Первая персональная выставка художника Олега Ушакова состоялась уже тогда, когда он принял сан. Но рисовать он учился целых 12 лет.

От портрета Ленина к иконе

— Когда в человеке просыпается художник?

— Я с 4-5 лет всё время ходил с карандашом в руках. Самое раннее воспоминание детства — это карандашная коробка. На ней был изображён кабинет Ленина с зелёной лампой. Я эту коробочку очень сильно любил. А в детском саду у нас на стене висел большой портрет Ленина. И воспитатели меня заставляли его срисовывать. Дальше — художественная студия, школа.

— Не было мечты заняться чем-то иным, чем живопись?

— Кем хотел быть, не помню, а вот кем не хотел, помню точно. Учителем. Мама моя — преподаватель физики. В школе более 40 лет. Я всю эту школьную сутолоку видел, как она ночами сидела, готовилась к занятиям. Помню, даже клятву себе давал: никогда не буду работать педагогом. А получилось, что я всё равно к этому пришёл. Священник, по сути, тоже учитель. Учит основам духовной жизни. Видимо, я детской интуицией чувствовал, что это тоже мой крест.

— Молодой талантливый художник, столько возможностей… И вдруг — стезя священника. Почему?

— После училища делал рекламу для газет. Тогда в городе открылись первые рекламные агентства. А потом появились церковные заказы. Иконы с товарищами пытались писать. Храм святителя Николая Можайского в Большом Голоустном восстанавливали. Вот так, общаясь с церковью, и вошел в её лоно. Прошёл практику при Богоявленском соборе, был рукоположен в дьяконы, затем — в священники.

— Момент, когда наступил перелом в мироощущении, помните?

— Его осознаёшь уже тогда, когда он свершился. Это абсолютный переворот, но он идёт постепенно, не сразу. Господь ведёт. Священство мне далось сложно. Человек тщеславен и горд, ему нужно смирение.

— То есть…

— Когда тебе 25-28 лет и начинает что-то получаться, думаешь, что достиг Олимпа. Это заблуждение, «прелесть». В этой ситуации человек ничего не видит, никого не слышит. Ему говорят: «Ты болен, пойди полечись», а он утверждает, что абсолютно здоров. В таком ослеплении я и пребывал. Талант, он даётся каждому свыше, так же, как и разумение, как использовать свой дар. Но если человек живёт гордыней и тщеславием, то он ограничивает и обедняет себя. Со мною иногда это происходит и сейчас.

— Означает ли это, что после принятия сана Олег Ушаков стал совершенно другим художником?

— Мне стало легче рисовать. Проблемы творчества перешли в иную плоскость — поиск изобразительного сюжета, композиционной задачи, смысловой наполненности. Ну а техника — вопрос вторичный, я достаточно долго её оттачивал, и она не меняется. Хотя и эту проблему иногда сложно решить.

— У вас в семье больше нет священников?

— Нет. Один брат работает в уголовном розыске, другой — профессиональный фотограф. Все живут в Комсомольске-на-Амуре. Я один заблудился в иркутских лесах.

— Как отреагировали знакомые на ваше решение принять сан?

— Кто-то порадовался, кто-то огорчился, что я могу оставить своё художественное поприще. Я ни с кем не разорвал связей, мы и сейчас встречаемся. Новая дружба для меня в какой-то мере исключена, потому что священник — лицо общественное. А когда я прихожу к своим старым друзьям, то нахожу тепло и любовь. И они, наверное, испытывают то же.

— Не хотелось оставить всё и снова стать обычным человеком?

— Эти мысли смущают душу любого человека, который пришёл в церковь. Для священника они очень опасны. У Христа было 12 учеников, и один из них — Иуда. Хиротония, то есть рукоположение, — одно из церковных таинств. И человек, который слагает с себя сан, со-грешает против Господа иудиным грехом. В нашей епархии, насколько мне известно (а я служу восьмой год), нет ни одного священника, который покинул бы церковь.

— Зато сама церковь, похоже, становится всё ближе светскому миру. Как вы оцениваете попытки популяризировать православное учение? В частности, деятельность дьякона Андрея Кураева?

— Церковь, безусловно, должна вникать в жизнь общества. Дьякон Кураев, на мой взгляд, несёт тяжёлый крест. Проповедовать в масштабе целой страны — это очень трудно. Когда все общественные ценности низведены до лежачего положения, церковь не может устраняться. Священники приходят туда, где нужны, — в детские дома, тюрьмы, больницы.

