Земли много, а нас — мало

Россияне возмущены и озадачены повторяющимися одна
за другой смертями наших детей на чужом континенте.
Говорят: не лучше ли научиться находить
детям-сиротам и полусиротам приемные семьи у себя на
Родине?

Наша пресса редко рассказывает об усыновлении полную
правду. О том, в частности, что нередко некоторые
«радетели» из детских домов, чиновники из органов
опеки и других «заинтересованных» учреждений
просто-напросто продают иностранцам сирот за деньги,
как товар. Вполне здоровых детей при этом от
россиян, потенциальных усыновителей, прячут,
говорят, что те больны страшными недугами,
показывают фиктивные медсправки. Иностранцам же
выдают настоящие документы.

Такой «патриотизм» особенно дико
выглядит на фоне катастрофического уменьшения
численности населения в России. Только в одном 2004
г. нас стало меньше на 1,7 млн. Тенденцию вымирания
нации остановить пока не удается. Понятно, что в
такой ситуации и детей рождается меньше. Но вот
парадокс: детских домов, приютов, интернатов
становится все больше.

Печально также, что родившиеся дети многим нашим
отцам и матерям не нужны. (Из 700 тыс. сирот в РФ не
имеют родителей лишь 5%). Да и самому государству
зачастую тоже. Во всем цивилизованном мире (и даже
не цивилизованном) детей-сирот и детей, оставшихся
без попечения родителей, стремятся отдать в семьи, а
не в казенные дома. В большинстве мусульманских
стран детских домов вообще нет. Там осиротевших
детей забирают к себе родственники. Даже самые
дальние. Потому что брошенный на произвол судьбы
ребенок здесь означает позор для рода и всей
нации.

А наша страна позора в этом не видит. Хотя, как
рассказывают летописи и ученые-историки, до
большевистского переворота 1917 г. в Российской
империи так не поступали. У моих личных дедов,
прадедов и прапрадедов (как по материной, так и по
отцовой линии), живших в 18-20 веках, были очень
большие семьи. Не менее 8-10 человек. Однако никто
никогда своих детей не бросал. Хотя жили порой
бедно, просто нищенски.

Однако, кажется, наше общество начинает нащупывать
те пути, с помощью которых оставшиеся без отеческой
заботы дети становятся ближе к семье, вливаются в
нее и, в конце концов, берутся под опеку или
усыновляются. Я имею в виду различные
социально-реабилитационные центры, которые
называться могут по-разному, но задача у них одна —
реабилитация несовершеннолетних, восстановление
утерянного статуса, возвращение в лоно домашнего
очага. Таких «домов временного пребывания» в
Приангарье насчитывается 54. Есть муниципальные,
есть областные. Со следующего года все они перейдут
в ранг региональных и будут подчиняться
непосредственно главному управлению социальной
защиты населения (ГУСЗН) администрации Иркутской
области. До недавних пор 52 из них подчинялись
районным и городским администрациям.

На тихой улочке

В Иркутске-II на тихой улочке уже пятый год работает
самое мощное из этих учреждений — областной центр
помощи детям, оставшимся без попечения родителей. Их
еще называют «некруглыми», или «социальными» сиротами.

Сюда со всех приютов, реабилитационных центров
Восточной Сибири прибывают ребята
в надежде обрести приемных пап и мам. 25
детей живут в стационаре (отделение круглосуточного
пребывания), остальные 75 — в 48
семейно-воспитательных группах (СВГ).

Задача эта для работников центра непростая. У
большинства детей, порой силой вырванных из рук
пьющих родителей, наблюдаются задержки в развитии.
Деревни и небольшие поселки во многих районах
деградируют. Работать зачастую негде. Горе-отцы и
горе-мамаши, отчаявшись, отводят душу в запоях, из
которых выходят редко. На лишение родительских прав
реагируют вяло. Но когда кто-то берет их чад в семьи
и они об этом узнают, то могут отравить жизнь и
семейному воспитателю, и опекуну, и усыновителю
— если таковые найдутся. Поэтому люди опасаются
«наездов» с их стороны. Боятся и за
непредсказуемость поведения взятых в центре детей.
Дескать, как бы гены, унаследованные ими от своих
непутевых родителей, потом не аукнулись.

Некоторые семейные воспитатели рассказывали мне
прямо-таки анекдотичные случаи. Один подопечный
увидел в магазине булку хлеба и
страшно удивился. Он считал, что хлеб бывает только
ломтиками, поскольку всю свою сознательную жизнь
провел в одном из районных приютов. А другой мальчик
в приемной семье впервые попробовал настоящую
домашнюю котлету и потом целый месяц просил ее на
обед.

Требования к будущему семейному воспитателю строгие.
Но главное условие — чтобы он любил детей, умел их
воспитывать. Директор центра Валентина Анищенко
говорит в этой связи:

— Если перво-наперво спрашивают: «Сколько я буду за
детей получать?» — то меня это сразу настораживает.

