— Театральная площадь, Мариинский театр, памятник Глинки, Никольский собор,
Поцелуев мост — это все места моего детства и юности, которые прошли в Санкт-
Петербурге. Там же закончил специальную школу при консерватории, а потом и
консерваторию им.Римского-Корсакого как пианист-солист, солист камерного
ансамбля. Еще будучи студентом преподавал в Ломоносовской музыкальной школе, а
сразу после консерватории год проработал директором Дворца культуры в Петергофе.
Правда, для того, чтобы стать директором, пришлось закончить высшую профсоюзную
школу. Теперь не вспомню, по какой специальности, но экзамены все сдал. Потом,
как положено, забрали в армию, служил в оркестре высшего командного
артиллерийского училища. Кроме воспоминаний, в военном билете осталась запись
«специалист духовых оркестров». В Иркутск я приехал в мае 1979 года. Просто сел
в поезд и поехал к отцу, он тогда работал в филармонии и преподавал в училище
искусств. (Игорь Соколов — основатель и первый дирижер Иркутского симфонического
оркестра. — Прим.авт.).

— И как встретила столица Восточной Сибири?

— Тем же летом три сезона благополучно проработал педагогом в пионерском лагере
«Авиатор». Дали первый отряд великовозрастных деток 15-16 лет. Дисциплина была
железная. Все комиссии, приезжающие с многочисленными проверками, приводили в
первый отряд. Пионеры, как и положено, в сончас спали. Ко мне даже директор
лагеря Юрий Павлович Чумаков приходил отсыпаться. Проверяющие думали, что это
показуха. Просто деткам по ночам было позволено развлекаться, а днем они
отсыпались. С некоторыми из них я по сей день поддерживаю хорошие отношения. О
тех временах у меня самые светлые воспоминания, а педагогом я проработал в этом
лагере три лета подряд. Когда на третий год во время последнего сезона я сообщил
своим пионерам, что собираюсь жениться, они в знак протеста ушли в лес и в
лагерь так и не вернулись, хотя до конца сезона оставалось еще недели две.

— Что было в перерывах между пионерскими буднями?

— Преподавал в училище искусств и работал солистом и концертмейстером в
филармонии. А еще руководил милицейским ансамблем, который выступал на всех Днях
Победы. Первый театральный опыт как композитора случился в 1981-82 годах. Тогда
в польском костеле Борис Преображенский, Олег Мокшанов и Вениамин Филимонов
поставили «Моцарта и Сальери». И так сложилось, что для Сальери нот не нашли.
Пришлось музыку для Сальери писать мне. После этого Вячеслав Кокорин, который
работал главным режиссером ТЮЗа им.А.Вампилова, пригласил в театр и спросил,
могу ли я создать в театре рок-группу. Ответ мой был таков: «Я классик и этих
рокеров терпеть не могу». «А классическую музыку можно играть на современных
инструментах?» — поинтересовался он. Я с ходу сказал: «Да», но по тем временам
это было очень авангардно, такого вообще не было. Через какое-то время мои
рокеры сказали, что я с ними обязан играть на танцах, «филки зарабатывать». Я
остался в театре, а они ушли на танцы. Со мной остались Сергей Маркидонов, Леня
Демин и Саша Толочко. Потом пришли Юра Матвеев, Артем Якушенко, Гена Громыко,
Наташа Широколобова, и таким составом мы работали пять лет, если не шесть,
доработав до престижных московских фестивалей и зарубежных гастролей. Одним из
первых совместных постановок с Кокориным стал спектакль «Малыш». Его играли
больше сотни раз, и всегда с аншлагом. Тогда же собственными руками сделали в
подвале ТЮЗа студию, позаимствовав на ближайшей стройке сорок тачек кирпича. Пол
почему-то решили покрыть серебрянкой, и пока она не выветрилась, наверное, месяц
не могли зайти туда. В итоге на пол накидали осенних листьев, покрыли это все
таким же благоприобретенным лаком, и получился очень фирменный подвал.

— Откуда появилось название рок-группа «Пилигримы», а позже и Театр пилигримов?

— Моя первая жена меня так называла — пилигрим. Пилигрим так пилигрим.

— Какими качествами нужно обладать артисту, чтобы называться актером Театра
пилигримов?