— Как относитесь к современным источникам информации — телевидению, компьютерным технологиям?

— Смотреть телевизор у меня лично не хватает времени. Но прямого запрета на просмотр телепередач я ни на кого не налагаю. Смотрим обычно фильмы на домашнем компьютере, новости в сети Интернет. Я не сторонник консервации. В 19 веке были священники, которые не хотели признавать железную дорогу. Ходили пешком, и в результате везде опаздывали.

— Ваши любимые книги, не считая Библии?

— Библия — это книга для сердца, души, ума. Но жизнь очень разнообразна, происходит множество событий. И разобраться в них помогает святоотеческая литература. Читаю нашу родную, близкую русскую литературу. У нас в церкви любят Достоевского. Он очень деликатно поднимает вопросы религии, у него нет откровенно положительных и откровенно отрицательных героев. Даже самый отталкивающий его герой достоин любви. Люблю поэтов Серебряного века — Ахматову, Мандельштама, Пастернака, Цветаеву.

— Не скучаете по светской жизни?

— Светского мира в моей жизни хватает. Службы у меня воскресные, праздничные, бывают встречи с прихожанами. А в обычные дни приходится решать хозяйственные вопросы. Как построить дом, из чего построить. Я ведь священник деревянный: деревенский, мирской (смеётся).

Посёлок и храм

Посёлок городского типа Юрты, где основан приход Святой Блаженной Ксении Петербургской, можно назвать относительно благополучным. Когда-то это был крепкий промышленный ПГТ с семитысячным населением. Основное градообразующее предприятие — Юртинский ЛДК (с 1993 года — ОАО «Юртинсклес», с 2002 — ЗАО «Юртинсклес»). В посёлке две школы, пять детских садов, больница. Сейчас в связи со снижением объёмов производства на ЛДК посёлок переживает упадок. Приход отца Олега насчитывает около 60 человек. По большим праздникам в храм собирается около 200 — 300 человек.

— Как возникла идея поставить в посёлке храм?

— Он был основан в 1998 году. Идея принадлежит ныне покойному генеральному директору ОАО «Юртинсклес» Георгию Концевому. Он и профинансировал работы по реставрации здания бывшего клуба. Клуб этот был построен в советское время, но строители словно знали, что здесь будет церковь. Переделывать практически ничего не пришлось, все помещения словно были сделаны для церковных нужд. Храмовая часть, где проводятся службы, — на первом этаже. На втором — живут дети. Есть спальня, трапезная, кухня. Сейчас мы строим два новых дома — один для девочек, другой для мальчиков.

— Давно идёт строительство, на какие средства?

— Три года, в основном на пожертвования предприятий, местная администрация помогает. Один корпус практически закончен. Это двухэтажный деревянный замок. Здесь будут жить девочки и малыши. А рядом строится каменный корпус для мальчишек. Долгое время строительство стояло, но вот в прошлом году серьёзно взялись. У нас работают бригады строителей, но мы и сами делаем, что можем, — лестницы, печку…

— Часто приходится просить о спонсорской помощи?

— Побуждать к меценатству приходится постоянно. Есть ведь земная копилка, а есть небесная. Когда помогаешь сиротам, ты кладёшь в небесную. А то, что хранится там, не тлеет и не гниёт. Я напоминаю людям об этом не для того, чтобы они раскошеливались. Мы часто неправильно относимся к благо-творительности. Господь даёт части людей талант и возможность зарабатывать деньги. Надо правильно распорядиться этой возможностью и помогать тем, кто не может зарабатывать. Это социальная сфера, наука, искусство. Педагоги, врачи, учёные по определению не могут зарабатывать иначе. Им нужно помогать, не то мы превратимся в большой базар, где всё продается и ничего не производится.

17 детей — это трудно, но весело

Приют Ушакова — учреждение негосударственное. Священник просто оформил опекунство на 10 мальчиков и трёх девочек из государственного социального приюта «Родничок». Все ребятишки приняли крещение. Возраст воспитанников — от 6 до 14 лет. «Дом Божий для них стал домом родительским, — говорит Ушаков. — Отец этих ребят — Христос, Святая Богородица — мать».

— Если Господь — отец этим ребятишкам, кто же тогда вы?

— А я такой же послушник, как и они. Просто я руковожу церковью, помогаю, наставляю. То есть говорю им то, что, по моему мнению, мог бы сказать Господь.

— Детей в приют отбирали по какому-то принципу?

