Кто виноват и что делать? Ответить на эти извечные вопросы мы попросили прокурора Иркутской области
государственного советника юстиции II класса Анатолия МЕРЗЛЯКОВА.

— Над решением проблемы детской безнадзорности работает множество органов: милиция, соцзащита, опека и
т.д. Но не видно, чтобы ситуация как-то менялась…

— Вы совершенно правы: все органы и комиссии работают, а негативные тенденции продолжают нарастать. С каждым
годом увеличивается число социальных сирот. В прошлом году у спившихся матерей пришлось отобрать более двух с
половиной тысяч детей, тогда как, например, в 2002-м количество таких ребятишек было на 500 меньше. Более 17 тысяч
несовершеннолетних до сих пор живут в неблагополучных семьях, почти 3,5 тысячи числятся в беспризорниках. И это при
том, что детское население в нашей области имеет тенденцию к сокращению.

Тут еще надо отметить, что статистика эта весьма приблизительна и, возможно, занижена. До сих пор нет даже единого
банка данных о нуждающихся в помощи детях. Прокурорские проверки показали, что в подходе к этой проблеме много
формализма, взаимодействие между всеми этими органами и комиссиями — субъектами профилактики, как мы их называем,
как правило, отсутствует. Один ребенок может числиться на учете в трех местах, другой — совсем выпасть из поля зрения
взрослых.

К примеру, департамент социальной защиты населения по Слюдянскому району указывает в отчете, что в этом году
охватил своей заботой Катю Кислову, которая живет якобы с пьющей матерью. При проверке выясняется, что девочка еще
три года назад помещена в социально-реабилитационный центр, а ее мать давным-давно лишена родительских прав.
Родительница Коли Калмыкова, с которой тоже будто бы нынче проводились профилактические беседы, умерла,
оказывается, еще в прошлом году.

Трудно оценить масштабы проблемы в целом и проследить, действительно ли ребенку, нуждающемуся в помощи, эта
помощь оказана. Но без координации деятельности органов системы профилактики, без их взаимной заинтересованности в
судьбе каждого ребенка изменить ситуацию с детской беспризорностью нам не удастся.

— Несколько раз в год в области проводятся операции «Беспризорник», «Подросток» и т.д. Во всех городах и
поселках собирают при этом уличных детей, ставят их на учет, отмывают, одевают, дают тарелку супа и, как
правило, отпускают на все четыре стороны. Причем эти мероприятия подаются обычно в прессе как проявление
государством заботы о бедных сиротах. Прокуратура интересовалась когда-нибудь эффективностью таких операций?

— Да, и при этом обычно выявлялось множество вопиющих примеров, показывающих, что за масштабностью подобных
акций упущена индивидуальная профилактическая работа с каждым трудным подростком, с каждой неблагополучной
семьей. Это отмечено прокурорами большинства территорий. Взять Куйтунский район: за прошлый учебный год в ходе
таких операций управлением образования выявлено 93 подростка, которые находятся в социально опасном положении. И ни
об одном ребенке информация в органы профилактики не передана! Какова дальнейшая судьба этих детей? Никто из
сеющих разумное, доброе, вечное этим не озаботился. Мы не сможем убрать детей с улицы, если будем просто ловить их,
притаскивать в милицию и наказывать, когда они что-нибудь натворят, либо отпускать к пьющим родителям, которые
заставляют их попрошайничать и бьют.

Не через ребенка, а через его родителей следует решать проблему детской беспризорности. Привели попрошайку или
воришку в отделение милиции — так доведите дело до конца. Выясните, почему подросток оказался в подворотне. Может, с
ним плохо обращались, не кормили дома, заставляли собирать бутылки? В таком случае следует привлечь родителей по ст.
156 УК за жестокое обращение с ребенком. Если его били, тушили об него сигареты — а таких случаев полно, — примените
ст. 117, которая предусматривает наказание за истязания. Прихватили мальчонку на краже — не он в первую очередь
заслуживает репрессивных мер, а те, кто вовлек его в преступную деятельность или довел до этого. Дети ведь
преступниками не рождаются! И есть нормы закона, предусматривающие ответственность за вовлечение
несовершеннолетних в преступную или иную антиобщественную деятельность, — статьи 150, 151 Уголовного кодекса РФ.

Вы только вдумайтесь в эти цифры: с начала года сотрудниками милиции в отношении 14 тысяч родителей составлены
протоколы о ненадлежащем исполнении ими своих обязанностей. А уголовных дел за жестокое обращение с детьми
возбуждено всего чуть более сотни! Хотя почти все решения суда о лишении родительских прав непременно основаны на
доказательствах жестокого обращения с ребенком.

— Что же мешает прокуратуре потребовать исполнения закона?

— В этом году мы приняли меры, которые, я надеюсь, позволят сформировать квалифицированную следственную и
позитивную судебную практику: на места были направлены указания, образцы приговоров. Надо менять сам подход к этой
проблеме — в том числе и прокуроров, их заместителей. Процесс пошел: в Братске и Тайшете прокурорами отменены
решения об отказе в возбуждении уголовных дел по фактам жестокого обращения с детьми, эти дела сейчас расследуются
милицией. В некоторых районах дела этой категории приняли к производству следователи прокуратуры — в Иркутском,
например, районе пять подобных дел.

И в решении коллегии мы еще раз записали: при проверках учетной дисциплины в органах внутренних дел особое
внимание обращать на выявление фактов укрытия преступлений в отношении детей.