— Талантом и человечностью. Театр предполагает всегда новое, всегда
неизведанное, поэтому ему уже больше двух тысяч лет и это самое живучее
государство во всей Солнечной системе.

— И кто же жители этого государства?

— Смелые люди, это точно. И дерзкие.

— Принято считать, что еще 15-20 лет назад, во времена легендарных тюзовских
постановок, была золотая театральная эра в Иркутске. Сейчас, дескать, все
несколько полиняло. Как вам такое мнение?

— Я не считаю тот период золотой эрой. Обыкновенное служение театру. И если
тогда была золотая эра, то теперь платиновая. Лично для моего театра. Каждый
спектакль, будь то «Антигона», «Эдит Пиаф» или «Аве Мария», — это часть моей
жизни. Каждый из этих спектаклей создавался с новым составом театра, и я, в
отличие от многих, считаю это нормальным явлением. К разговорам о том, что тогда
было лучше, чем сейчас, лично я по прошествии многих лет отношусь философски.
Хорошо здесь и сейчас. Для меня золотые дни — работа с Вячеславом Кокориным,
Михаилом Бычковым, Владимиром Особиком. В 1990 году в подвал к нам пришла Ольга
Буянова с маленькой девочкой, и я стал писать для нее музыку. Эту девочку звали
Оксана Костина, она стала семикратной чемпионкой мира по художественной
гимнастике. Такие воспоминания дорогого стоят.

— Возникало ли у вас когда-нибудь желание заниматься чем-то другим, кроме
музыки?

— Я вообще хотел ее бросить и серьезно заниматься настольным теннисом. Лет в 12
пришел в Питере в спортшколу «Локомотив», скостил себе три года, записался в
секцию настольного тенниса и стал в него довольно успешно играть. По прошествии
какого-то времени мы должны были ехать в Югославию на соревнования, и нас
попросили принести свидетельства о рождении. Больше я туда не приходил. Года
через два встретил тренера, который сказал: «Дурак, мы бы тебя в старшую группу
перевели». Но к тому времени меня уже полностью захватили шахматы. Однажды я
должен был играть во Дворце пионеров им.Жданова на седьмой доске за город
Ленинград, а у меня в это время концерт. В школу примчался довольно известный в
те времена гроссмейстер и устроил мне разнос. Рефреном прошла мысль о том, что я
предаю шахматы, но в тот момент я искренне не понимал, почему он кричит. Ведь у
меня же концерт.

— Есть ли рецепт, который позволит не отбить у ребенка желания заниматься
музыкой?

— Он должен пораньше узнать и про Андерсена, и про Дюма, и про Леонардо да
Винчи, и про «Шелкунчика», и про «Лебединое озеро». Хорошо бы, чтоб это стало
искренне понятно ребенку, а не навязано. Тогда есть шанс сделать его счастливым,
например, в музыке. У нас прекрасная музыкальная школа, лучшая в мире. Я,
например, в музыкальной школе учился с замечательными людьми.
Григорий Соколов — лауреат первой премии конкурса им.П.И.Чайковского, Михаил Майский — великолепный
виолончелист, Стас Иголинский — пианист мирового уровня, его брат-близнец Владик
Иголинский — скрипач, профессор Московской консерватории,
Сергей Гершенко — концертмейстер оркестра Большого театра. Я горжусь тем, что побывал в той
обойме.

— Существует принципиальное отличие студента консерватории от просто студента?

— Во времена моего студенчества ничего необычного не было. Как сейчас обстоят
дела, не знаю. Я учился в консерватории с 1971 по 1976 годы, и в те времена
иногда ходил в пивбар «Старая застава» на Сенной площади, (раньше — площадь
Мира). В эти же годы на юридическом факультете Ленинградского университета
учился наш президент. Юристы тоже посещали «Старую заставу». Совершенно точно.

— По прошествии времени как-то изменились вкусы и пристрастия зрителей, которые
ходят именно на Театр пилигримов?

— Специальных зрителей, заряженных только на нас, не бывает и не должно быть.
Это просто люди и все. Я не хочу элитарного искусства. Был я на приемах у
президентов, послов, олигархов, но те же самые олигархи на западе давно поняли,
что людей в быдло превращать смертельно опасно. Кстати, этому они у нас
научились лет пятьдесят назад. И мне кажется, сейчас у нас самая большая
проблема в том, что идет колоссальное расслоение общества. Мы повторяем ошибки
«дикого Запада». Я пытаюсь быть полезен просто людям.