— Нет, никто их передо мной не выстраивал, и я не выбирал. «Родничок» — это такой дом, куда привозят детей из неблагополучных семей со всего района. Они живут в приюте, пока не оформлены документы на опекунство или на отправку в детский дом. Приют, как правило, переполнен. Сначала я сам приезжал туда. Одних я крестил, с другими просто общался, на кого-то обратил внимание по совету директора «Родничка». Сначала четыре мальчика приехали ко мне погостить на Рождество, потом уже восемь — на Пасху. А летом — уже 12 человек. Вместе с мальчишками приехали и девочки. В общем, за год мы сблизились. Так и возникла идея объединиться и жить вместе.

— Ваши воспитанники самостоятельно приняли решение креститься?

— Конечно. Один покрестился, другим, глядя на него, стало интересно. Тоже захотели, всё-таки это дети. А процесс воцерковления духовного пока в самом начале. Ещё многое предстоит понять.

— Почему практически все воспитанники — мальчики?

— У меня самого трое сыновей, дочка пока последняя, ей пять лет. Я с мальчишками лучше справляюсь. Знаю, чем их занять, что им интересно, к чему стремятся. А девочками занимается моя матушка, она им ближе.

— Каково это — отвечать за 13 не самых благополучных детей?

— Ребятишки все очень разные, конфликтуют между собой, как и в любой детской группе. Я стараюсь поддерживать атмосферу любви, но это не так просто. У каждого из них есть обязанности по хозяйству — дежурят в спальнях, на кухне. Помогают подтапливать храм, порядок в храме наводят. В службе принимают участие — свечечки по-правляют, мальчики в алтаре помогают. Практически все храмовые послушания они взяли на себя.

— Светское образование для них закрыто?

— Нет, ребята ходят в обычную общеобразовательную школу и музыкальную. Когда у меня находится время, занимаюсь с ними рисованием. Они очень эти уроки любят, подходят, спрашивают: «Когда снова рисовать будем?» Как только выпадает свободное время, сразу же садимся, рисуем.

— Дети уже говорили вам, кем хотят стать в будущем?

— Пока они со мной не делились планами. Но я надеюсь, что кто-то из них свяжет свою судьбу с церковью. По закону опекунство устанавливается до 18 лет, но мы связаны узами более прочными. Я переживаю за то, что будет с ними. У них уже есть проблемы, склонности, которые будут мешать в жизни. Но я уверен, что они всё преодолеют.

— 17 детей — это предел?

— Как достроим дома, хотим взять ещё несколько малышей. Нынешние ребятишки уже подрастают. Дети — радость. С ними бывает трудно, бывает интересно, бывает весело. Бывает и досадно. Но скучно не бывает никогда.

Фото Дмитрия ДМИТРИЕВА

Биографическая справка

Отец Олег Ушаков. Родился в 1967 году в Комсомольске-на-Амуре в семье металлурга и школьной учительницы. В 1991 окончил Иркутское художественное училище, отделение «художник-декоратор». Дипломант выставки «Молодость. Творчество. Современность» (1995 год). Стипендиат Иркутского регионального Союза художников России. Картины находятся в частных коллекциях России и зарубежья. Рукоположен в сан священника в 1998 году. Служит в приходе Святой Блаженной Ксении Петербургской в посёлке Юрты Тайшетского района. Продолжает заниматься творчеством. Женат, четверо детей — трое сыновей и одна дочь. Воспитывает 13 приёмных детей.

Комментарий

НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК ИРКУТСКОГО ОБЛАСТНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО МУЗЕЯ ЕКАТЕРИНА БЕЛЯЕВА:

— Работы Олега Ушакова очень интересны, у него своя, необычная манера. Художник очень ярко проявляет себя. Он взял классическую традицию голландских художников, но не стал слепо копировать. У него своя философская система. Если у голландцев есть сквозная тема близкой смерти, то работы Ушакова не вызывают этого чувства. Они наполнены жизнью, огненным колоритом.

Золотисто-красная, терракотовая гамма создаёт экспрессию, внутреннее напряжение, тайну. Если говорить о символике цвета, то красный — это цвет жертвенности, коричневый — земное начало. Безусловно, видно влияние русской иконописной традиции, но она не является первоначальной. Надо помнить, что Олег Ушаков — человек эрудированный, хорошо знающий историю церкви. Каждая его картина наполнена символами, имеет сложное композиционное решение. Ощущается напряжение мысли человека думающего, ищущего ответы.