А то у нас любят, знаете, поставить какое-нибудь клеймо — «склонен к бродяжничеству», например, — и можно уже не
напрягаться, не доискиваться, почему подросток ушел из дома или детского учреждения. Кто выяснял, в каких условиях он
жил, кто опрашивал соседей, педагогов, друзей, чтобы понять мотивы его поведения и вскрыть возможные факты жестокого
с ним обращения? Часто заявления в милицию поступают через полмесяца после исчезновения подростка, розыскные
мероприятия прекращаются по непроверенной информации. А потом выясняется, что ребенка уже нет в живых, он стал
жертвой преступления, либо сам совершил убийство, пока был в бегах.

Коллегия потребовала немедленно исследовать каждый факт самовольного ухода подростка — из семьи ли, из детского
ли учреждения, при этом давать уголовно-правовую оценку действиям причастных к этому взрослых. На сегодняшний день
в розыске около двухсот домашних ребятишек и воспитанников детских домов и приютов, местонахождение которых
неизвестно. Эффективность розыскных мероприятий взята прокурорами под личный контроль.

— Сотрудники подразделений по делам несовершеннолетних, когда берешь у них интервью, обычно ссылаются на
несовершенство закона, недостаток мест в приютах и прочие объективные обстоятельства, не позволяющие якобы
решать проблему беспризорности.

— Не бывает таких обстоятельств, которые невозможно изменить. Мы сейчас готовим письма в Законодательное
собрание, администрацию Иркутской области, депутатам Госдумы с предложением выйти на федеральный уровень с
законодательной инициативой об ужесточении санкции по ст. 156 УК РФ. Эта статья, действительно, не предусматривает
реальной меры наказания за жестокое обращение с детьми. Такой у нас сегодня закон: два мужика подрались — один из них
может попасть в зону на пару лет, а ребенка родители бьют — и ничего. При привлечении к уголовной ответственности
матери смягчающим вину обстоятельством признается наличие у нее несовершеннолетнего ребенка — того самого, над
которым она издевается. Я помню, как в 1987 году, к 70-летию советской власти, объявили амнистию. И в Базойской
колонии ее пришлось применить к женщине, которая была соучастницей изнасилования собственной дочери сожителем.
Под амнистию эта осужденная подпала именно потому, что ее своевременно не лишили родительских прав. Хотя,
безусловно, лишение родительских прав — это крайняя мера, которая должна применяться лишь в том случае, когда уже все
возможности сохранить семью, оказать ей помощь исчерпаны.

Но изменение законодательства — дело не одного дня. Я же уверен, что и сегодня, при нынешнем законе, мы можем
добиваться справедливых, жестких приговоров для родителей, которые издеваются над своими детьми. В Уголовном
кодексе есть еще статья 117, предусматривающая реальное наказание за истязание. И ничто не мешает при расследовании
дел по ст. 156 (за жестокое обращение с детьми) рассмотреть возможность привлечения родителей к ответственности за
истязания: ведь признаки насилия есть практически в любом таком деле.

Еще один момент. Сегодня из больниц практически не поступают телефонограммы о доставлении детей в истощенном
состоянии, с чесоткой, дистрофией, заболеваниями, свидетельствующими о бесчеловечности родителей. Но нельзя оставлять
подобные факты без проверок, а ребятишек, ставших жертвами домашнего насилия, возвращать родителям-извергам. Судить
надо таких родителей. Поэтому коллегия вынесла решение — подготовить документ, обязывающий учреждения
здравоохранения незамедлительно реагировать на поступление детей с признаками жестокого с ними обращения, тут же
сообщать об этом в милицию.

— В Приангарье отмечается всплеск подростковой преступности, в том числе рецидивной. И это напрямую
связано с ростом числа безнадзорных детей, социальных сирот. Где, по мнению прокурора, место таким подросткам:
в приюте или тюрьме?

— За 8 месяцев этого года подростками совершено 2647 преступлений и 1816, как мы их называем, общественно опасных
деяний — это по сути те же преступления, но виновны в них малолетки, не достигшие возраста привлечения к уголовной
ответственности. При этом особо тяжких — разбоев, грабежей, убийств — зарегистрировано больше на треть, групповых —
на 8,2%. И что меня особенно настораживает: на 104 преступления больше совершено в компании со взрослыми — а в то же
время количество уголовных дел за вовлечение детей в криминальную деятельность по статьям 150, 151 УК сокращается. С
такой практикой мы мириться не будем: при расследовании каждого уголовного дела о групповом преступлении должна
быть дана правовая оценка в отношении взрослых участников.

Нам не справиться с детской преступностью, если будем сажать только детей, не интересуясь, кто их толкнул на этот
путь. В области за 8 месяцев подростки совершили 520 преступлений в состоянии алкогольного опьянения, каждое второе
умышленное убийство совершено ими после распития спиртосодержащих суррогатов. Кто-то ведь продал им спиртное! А
посмотришь материалы уголовных дел — никто не понес за это наказание. Следует ужесточить ответственность за торговлю
суррогатами спирта. У нас же за полгода всего 16 торговых работников оштрафовано за продажу спиртного детям —
соотнесите это с количеством преступлений в состоянии опьянения.

Я еще раз повторюсь: проблему детской преступности следует решать в первую очередь через взрослых, привлекая к
ответственности тех, кто толкнул детей на преступный путь, поставил их в сложную жизненную ситуацию. Мы должны
оказать детям максимальную помощь, защитить их, а мы зачастую караем их за прегрешения так называемых наставников.

— Скоро будет принят закон о ювенальной юстиции, которая ставит именно такую цель: помочь оступившемуся
подростку, вернуть его в общество.

— Сейчас в прокуратуре создается рабочая группа по подготовке к работе ювенальной судебной системы. Наши
сотрудники вместе с инспекторами подразделения по профилактике преступлений несовершеннолетних ГУВД готовятся в
командировку в Ростовскую область, где такой суд уже действует, чтобы изучить опыт. Этот закон давно назрел: дети,
попавшие в беду по вине взрослых, вправе рассчитывать на нашу помощь.