Устойчивый государственник

— В интервью, которые вы давали раньше, вы много рассказывали о том, как ушли из геологии. Но почему вы это сделали? И почему перешли именно в налоговую?

— В 1989 году, когда я работал геологом на Сахалине, к нам приехал Ельцин (Борис Ельцин — первый президент России. — «Конкурент»). Видимо, он крепко уже принял после рыбалки и сказал, что «нам геология не нужна, у нас запасов до трёхтысячного года, и геолого-разведочные работы надо прекращать». Это был своеобразный взгляд дилетанта и непрофессионала. Но фактически геолого-разведочные работы в те времена резко свернули.

Мне оставалось только уволиться. Нужно было кормить двух детей. На шею жене сесть я не мог.

— Вы не разочаровались в нашем государстве после тех слов Ельцина? Почему вы пошли снова на госслужбу?

— Потому что я всегда работал на государство. Я привык быть на службе у государства. Это своеобразный стереотип мышления. Я никогда не работал на частника. Нет у меня предпринимательской жилки.

— Почему именно налоговая?

— Она тогда только создавалась. Я много о ней читал. В том числе о зарубежном опыте сбора налогов.

— Ещё геологом?

— Да. А почему нет? У меня жена работала в областной библиотеке. Я имел доступ ко всем литературным хранилищам, к источникам знаний.

Я понял, что налоги — это инструмент государства. От него в стране очень много зависит. Вспомните, как консерваторы и Маргарет Тэтчер не смогли удержаться, потому что подняли ставку подоходного налога. Избиратели их не поддержали. Это при том, что в Англии очень высокая налоговая культура — там уже 400 лет существует налоговое законодательство. А у нас всего пятнадцать с половиной лет. Идти на эту работу было очень заманчиво. Было интересно начинать всё с нуля.

Игры «кровожадных»

— Вам нравилась сама идея налоговой службы?

— Да, и я начинал в ней с рядового инспектора. У нас была такая «команда кровожадных». Мы соревновались, кто больше «доначислит», кто больше взыщет. Это был азарт в какой-то мере — найти у плательщика скрытые доходы. Он скрыл, а ты нашёл. Мы не только должны были знать бухгалтерский учёт. Нам требовалась вся полнота информации о налогоплательщике. Мы должны были понимать его, даже на уровне языка жестов. К плательщику надо уметь найти подход. Вы выступаете как режиссёр некоей постановки.

— Это постоянная игра? Кто кого?

— Да. Я недавно перечитал книгу «Чарли Чаплин: моя биография». Он рассказывает о встрече с Уинстоном Черчиллем. Чаплин говорит о нём, как о талантливом актёре, который сыграл множество изумительных ролей. Черчилль достиг в этом подлинного величия и никогда не проигрывал.

— Вам часто приходилось играть роли? Показывать человеку не то, что вы есть на самом деле?

— Я стараюсь этого уже не делать… Хотя приходится. Вот пример обычной ситуации. Многие, приходя во власть, в администрацию, в Заксобрание, считают, что налоговая, как исполнительный орган, должна выполнять все их пожелания. И вот некоторые депутаты приходят к нам и с порога говорят, что они избранники народа и мы должны сделать, как они хотят. Если бы я попрощался с ними, что называется «с порога», то получил бы конфликтную ситуацию. Всегда разумнее конфликтную ситуацию предупредить, чем породить. И я им говорю, что понимаю — мы ещё мало и недостаточно работаем, собирая деньги для вас в бюджет. Но мы будем работать лучше и собирать больше. А они ведь пришли совершенно с другой целью, чтобы мы не трогали их компании, их предприятия, но об этом не говорят. Это игра.

Война за независимость

— С чего началось ваше столкновение с губернатором?

— Это было не столкновение. Как это ни странно звучит, его было даже жаль — он был «одиночка». У Говорина было своеобразное отношение к людям. Ко всем. Он делил всех окружающих на своих и чужих. И вот меня перевели с Сахалина. Я не зависел от него. А ему это катастрофически не нравилось — он любил зависимых людей. Это был опытный… нет, даже нельзя сказать опытный — «прожжённый» политик.

— Он тоже был игроком?

— Да, он был талантливым игроком. Многих переиграл. Причём переигрывал, используя все ресурсы. Он не останавливался ни перед чем. Я это точно знаю.