Особая миссия

Валентина Алексеевна начальствует в центре с первого
дня его открытия. Отдала соцзащите десять лет. Имеет
три высших образования. В том числе педагогическое.
Уже будучи директором, в 2003 г. прошла курс
обучения на факультете социальных наук ИГУ. Говорит,
что все полученные знания востребованы жизнью. Что
без специальной подготовки за воспитание и
реабилитацию таких трудных, таких «сложных»
подростков лучше и не браться. Ответственность за их
судьбы очень велика.

У центра — особая миссия. Ведь
если Валентина Алексеевна и ее коллеги не помогут девочке или
мальчику, которые остались без попечения родителей,
найти новую семью, то ребят ждет трудная судьба. В 18
лет их просто-напросто выгонят из казенного дома на
улицу. Дадут выходное пособие и — гуляй… Есть,
правда, еще вариант — закрепленное за ними жилье
родителей или комната в общежитии. Но таких
счастливчиков мало.

Анищенко — давняя и твердая сторонница того, чтобы все
наши дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения
родителей, жили в семьях. Причем в российских, а не
где-то в США или Австралии. «Все-таки они наши,
россияне, грешно делать их иностранцами. Да и не
всегда им там хорошо».

— Попав в приемную семью, ребенок сильно
преображается? — интересуюсь я.

— Что вы!.. Да его уже через месяц не узнать.

В центре возлагают большие надежды на увеличение
числа семейно-воспитательных групп. В нынешней
ситуации это самая реальная возможность дать детям
путевку в жизнь. В СВГ процесс воспитания
индивидуальный. Он самый эффективный. В детских
домах, приютах, даже социально-реабилитационных
центрах все строится на «массовке». Здесь
индивидуальный подход применить сложно.

Однако почему нужно несовершеннолетних везти в
центр, а потом только определять в семьи,
находящиеся иногда в том же самом районе, где они
жили в приютах, мне было поначалу не совсем понятно.
Легче ведь, казалось бы, отдать их по месту
проживания. Не возить туда-сюда.

— Сделать это на местах сложно из-за недостатка
финансовых и кадровых возможностей, — пояснила
Валентина Алексеевна. — Ребятишек ведь необходимо
подготовить к новой жизни — в приемной семье.
Обследовать. Если надо, то подлечить. Подтянуть в
учебе, творчестве и спорте. Приглядеться к ним, в
конце концов, изучить слабые и сильные стороны.

Действительно, потенциальный семейный воспитатель
вправе иметь о подопечном с первых же дней полную и
объективную информацию. Иркутский областной центр
специально и создан для этих целей. Здесь работают
130 человек — социальные педагоги, психологи,
дефектологи, музыканты, хореографы, врачи и другие
специалисты. Они разрабатывают также методички,
издают их и рассылают на места. То есть выполняют
роль областного методического центра по своему
направлению работы в системе соцзащиты Приангарья.

Трудовой стаж плюс зарплата

Хочу расширить представление наших читателей о СВГ.
Что семейные воспитатели заключают с центром
трудовой договор и им идет рабочий стаж, а приемные
дети остаются на полном государственном обеспечении,
я вскользь упоминал в предыдущих своих публикациях в
«Восточке». Но вот какая конкретно у них заработная
плата — об этом СМИ ни
разу подробно не рассказывали. Возможно, именно
поэтому на сей счет так много слухов, спекуляций и
откровенного недопонимания.

Оказывается, зарплата прямо зависит от количества детей,
взятых на воспитание. У некоторых один подопечный, у
других три или больше. На одного ребенка положено
выплачивать треть ставки. Квалификационный разряд
тоже может быть разный — от 7-го до 13-го. В
зависимости от опыта и образования, от того,
аттестован или нет семейный воспитатель. В центре
есть одна работница, которая имеет 6 приемных детей.
И разряд у нее самый высокий — 13-й. Так вот она
получает за четверых своих воспитанников 5 тыс. руб.
(По 7-му разряду вышло бы значительно меньше — 3,2
тыс. руб.). Плюс еще около 5,4—5,6 тыс. руб.
государство выплачивает ей на двоих опекаемых
ребятишек.

Что касается опекунских денег, то они не
разделяются: столько-то на зарплату воспитателю, а
столько-то на содержание ребенка. Государство просто
дает их опекуну, а как он их потратит — не
контролирует.

По числу семейно-воспитательных групп Иркутская
область входит в РФ в тройку лидеров. Наше главное
управление социальной защиты населения уделяет им
много внимания. Ориентиром служат для всех две
действующие целевые областные программы: «Дети — сироты» и «Профилактика безнадзорности и
беспризорности несовершеннолетних».

Валентина Анищенко рассказала также, как расходуются
те 800 руб., которые областная администрация
выплачивает семейным воспитателям ежемесячно на
содержание одного ребенка в виде материальной
помощи. Центр, по ее словам, ведет учет буквально
каждому рублю. Как потрачен, на что конкретно.
Купила воспитатель мальчугану на эти средства,
скажем, туфли — привозит и сдает в
бухгалтерию чек.

— Продукты семейные воспитатели получают натурой?

— Нет, деньгами. Так им удобнее. Да и нам. В
противном случае штатную численность работников
центра пришлось бы значительно увеличить.

