— Всего неделю-то и постояла погода, а до этого то дожди
не давали возможности выехать в поле, то ждали, когда
подсохнет, — говорил начальник Тайшетского
сельхозуправления Василий Александрович Сабиров в конце
июля. — За счет тех погожих дней и сумели вырваться,
накосить сена, часть сенажа заложить. Но сегодня
опять что-то небо хмурится.

— Нам бы таких дождей да на несколько дней, —
высказывал свое пожелание в те дни коллега Сабирова из
Качугского района Михаил Иннокентьевич Жданов. — Снова
сушит. За июль выпало чуть больше 30 миллиметров при
норме 84. И жара еще недавно стояла 30 и
больше градусов. Там, где в прошлом году заготавливали
три тюка прессованного сена, нынче с такой же площади
один берем.

— А у нас ситуация лучше, — отмечает
начальник Усть-Удинского райсельхозуправления Михаил
Александрович Никитин. — В мае шли дожди, в июне. Травы
сумасшедшие наросли.

Вот как по-разному складываются погодные условия по
области, хотя при этом многим районам грех жаловаться на
скупость небесной канцелярии. Верхнеленский же регион в
какой-то мере исключение, поскольку в том же Качуге за
десятилетие лишь дважды небеса разродились приличными
дождями. Мало того, что лето приходит туда позднее, чем в
другие регионы, так нынче в начале его стояли
холода. «Холодно было, как осенью,»— утверждают
качугцы. В общем, «был бы покос, да пришел мороз».
Читатель вправе спросить, как заниматься в таких условиях
сельским хозяйством. Спешу успокоить: занимались и
занимаются. В недавнем прошлом ездили в район
перенимать передовой опыт ведения интенсивного откорма
скота и кормопроизводства. Впрочем, и сегодня при крайне
сложных экономических условиях сохранились хозяйства,
которые в поле и на ферме получают хорошие результаты.
Это прежде всего ООО «Анга», руководит которым
Павел Иванович Козлов. Несмотря на
неблагоприятные условия, его предприятие заготовило
немало кормов. Это фермер Василий Павлович Хмелев,
который ежегодно выращивает прекрасные урожаи зерновых.
Нынешний год не исключение. Но если бы и у них дожди шли
как по расписанию, то…

Впрочем, зеленая страда не только в Приангарье, но и в
других регионах, не только в наши дни, но и в иные годы
простой кампанией не была. Не случайно у
слова «сенокос» с давних времен появился такой синоним,
как «страда». «Весна красная, а лето страдное,»— такое
определение давали крестьяне временам года. У слов
«страда», «страдать», «сострадать» один
корень, и смысл его не самый радужный. Тем не менее,
настраиваясь на нелегкую работу, крестьяне издавна
связывали с сенокосом многие свои надежды. «Есть сено —
есть и хлеб», «Трава — божье дело», — говорили они
раньше, не отказываясь при этом от определенных
наставлений. «Всякий, кто дорос, спеши на покос», «Не
хвались травой, а хвались сеном». А все дело в том, что,
по их словам, «лето припасиха, зима прибериха», «летом
пролежишь — зимой с сумой побежишь» , «июль, август,
сентябрь — каторга, да после будет мятовка (еда)».

Сам же сенокос, особенно его начало, был своебразным
праздником для селян. «При благоприятных условиях уборка
сена считается одной из приятнейших сельских работ, —
писал крестьянский писатель ХIХ века В.В.Селиванов. —
Бабы и девки имеют обычай для работы в лугах
одеваться по-праздничному». А в Приангарье и мужчины
одевались в чистое, направляясь на сенокос.

Но как бы ни поэтизировалась та пора, однако
основной цели — создание достаточных запасов — многим
достичь не удавалось. И потому в средней России ближе к
весне исчезала солома с крыш иных крестьянских изб. Как
говорили тогда, сена нет — так и солома съедома.
Приангарье же, как ни убеждают нас «патриоты» из числа
все знающих, порою тоже большим кормовым потенциалом
выделиться не могло. Потому-то, опасаясь больших потерь
скота, еще в начале ХХ века усиленно пропагандировался
березовый корм. «Иркутские губернские ведомости» не
посчитали зазорным как-то целую полосу посвятить описанию
больших достоинств его, утверждая, что он более
питателен, чем сено.

