Как правило, западные политологи объясняют этот феномен, ссылаясь на
коммунистическую идеологию, доминировавшую в России XX века. Не все так
просто. Корневая система этой проблемы гораздо обширнее, чем кажется на первый
взгляд. Давний испуг, испытанный Европой во времена Петра Великого, когда одним
неожиданным для всех рывком Россия встала во весь рост и заявила о себе как о
великой державе, не забыт до сих пор. Кто только не воевал в Европе между собой,
однако страх перед русскими оказался намного долговечнее и мифологизированнее
остальных. Возникает законный вопрос: почему?

Кажется, ни один народ в мире не избежал припадков патриотической истерии.
Находила иногда эта напасть и на русских. Славянофилы многие десятилетия
действительно бредили Константинополем. Однако можно вспомнить и средневековый
Китай, почитавший себя пупом вселенной, или не такую уж давнюю Японию с ее
фанатичным обожествлением всего японского. Приблизительно тем же заболеванием
страдали англичане времен Кромвеля и американские пуритане. Не говоря уже о
Германии с ее тевтонскими идеями расового превосходства.

Геополитические амбиции также были присущи не только России. Достаточно
вспомнить об аппетитах Туманного Альбиона, Австро-Венгрии, Османской империи,
Франции, Германии, Швеции. Однако европейский стресс во всех этих случаях был
очерчен более или менее четкими временными рамками и почти всегда покоился на
достаточно очевидных причинах. Как Европе было не испугаться откровенного
экспансионизма Наполеона?

Что касается русского феномена, то здесь все обстоит несколько иначе. По Европе,
да и не только там, действительно разбросано немало могил русских солдат.
Обращает на себя внимание, однако, следующая особенность. После Петра I и
Екатерины II, во внешней политике которых легко прослеживается защита
национальных интересов, российским правителям все чаще изменял здравый смысл.
Русские солдаты теперь умирали не за новые владения (своей земли хватало уже с
избытком) и не за колониальные товары (чай, кофе, нефть, алмазы), что для
европейцев тогда было как раз делом понятным, а за идеи и веру.

Тогдашнее «нестяжательство» России во внешней политике можно при желании
оценивать с диаметрально разных позиций, делая упор либо на благородстве
русских, либо на их чрезвычайной непрактичности. Одни и те же походы русской
армии можно зачастую с равным правом назвать либо блистательными, либо
бессмысленными. Другие великие державы в своих геополитических устремлениях были
намного рациональнее (или циничнее) России. В результате в Азии долгое время
доминировали англичане, в Южной Америке — испанцы, в Африке — французы и немцы,
но «русского медведя» все равно почему-то чаще других подозревали в стремлении к
мировому господству. Отчасти это объяснялось, конечно, размерами «зверя» —
загривок в Европе, хвост в Азии, что не могло не пугать, но причина не только в
этом.

Может быть, как раз эта, непривычная для западного человека русская внешняя
политика, где чувство, вера, а затем и идеология очень часто преобладали над
здравым смыслом, стала одной из причин, почему мир привык смотреть на Россию с
настороженностью. Прагматику с прагматиком договориться всегда проще (алмазы
можно и поделить), нежели прагматику с романтиком или, того хуже, с фанатиком,
одержимым идеей. А непредсказуемость в политике уже серьезный мотив для
опасений.

Как ответная реакция у части русских появился свой собственный комплекс. В
глубине души у многих укоренилась обида на «черствый и меркантильный» Запад за
недопонимание, неблагодарность и эгоизм, которые, с их точки зрения, и мешают
установлению стабильно добрых отношений России с западными странами.
Наконец, немалую роль в вопросе о «русской угрозе» сыграли, конечно, «грязные
политтехнологии, которыми на Западе никогда не брезговали. Типичный тому пример —
канун первой мировой войны. «Русскому медведю», как это случалось и раньше,
доставалось не за то, что он сделал, а за то, что мог бы сделать. Как признают
сегодня, скажем, шведские специалисты, у России в этот период не было ни
малейших планов нападения на Швецию, но это нисколько не мешало шведским
политикам, публицистам и военным самым активным образом готовиться к отражению
неминуемой агрессии со стороны «русских варваров». Огромной популярностью в те
времена пользовался памфлет Свена Хедина «Слово предупреждения», в котором автор
очень живо описывал, как будет жить Швеция после оккупации ее русскими. О
популярности этого издания говорит хотя бы тот факт, что памфлет разошелся по
стране тиражом более миллиона экземпляров при том, что все население Швеции
тогда составляло лишь пять с половиной миллионов человек. Иначе говоря, книга
попала практически в каждый шведский дом.

Вот лишь некоторые картинки из этого «апокалипсиса»: «Представим себе Стокгольм
после боя. Патрули прочесывают город. Под страхом смерти горожанам запрещено
появляться на улице после семи вечера. Школы задействованы под казармы, и дети
вынуждены сидеть дома… Целый воз сена свезен к памятнику Карлу XII, где
несколько сотен коней содержатся в постоянной готовности. Время от времени их
ведут к фонтану на водопой… Все заводы остановились, торговля и производство
прекращены… Зарплата более не выплачивается. Цены растут катастрофически
быстрыми темпами. Дети плачут и просят еды… Черная масса собирается у
трибуны… Вдруг… заблистал лес из пик. Бородатые наездники на маленьких
косматых лошадках. В одно мгновение вокруг толпы сжимается железное кольцо.
Самых отъявленных крикунов вытаскивают из толпы, связывают… Процесс идет скоро,
и виселица уже не за горами».

Газета «Нерикес Аллеханда» 15 июня 1900 года писала: «Одного русского точильщика
пил видели в прошлый понедельник в местечке Тостеруп… Когда его спросили,
знает ли он, что шведы принимают его и других точильщиков из России за шпионов,
он ответил: «Да, я великий шпион, но шпионю только за вашими старыми пилами». В
том же, 1900-м, году полицмейстер Стокгольма даже пригласил на обед нескольких
таких «шпионов», чтобы попытаться по их манерам и языку (считалось, что каждый
из ремесленников на самом деле русский офицер) выяснить, кто же они на самом
деле. Для чистоты эксперимента на обед был приглашен известный шведский филолог-
славист из Лундского университета. Хотя проверку на этом обеденном «детекторе
лжи» подозреваемые прошли успешно (они оказались простыми крестьянами из-под
Новгорода), общественное мнение так и не успокоилось: шведы по-прежнему были
уверены, что русские точат ножи неспроста.

Полковник Кнут Бильдт, позже возглавивший шведский Генштаб, писал кронпринцу
Густаву: «Надо, чтобы этот страх, пусть пока сам по себе и беспочвенный, стал
первым шагом к осознанию того, что реальная угроза уже на пороге нашего дома».

На улице XXI век, а «маленькие косматые лошадки», выдуманные в веке XIX, по-
прежнему, если верить множеству публикаций в иностранных СМИ, скачут и скачут в
головах западного человека, а «русские по-прежнему точат ножи». Я не знаю, какой
психотерапевт нужен пациенту, но успокоится он, видимо, только тогда, когда
шкура «русского медведя» будет висеть у него дома над камином.

А если так, то черт с ними, с психозами Запада. Свое здоровье важнее. Это
хорошо, что самолеты у нас начали, наконец, летать, а ракеты попадать в цель.
Значит, медведь жив, и дай ему Бог здоровья!