— Кстати, о финансовой стороне вопроса. То, что в
СВГ дети быстрее адаптируются к жизни, понятно. А в
деньгах государству отдавать их из казенного дома в
семью тоже выгодно?

— Конечно. Содержание одного ребенка
непосредственно в стационаре центра обходится
бюджету в три раза дороже, чем в СВГ. При этом надо
учитывать еще один немаловажный аспект — создание
новых рабочих мест. Особенно на селе… Вот деревня
Тайтурка в Усольском районе. Там сплошная
безработица. Поэтому местные женщины и берут наших
подростков на воспитание. У нас там уже 9 СВГ. Но
есть и воспитатели, которые имеют основное место
работы, а у нас трудятся по совместительству.

К далеким морям…

Средства на отдых своих ребятишек Иркутский
областной центр помощи детям, оставшимся без
попечения родителей, получает не только из бюджета,
но иногда и от спонсоров. Одна известная
фирма в 2002 и 2003 гг. оплатила (через
свои представительства в Иркутске и Владивостоке)
летний отдых несовершеннолетних иркутян на побережье
Японского моря.

Питомцы центра имеют хорошую возможность заниматься
спортом, художественной самодеятельностью. Активно
участвуют в ежегодном областном фестивале творчески
одаренных детей-инвалидов, детей-сирот и детей,
оставшихся без заботы родителей, — «Байкальская
звезда». Нынче две девочки — Женя Я. и Света
Б. из танцевальной группы — стали лауреатами
фестиваля. Губернатор Борис Говорин наградил их и
еще 18 детей Иркутской области туристическими
путевками для двухнедельного отдыха на Желтом море
(Китай).

В прошлом году подопечные этого учреждения тоже
стали победителями «Байкальской звезды» и отдыхали
затем в Болгарии.

— Как дети относятся к таким дальним поездкам на
теплые моря? — спросил я в центре.

— Прыгают от радости, — кратко ответили мне. —
Для них это незабываемые впечатления, которые
останутся на всю жизнь.

Судьба ребенка — главнее

Статья N 54 (пункт 2) Семейного кодекса РФ гласит:
«Каждый ребенок имеет право жить и воспитываться в
семье»… А дальше, через запятую, как и во всех
наших законодательных актах, следует хитрющая
приписка: «… насколько это возможно». Чувствуете?!
Право-то по Конституции у нас на все есть. И на
жилье в том числе, образование, медицинскую помощь.
А вот дальше провозглашенных лозунгов дело часто не
идет. Тут все зависит, конечно, от чиновников на
местах. От их расторопности, заинтересованности,
понимания ситуации.

Отрадно, что региональная власть стала в
последние годы уделять осиротевшим детям значительно
больше внимания. Все чаще во главу ставятся не некие
призрачные интересы государства, а конкретного
ребенка.

Вот и Валентина Анищенко так считает. Говорит:

— На первом месте для меня стоит интерес такого-то
мальчика или такой-то девочки. Потом — все
остальное. Если видим, что им плохо в
семейно-воспитательной группе, то закрываем ее без
колебаний.

— Таких случаев много?

— Нет. За 4 года их было 5.

— СВГ закрываете только лишь по инициативе
администрации центра?

— Не только. Группа может прекратить свое
существование и по желанию воспитателя. Или самого
ребенка, если он не хочет жить в той или иной
приемной семье. Возможные причины закрытия мы
оговариваем с семейным воспитателем сразу, при
заключении трудового договора.

Не мог не спросить я Валентину Алексеевну также по
поводу печальной демографической ситуации,
сложившейся в стране. Чем она объясняет такую
картину?

— Плохой работой государственных органов
власти, всех ее институтов. Резким падением
жизненного уровня людей и морали, — ответила она.
— Мы воспитываем, порой, иждивенцев. У нас даже нет
закона о строгой родительской ответственности за
судьбу своих детей.

— Их лишают ведь родительских прав.

— Ну и что? Они как пили, так и пьют. Не работают,
потому что никто их к этому не обязывает.
Наркоманят. У нас в центре из 63 воспитанников, папы
и мамы у которых лишены родительских прав, только 4
получают от них алименты.

Валентина Алексеевна припомнила один характерный
случай. Когда она работала еще в Черемхове, то знала
одну мамашу-наркоманку, которая имела 8 детей. Все
они находились в местном социально-реабилитационном
центре. Имели целый букет заболеваний, сильно
отставали в развитии. Наркоманку никто не мог
остановить — она родила девятого ребенка.

— Что же делать в таких случаях? — спрашиваю мою
собеседницу. — Стерилизовать, как предлагают
некоторые?

— Я — за… Такая опустившаяся женщина родить
нормального ребенка не может.

— А как же права человека, о чем нам прожужжали
все уши некоторые правозащитники?

— Мы доигрались в эти игры. Дальше, по-моему,
некуда. Надо просто спасать наше подрастающее
поколение и не плодить нежизнеспособное. А как лучше
сделать, запрещать — не запрещать, стерилизовать —
не стерилизовать — это, извините, вопрос не ко мне,
а к законодателям.