплошная работа, никак нельзя
оставить деревню.

Три ученика одной школы

До нынешнего Карнаухово первые русские поселенцы
добрались из Киренска в конце XIX века. Шли в лодках-
долбленках на шестах против течения. Шли-шли и увидели
замечательное место — рыбы немеряно, река рядом, острова,
на них сенокосы богатые. Населяли благодатное место в то
время эвенки. Остановились и попросили у них разрешения
построить дома. Надо полагать, эвенки не отказали.
Так образовалось Карнаухово.

Сегодня в Карнаухово есть фельдшерский пункт,
правда, без фельдшера. Работает сельский Дом культуры,
библиотека и начальная школа — очень уютная. Наверное,
оттого, что в ней всего три ученика. Никогда не думал, что
существуют где-то такие школы. Сразу при входе в
школу встречает плакат: «Ты попал в сказку. Эта сказка
называется школа». Не хотелось бы, чтобы эта сказка
кончилась. Закономерность, проверенная временем, практикой
и самой жизнью: пока есть школа, даже вот такая, в которой
три ученика, деревня держится. Прекращает школа свое
существование — деревня вымирает.

Учительствует в Карнауховской школе невестка Натальи
Иннокентьевны — Ольга Швецова.

— Когда я пять лет назад приехала в деревню, было семь
учеников, — рассказывает Ольга Михайловна, — все самое
необходимое у нас имеется. Ремонт делаем сами, средства на
это выделяет районо. Нас тут тоже трое: я, истопник и
техничка.

Фамилия Швецовых — знатная в деревне. В доме,
который построил дед Натальи Иннокентьевны, в летней
мансарде на стене нарисовано древо жизни — на нем
запечатлены все Швецовы, среди которых есть и основатели
Карнаухово. Василий из рода Швецовых славен тем, что
написал книгу о своих предках «Карнауховский смутьян»,
которая повествует о событиях гражданской войны начала
прошлого века.

Робинзоний остров

До прихода БАМа в Казачинско-Ленский район местное
население вело натуральное хозяйство. Им да еще охотой и
кормились. Здесь даже на конец XIX века не было
промышленных предприятий. Район был настолько
самодостаточным, что вывоз отсюда преобладал над ввозом.
Варили соль, добывали лес, перерабатывали железо — все
здесь, в районе. А вывозили продукты, сено. Известны факты,
когда в северные районы области — в Бодайбинский и Мамско-
Чуйский — снаряжали целые обозы с провиантом. Сегодня, по
статистике, сено заготавливают только на 20% от площади
тогдашних лугов.

Интересный факт. Совсем недавно, еще до 1941 года —
начала Великой Отечественной войны, основой охотничьего
промысла были так называемые плашки. Их придумали,
чтобы обходиться без капканов, для изготовления которых
требовалось железо. Плашка — это сосновая колода метр
двадцать длиной и около метра в диаметре, расколотая
пополам. Между половинами ставился «сторожок» и клалась
приманка. Когда зверь клевал на приманку, срабатывал
«сторожок», и добыча прочно зажималась половинками плашки.
Плашек были тысячи. Но после войны, когда мужиков
повыбило, некому стало возобновлять этот вид охоты. Потому
плаший промысел пришел в упадок…

Осиново располагается в двадцати километрах от
Карнаухово. Увы, это типичная вымирающая, или почти
вымершая, деревня. Наверное, она переживает свои последние
дни. Зарегистрированных жителей тут всего лишь девять
человек. Ну а с непрописанными пришельцами наберется 20.
Работают они в небольшом фермерском хозяйстве, которое по
большей части натуральное, как сто и двести лет назад. В
отличие от Карнаухово, сухопутной дороги сюда нет. Топливо
для портативных электростанций завозят кто как может.