Как это ни грустно сознавать, но с тем «наследием
прошлого» пришлось столкнуться нашему поколению. Я имею в
виду заготовку березовых и отчасти крапивных веников.
Правда, «березой» занимались больше горожане, выезжая
в субботние и воскресные дни на лесные массивы. Не
забывались и неудобицы, болота. Туда направлялись
небольшие звенья заводских рабочих или специалистов, чаще
всего из числа тех, про кого говорят «на тебе, боже…»
Районы в это время тоже не давали покоя своим местным
организациям. Словом, нервная, напряженная пора. Однако
та проблема была сложнейшей не только для сибиряков,
почему и появилась где-то в 70-е годы крылатая фраза «О
кормах, как о хлебе», ставшая лозунгом и девизом.
Одновременно набирали обороты поиски методов, технологий,
культур, которые позволили бы более успешно решать ту проблему.
Сектор исканий был довольно-таки широкий. И это начинало
давать свои результаты.

Попав однажды в Усть-Удинский район в разгар зеленой
страды, я удивился спокойному ритму жизни в самом
райцентре. Не сразу понял, в чем дело, а потом дошло.
Усть-Уда начинала пожинать плоды большой работы по
кормопроизводству. Ведь в чем причина обычной летней
горячки? Одна забота наслаивалась на другую. Стрижка
овец, вспашка паров, сенокос и т.д. В период зеленой
страды надо было в короткие сроки выполнить огромный
объем самых различных работ. А в Усть-Уде многие работы
стали как бы раскладывать по полочкам: одни культуры
сеяли в одни сроки, другие — позже, благодаря чему
они созревали или подходили в разные периоды. Затем
поздние однолетние травы («петровку», т.е. посеянные к
Петрову дню, когда ожидались осадки) приспособились
косить по приморозку и хранить в мелких копнах до
наступления постоянных и сильных холодов. Сочная зеленая
масса замораживалась, холодом консервировались витамины, и
потому корм тот был очень питательным. Инициатором
новшества был колхоз «Восход» с его знаменитым
председателем Иваном Кузьмичом Вологжиным.

Но самым большим вкладом Усть-Уды в решение кормовой
проблемы даже областного масштаба было широкое
распространение донника. История эта интересная и не лишена
некоторой интриги. Все началось, наверное, с Олейника. Был
у нас такой прогрессивный специалист, руководивший крупнейшим
совхозом «Голуметский» Черемховского района. Единственное,
что как-то не соответствовало характеристике «прогрессивный»,
так это нелюбовь к кукурузе.

— И стал он тогда искать культуру, которая заменила бы
«королеву полей», — вспоминает сейчас бывший директор
совхоза «Тагнинский» Заларинского района Иван Васильевич
Гец. — Приехал я как-то к Юрию Константиновичу, а он
ругается на чем свет стоит. Донники посеял и стал ждать,
когда масса хорошая нарастет. Растения в рост человека
вымахали и загрубели так, что ножи не берут. «Я из-за
этого донника все комбайны переломал. Спалю его к
чертовой матери!» Но я все равно попросил у него
семян. Посеял у себя, правда, возде пасеки. Он же
хороший медонос. Потом, хлоп, 17 центнеров семян
получаю на круг. А они дорогущими были тогда. Стали
возделывать его как кормовую культуру. Избрали меня
первым секретарем в Усть-Удинском районе. С кем ни
поговоришь — о-о, у нас тут ничего не растет. Горы да
глина. Знаете же, что после затопления пойменных и
низинных земель всем колхозам пришлось в горы
подняться, там передвижные мехколонны из-под тайги
земли осваивали. А какие почвы после сосны или ели? Я
слушал, слушал их и говорю: «Раз ничего не
растет на ваших полях, так давайте донник сеять. Он
везде растет». Убедил.

С этого началось распространение донника в районе. Помню первую командировку в совхоз «Голуметский» в
конце 70-х годов. Перед глазами огромные массивы донника,
пчелиные пасеки. В то время ученые ИСХИ
(Л.Герасимов и А.Игумнова) отрабатывали и внедряли
технологию закладки сенажа из той бобовой культуры.
То есть еще в то время приняла Голуметь донник. А потом
начались поездки в Усть-Уду. Уже на восьми тысячах
гектарах возделывался он там. С желтого, не столь
урожайного, стали переходить на белый. Начали появляться
хорошие сорта. Иван Васильевич Гец настолько увлекательно
рассказывал о новинке, что и меня заразил. С его
легкой руки самое широкое распространение получил донник
и по области. В начале 80-х он занимал 60 тысяч
гектаров, через десять лет — свыше 100 тысяч.

Однажды после нескольких моих публикаций в центральной
газете «Сельская жизнь» о донниковой эпопее я снова попал
в Усть-Уду, в колхоз «Восход». Увидел там КАМАЗы из
Ростовской области. Оказывается, за семенами донника
прибыли. Как мне сказали, сам Михаил Шолохов обратился в
Иркутский обком партии и попросил не отказать.