— Пытаются ли те же самые олигархи быть полезны вам?

— Пока я таких не встретил, во всяком случае в Иркутске. Наверное, я им не
интересен. Единственный человек бизнеса, который понимает, что мы без культуры
можем сгинуть как нация, — это Владимир Щербаков. С ним мы находим
взаимопонимание.

— Вам никогда не предлагали начать звездную политическую карьеру?

— Да сто раз. Но это не моя работа. Это не даст мне музыкой заниматься и
смотреть в глаза людям, которых я люблю и уважаю. Многих политиков мне
откровенно жалко. Уже давно Ильф и Петров бросили фразочку «А ты кто такой?»

— И как бы вы ответили на этот вопрос?

— Музыкант.

— Наверняка у вас достаточно предложений по работе. Как вы отбираете
именно то, чем в данный момент нужно заниматься?

— Предложений мало, и слава богу. Я закрыт. Любой уважающий себя художник
должен иметь мало предложений. Что касается театрального мира, я практически
никому не отказываю.

— В своем театре вы и худрук, и режиссер, и композитор, и музыкант. В какой
роли вы наиболее комфортно себя ощущаете?

— Мне везде комфортно, но главное — это мотив, который рождается по поводу
«Вишневого сада», например. Сначала должна прийти тема, а потом, желательно,
мотив.

— А наоборот?

— Наоборот от лукавого. Сначала дорога, потом поезд.

— Преподносят ли поклонники какие-то особенные подарки?

— Я очень хорошо помню гастроли в Новокузнецк и подарок местных шахтеров. В
благодарность за выступление они решили свозить нас на шахту и показать, как
уголь добывают. Отправляться на экскурсию должны были в шесть утра. Нет, чтоб
лечь поспать. Я всю ночь разбирал шахматные этюды и надеялся, что про нас
забудут. Только собрался уснуть, а уже шесть и автобус под окнами. Привезли на
шахту, покормили, очень плотно, как настоящих шахтеров, одели всех в шахтерские
робы, каски с фонарями на головы — и в шахту. Под землю спускались полтора часа.
Спустились. Гид наш пошел вперед, навстречу своим товарищам. И тут я слышу
фразу, которой встретили нашего провожатого: «Ты кого привел… та-та-та… Ты
видишь, у нас план горит… та-та-та…» Ровно через минуту начался обратный
путь, еще полтора часа. Уснул я прямо у дверей сауны, куда нас любезно
пригласили благодарные шахтеры. В эти же дни в местной газете про нас вышла
статья под заголовком «Терапия шоком». Кто кого шокировал, для меня осталось
тайной.

— На современной российской эстраде какой-нибудь коллектив или исполнитель
снискали ваше зрительское расположение?

— Хор Турецкого. У них очень голоса хорошие. И… все. Большинство
представителей российского шоу-бизнеса — это ярчайший пример самодовольства и
похабщины.

— И как же этому противостоять, особенно юным мальчикам и девочкам, на сознание
которых больше всего и воздействуют многочисленные «Фабрики звезд»?

— Здесь может помочь Александр Блок: «В тайник души закралась плесень. Но надо
плакать, петь, идти…». В 2001 году, на открытии Кафедрального собора в
Иркутске, после исполнения «Аве Марии» помощник Папы Римского произнес
потрясающую фразу: «Талант у русских неистребим».

— Общаетесь ли вы с кем-нибудь из известных рок-музыкантов?

— У меня никогда не продолжались и не начинались отношения с советскими
рокерами, и только теперь я понимаю, почему. Зря я раньше очень негативно
воспринимал их творчество. Добрее надо быть, место под солнцем всем хватит.
Просто я занимаюсь другой музыкой. Они же не пытаются обсуждать выступления
классических музыкантов и давать советы, как лучше исполнить концерт
Рахманинова.