Аборигены говорят, что после того, как закрыли
начальную школу, деревня вымерла в считанные годы.
Осиновцы в массе своей переселились в районный центр.
Несколько одиноких, «пожилых», но пока еще крепких домов
напоминают о былом расцвете Осиново. Да еще одинокие
одноногие колодцы-журавли поят пока еще чистой студеной
водой последних из могикан. Но и оставшийся люд не прочь
переселиться поближе к цивилизации…

Моторная лодка упруго скачет по волнам Орлиной реки.
Пейзажи неброской, но естественной красоты сменяют один
другой. Дикая природа быстро стирает человеческие следы.
Вот и деревня Курья, вернее, одинокий домик на берегу — все,
что осталось от деревни. В домике живет местная
достопримечательность — Сергей. Между собой аборигены
называют его Робинзоном. Сергей, в отличие от последних
осиновцев, к цивилизации не стремится. Восемь лет назад он
убежал от ее благ на этот необитаемый берег Орлиной реки.
Все это время живет в зимовье один. Что заставило
человека уже пенсионного возраста покинуть Казачинское,
где у него есть добротный дом, доподлинно неизвестно.
Ясно только одно: Сергей пережил какую-то душевную
травму.

Как он выживает в суровую сибирскую зиму, когда в его
зимовье никто, кроме вьюги и медведей, не стучит, о чем
думает, куда течет река его жизни? Ответы на эти вопросы так
и остались у Робинзона. Летом, в сезон рыбалки, у Сергея
жизнь превращается в сплошной праздник. Через его зимовье
проходят рыбацкие пути, а редкий рыбак не берет с собой
горячительного. За гостеприимство рыболовы угощают
Робинзона водкой. Угощают на совесть. Вот и в этот раз у
Сергея был гость, с которым они на славу набрались
вкусной водки.

Робинзон очнулся от тяжелого алкогольного сна,
сфокусировал близорукое зрение и сразу же стал рассказывать
про то, как его черный пес поймал и съел ядовитую змею.

— Гадом буду, Валера, пес съел змею… Он как лев был…

На мою попытку заговорить ответил:

— А ничего я здесь не делаю.

— Да я уж вижу, водку пьешь, спишь…

— А что еще делать? Я к врачам 10 лет не хожу, а
лечиться надо… А зимой, когда насморк, я думаю, что мозги у
меня вылазят… А когда в поселке жил, то учителем работал, а
потом сел на катер и сюда уехал. Тут и буду жить и умирать.

… Сергей Антипин действительно всю жизнь проработал
учителем математики в школе. Говорят, что у него получилась
размолвка с женой. Жена от него ушла, а Сергей обиделся на
этот неправильный мир. Зимовье он построил сам, и на самом
берегу Орлиной реки. Да только наводнение пятилетней
давности отодвинуло домик Робинзона от уреза воды. Когда-
то держал Сергей куриц, садил картошку, огород засеивал… В
Казачинском его видят редко. В райцентр Робинзон
наведывается только за пенсией и за кое-какими продуктами.
А то еще рыбы привезет, продаст, куда без этого, ведь в
рыбных местах живет.

Летом на необитаемом робинзоньем острове хорошо.
Рыбаки угощают водкой, привозят сигареты и батарейки для
старенького транзистора. Приезжают крестьяне на сенокос.
Но недели две-три весной, когда лед ломает, к зимовью не
попадешь. И осенью примерно столько же — пока лед не
встанет. А зимой в сильные морозы, которые здесь не
редкость, на рыбалку никто не ходит. Сено до Нового года
вывозят. И вот с Нового года и до конца марта у Робинзона
вся связь с миром — старенький хриплый транзистор. А из всех
собеседников пес да кошка. Ну, еще волки и медведи, с
которыми не очень-то побеседуешь. А может, человек уходит в
тайгу, чтобы беседовать с самим собой?

На хуторе у реки Черная — притоке Киренги — около семи
лет назад умер дед семидесяти лет. Он там прожил всю жизнь.
Сначала жил с женой, а после ее смерти — один. Вел,
сколько мог, хозяйство, охотился, ловил рыбу. До ближайшего
населенного пункта 15 километров. Дед умер, и мертвый дом
теперь врастает в землю.

А Орлиная река то плавно, то стремительно мчит свои
воды дальше.