Итак, скорее всего Юрий Константинович Олейник был
крестным отцом той культуры, а Иван
Васильевич Гец в огромной степени поспособствовал
распространению ее на всей территории области.
Почти в любой год она давала урожаи. Корма богаты белком,
пожнивные остатки обогащали почву азотом. Со временем
некоторые колхозы и совхозы стали отказываться от чистых
паров, особенно на дальних массивах. Там возделывались
донники как сидеральная культура, т.е. на удобрение. Не
надо было покупать селитру или мочевину, не было
необходимости везти туда навоз или перегной, поскольку с
запаханной зеленой массой вносилось столько питательных
веществ, сколько дали бы десятки тонн перегноя.

Но сегодня возникает вопрос: кто же навел Юрия
Константиновича Олейника на ту культуру? В монографиях
нашего земляка Д.Н.Прянишникова «Частное земледелие» и
«Общая агрохимия», которые впервые были изданы в начале
30-х годов прошлого столетия, есть увлекательнейшие
описания люцерны и клевера. Дмитрий Николаевич очень
интересно рассказывает об их происхождении,
распространении, огромных достоинствах и
использовании. На этом фоне всего два-три абзаца,
посвященные доннику, вызывают досаду скупостью изложения.
Но, очевидно, та культура в таком масштабе еще не
изучалась, на столь больших просторах не внедрялась. Хотя
к тому времени, примерно к 30-м годам, активно
использовать его начинала Америка.
Однако даже тот небольшой объем первичной информации
дал ученому право рекомендовать донники
земледельцам Сибири и Дальнего Востока, а также занимать
ими земли, отличающиеся более высокой засоленностью,
каменистые. И интуиция не подвела ученого.

Но между прогнозом, рекомендациями основоположника русской
агрохимии и воплощением его идей временная дистанция,
превышающая три десятилетия. Она могла
быть и большей, но кто помог пробежать ее быстрее? Я не
слышал подробных описаний донника в лекциях
крупнейшего ученого-луговода академика
Н.Г.Андреева (Тимирязевская академия). Не помню особых
упоминаний о нем в ярких рассказах певца луговых трав
И.Д.Троценко (заведующий отделом Иркутской опытной
станции). Не заходила речь о нем и в разговорах с
профессором Буддо (ИСХИ). Даже у мужественной и
страстной поклонницы трав, Агриппины Ивановны
Кузнецовой (ИСХИ), которая пострадала в годы
хрущевской борьбы с т.н. травопольем, тоже не
встречал ссылок на донник. Хотя ее книга «Люцерна в
Восточной Сибири», на мой взгляд, очень ценная и
обстоятельная. Над агрономами-практиками довлело тогда
представление о доннике, как о злостном сорняке. Пытался
как-то прояснить обстановку заместитель директора
Иркутской опытной станции М.Ф.Бычко. Это потом новая
бобовая культура прекрасно пойдет по недавно освоенным из-под
тайги землям Качугского района. Будет возделываться
на «каменюшниках», на супесях и глинах Жигаловского
района и в иные более-менее влажные годы будет
перерастать хлеба, под которые сеялась, и давать
немалые урожаи. Но до того, до массового
распространения негативное отношение к доннику
сохранялось.

Поэтому и возникает вопрос: кто явился связующим звеном
между крупнейшим ученым и новатором Олейником? Допускаю,
что этот мостик проложил ученик Прянишникова профессор
Угаров, который до последних дней трудился в Иркутском
сельхозинституте и руководил кафедрой агрохимии.

Как бы там ни было, но свыше ста тысяч гекетаров посевов
мы имели. Правда, еще до триумфального шествия донника по
земле иркутской по заданию обкома партии кандидат наук
Т.Кравченко начинала в производственных масштабах
возделывание донника на засоленных землях совхоза
«Аларский». То есть там, где остальные травы либо не
росли, либо давали очень мало зеленой массы. Удался опыт.
Пошли там донники, стали окультуриваться те массивы. И
это тоже результат рекомендаций нашего земляка. В
конечном счете отказалась область от поездок за
пределы региона за соломой, поскольку донник был не
только неприхотливой культурой, но и создавал хорошую основу
для будущего урожая. Более умело занимались наши
земледельцы и производством других видов кормов, им
удавалось получать даже рекордные урожаи кукурузы.

Листаешь страницы прошлого, вспоминаешь многочисленные
командировки, областные партийно-хозяйственные активы,
районные совещания, межрегиональные конференции, «круглые
столы», проводимые мною вместе с учеными, первыми
секретарями райкомов, и вновь проникаешься огромным
уважением к хлеборобам и животноводам 60-80-х годов, к их
титаническому труду, к новаторам и подвижникам науки,
которые вели непрестанный поиск. Особое чувство
испытываешь к нашему замечательному земляку, Дмитрию
Николаевичу Прянишникову.