Во время последних гастролей «ДДТ» в Иркутске ко мне в театр пришли Ольга
Соболева, Сергей Ступин и Юрий Шевчук. Встреча с Шевчуком произвела очень
приятное впечатление. Блестяще образованный человек с настоящим, потрясающим
голосом. Сидим, беседуем, уже далеко за полночь, и вдруг раздается звонок.
Звонит соседка из Питера и сообщает, что я за свою питерскую комнату денег
должен. Я звонил туда последний раз года три назад. Шевчук берет телефон,
представляется и начинает говорить с моей соседкой о моей комнате. Было
приятно. На прощание он подарил свой последний диск «Пропавший без вести» и по
возвращении в Питер пообещал разобраться с моими коммунальными проблемами.

— Что может порадовать Владимира Соколова, когда он открывает холодильник?

— Я не гурман, и мне все равно, что есть. Вот в детстве бабушка кормила нас с
братом макаронами с черникой и сметаной. С удовольствием бы покушал, детство
вспомнил.

— Вы поддались повальному увлечению ходить в кино?

— В кино я последний раз был во Дворце культуры им. Первой пятилетки в 1973
году. Смотрел «Андрея Рублева».

— Любовь к животным победила любовь к кинематографу?

— Для меня не любовь к животным — это крезоумие. Я у животных с детства учусь
восприятию мира, и меня, например, до сих пор поражает созерцательность кошки.
Надо идти и что-то делать, а она может целый день просидеть, обозревая
окрестности. Но землетрясение чувствует лучше любого академика. Как это
объяснить? Почему каждый день, вот уже второй год, ко мне прилетает белая
голубка. Я ее кормлю, она меня может часами ждать на подоконнике, но в руки
взять — ни в коем случае. Я, видите ли, не достоин взять ее в руки.

— Могли бы вы сформулировать ответ на простой и вечный вопрос: «Что такое
счастье?»

— Ничего нового я не придумаю. Как сказали в старом советском фильме «Доживем
до понедельника»: счастье — это когда тебя понимают. А от себя добавлю, что
родные люди — это те, кто смотрит с тобой в одну сторону.

— Что в таком случае для вас идеал женщины, если он, конечно, существует?

— Идеальные женщины для меня — это моя мама и бабушка, моя дочь и дочь моего
брата, которая живет в Улан-Удэ. Это значит, что я их люблю и по отношению к ним
у меня самое обостренное чувство вины.

— Почему именно вины?

— Потому что еще очень мало сделал для них. Плохо, что в Иркутске много, очень
много красивых женщин. Трудно ходить по городу, шея болит, а это мешает
работать. Вот на западе легко жить. Там их вообще нет.

Нынешний театральный сезон «пилигримы» открыли спектаклем «Песнь Поприщина». В
его основу лег рассказ Николая Гоголя «Записки сумасшедшего». Школьникам, для
которых Гоголь — занудный русский писатель из учебника литературы, обязательный
для прочтения, предстоит открытие писателя, Театра пилигримов и даже, возможно,
познание самого себя. Взрослым, испытанным театралам или самым обычным зрителям,
решившим провести время не у телевизора, а в театральном кресле, этот вечер
наверняка забудется не скоро.

По признанию Владимира Соколова, для него новый театральный сезон начинается с
Нового года. И в 2006 году зрителям предстоит познакомиться с новой работой
композитора — оперой «Жизнь Мастера». О чем она? О страхе, неверии, зависти,
расправе и, конечно же, о любви, которая в итоге помогает человеку все
преодолеть, поверить в себя, высшие силы и свое предназначение на земле. Сейчас
в театре усиленно идут репетиции и рассматриваются различные варианты постановки
на лучших театральных подмостках Иркутска. Камерный зал самого Театра пилигримов
на этот раз действительно будет мал.

Биографическая справка

Соколов Владимир Игоревич родился 11 ноября 1952 года. Окончил Ленинградскую
консерваторию им. Римского-Корсакого по специальности солист-пианист, солист
камерного оркестра. В 1985 году на базе Иркутского театра юного зрителя им. А.
Вампилова создал рок-группу «Пилигримы». В 1991 году основал театр-студию «Театр
пилигримов». Автор музыки к спектаклям «Малыш», «Лес», «Вишневый сад», «Звезда
адмирала» и др. Автор оперы «Аве Мария». За ее создание был удостоен медали Папы
Римского Иоанна Павла II.