Не все депутаты Думы поддерживали кампанию
правительства за трезвость: подсчитывали возможный
ущерб в государственном бюджете, ожидали развала
винокуренной промышленности. В апреле в Петрограде
прошел съезд винокуров. Решали, как свести к минимуму
потери: перепрофилировать винокуренные заводы на
выпуск продукции, производство которой
близко к технологии выгонки спирта, например, на
изготовление патоки для кондитерских фабрик.
Говорилось об увеличении экспорта спирта, более широкого
его использования в производстве лаков,
фармацевтических и косметических товаров.

Итог съезда: «Большинство винокуренных заводов смело
могут продолжать свою работу, не поставляя водки для
отравления народа». Об этом писала газета «Новое
время» в статье «Ликвидация пьяного бюджета» от 19
апреля 1915 г.

Кампанию за трезвость поддержало, как ни странным это
кажется сегодня, крестьянство. «Горькие пьяницы у нас
годятся теперь в старейшины. Стали они так работать,
что смотреть удивительно», — отмечали очевидцы. Оценивая
положение дел, министр финансов П.Л. Барк сообщал: «За
последние месяцы сельскими сходами вынесено 416 приговоров
о закрытии винных лавок».

А вот рабочие в городах отнеслись к запрету спиртного
с неудовольствием. Когда винные лавки в Петербурге были
закрыты на второй день Пасхи, на многих заводах объявили
забастовку, «так как вследствие закрытия мест продажи
спиртных напитков люди были лишены возможности провести
праздничные дни привычным образом».

Но никакие указы и запреты не могут заставить российского
алкоголика отказаться от возможности одурманивать себя.
В том же апреле 1915 года газета «Новое время» писала, ссылаясь
на «Пермские новости»: «На некоторых рудниках в большом
ходу новый суррогат водки: смесь красного вина с раствором
динамита и курительной махорки. Мало того, «динамитное»
вино появилось и на юге России, где бутылки с подобной
гадостью носят громкие названия «Портвейн лечебный»,
«Юзовская запеканка».

Именно тогда пришла в Россию наркомания. Как писали
газеты: «… Ханка, политура, одеколон — ничто перед
такою страшною опасностью, которая надвигается с востока
в образе опия». Самое большое распространение этот наркотик
получил в Иркутской губернии. «В Глазовском предместье произведены
массовые обыски, во время которых найдены громадные
запасы опиума. Есть арестованные. По сведениям из Бодайбо,
в районе Ленских приисков появились курильщики опия.
Курение начало быстро прививаться и завоевывать популярность
среди приискателей и приняло массовый размер. Эти явления,
— пишет газета, — требуют самого энергичного противодействия,
вплоть до расправы с опиеторговцами по законам военного
времени».

Борьба не давала видимых результатов. Примерно в эти годы в
Китае было запрещено производство опия, и его китайские
производители перебрались в соседнюю Россию. Газета
«Правительственный вестник» сообщает, что если в 1910
г. в Приамурье было зарегистрировано 306 десятин посевов
мака, то в 1913 г. — уже 3933 десятины: «… Прельщаясь
высокой арендной платой, крестьянское и казачье население
сдает в аренду китайцам лучшие земли с хорошими всходами,
перепаханными под посевы мака. Для возделывания мака
и сбора опия требуется до 12 рабочих на десятину. Многие
тысячи китайцев наводняют Приморскую область».

Требовался закон, запрещающий посевы мака. И уже 17
июня 1915 года «Собрание Узаконений и Распоряжений Правительства»
опубликовало «Высочайше утвержденные Положения Совета
Министров», статья 1291 которых называлась «О мерах
борьбы с опиекурением». В ней, в частности, вводился
запрет на посев мака в Приамурском и Иркутском генерал-губернаторствах,
запрещалось также привозить из-за границы в империю курительный
опий, трубки и другие приспособления для него.

Были внесены изменения в Устав о наказаниях, налагаемых
мировыми судьями, Уложение о наказаниях уголовных и
исполнительных и Устав уголовного судопроизводства.
Теперь за производство мака в пределах Приамурского
генерал-губернаторства и Забайкальской области Иркутского
генерал-губернаторства виновные подвергались тюремному
заключению на срок от одного до шести месяцев и денежному
взысканию в размере 300 рублей за каждую десятину посева.

Денежному взысканию подвергались также владельцы и арендаторы
земель в случаях обнаружения на них посевов мака, произведенных
с их согласия или ведома, хотя бы и другими лицами.

Виновным в изготовлении, приобретении, хранении и сбыте
курительного опия, а равно трубок и других приспособлений
для курения грозило от четырех месяцев до одного года
и четырех месяцев тюрьмы и 500 рублей штрафа.

Возбуждение преследования виновных возлагалось на чинов
полиции, крестьянских начальников, лесничих.

Уже были предприняты шаги по созданию государственной
монополии на добычу опия, поскольку фармацевтическая
промышленность России осуществляла в то время дорогостоящие
закупки опия за границей. Объявив монополию на производство
опия и установив контроль за его распространением, государство
смогло бы, возможно, добиться оздоровления нации, не
препятствуя поступлению крупных доходов в казну.

Но помешала война. Наступило время, когда, по мнению государя, «всякие внутренние
реформы должны быть отложены до окончания боевых действий».
А потом царю стало и вовсе не до алкоголиков и наркоманов:
грянула революция…