— Во время вашего конфликта с Говориным в какой-то момент он заявил, что согласовал вашу отставку.

— Было такое. В 2000 году. Тогда Александр Починок меня к себе вызвал — он был министром — и сказал, что на него сильно давят. Он мне предложил переехать в Москву. Или в другой регион. Но я стал заложником команды, которую собрал. Знал, что, если уйду, им долго не выстоять. Их просто сомнут. Починку ответил: «Мы или уходим все вместе, или остаёмся». Но вакансий не было. Тогда мы решили: подождём лучше смены руководства области.

— Вы с самого начала были уверены, что снять вас не удастся?

— Нет. Но ко мне поступала информация, и я понял, что мне ещё предстоит работать.

— Вы в людях не разуверились после этой войны? Когда к вам приходили журналисты, а наутро появлялись статьи против вас?

— У них такая работа. Одни своим трудом зарабатывают, другие — продажностью. Кто-то по сути не отличается от продажной девки, а кто-то остаётся честен и достоин уважения. Так и в любой работе. Это не только к журналистам относится. У японцев есть такое выражение: «Сохранить лицо».

Шахматы с замами

— А вы в налоговой лицо сохранили?

— Ой-е. Да пусть лучше другие скажут.

— Но нет же более честного судьи, чем ты сам?

— Мы иногда занимаемся излишним самокопанием. Бывало, что хотелось плюнуть на всё и уйти. Когда я приехал в 1997 году, проработав три месяца, попытался выстроить отношения со своими замами. Говорил им: «Ребята, давайте работать в команде. Я только что приехал, вы лучше меня знаете регион». А они совершали умышленные ошибки.

— Они знали о том, что делают?

— Конечно. Я прошёл путь от рядового инспектора. Мне было несложно выявить нарушения. Я понял, что так не пойдёт. Сначала хотел плюнуть на всё и уйти. А потом сказал себе: «Нет! Ребята, у вас со мною не получится».

— Не получилось?

— Нет. Я когда-то увлекался шахматами. И в тот раз разыграл шахматную партию. Они не смогли подготовиться и проиграли. Просто я решил, что работать с ними не буду. Потому что невозможно работать с теми, кто тебя предает.

— А новым замам вы об этом рассказывали?

— Да, потом рассказал.

— Ваш авторитет держится на уважении или на страхе?

— Только не на страхе. На работе, профессионализме, на отношениях, на человечности, на доверии и единоначалии.

— Кого они должны в вас видеть?

— Друга. Строительство команды по принципу «я начальник, ты дурак», на страхе… Я вам так не советую. Это будет не команда, это будут временщики.

Работа с удовольствием

— В налоговой инспекции есть какая-то идеология личного карьерного роста? Понятие карьеры налоговика есть?

— К сожалению, нет. Букаев (Геннадий Букаев — один из бывших министров МНС. — «Конкурент») пытался выстроить принцип корпоративности. Пытался показать людям перспективы роста. Он с Минфином договаривался о выделении кредитов на строительство жилья. Но на этом всё и закончилось.

— Выходит, что особой мотивации, кроме некоей абстрактной идеи работы на государство, для налогового инспектора нет?

— Идея, идея (он повторяет это слово несколько раз, и каждый — с новым эмоциональным оттенком. Как будто пробует его на вкус. Пять, может, шесть раз. Пока слово не начинает вязнуть на зубах). Никакой идеи нет. Нам хотелось бы видеть достойную отдачу, чтобы государство так же заботилось о людях, которые работают на него.

— Получается с ваших слов, что налоговики не получают достойного вознаграждения за свою работу. Они фактически изымают у людей их честно заработанные деньги. Работа тяжелейшая. Что их здесь держит? Что держит вас лично?

— Вы не поверите, я сам в последнее время часто задаю себе этот вопрос. Может, всё тот же стереотип мышления? Я никогда не работал ни на кого, кроме как на государство. Это уже на уровне подсознания. Кроме того, работая в нашей системе, имеешь уникальную возможность обладать информацией. С её помощью можно решать многие вопросы и проблемы.

— А зачем вам информация? Это власть?

— Налоговая служба — это исполнительный орган административной власти. Действительно, обладая информацией, ты обладаешь и властью.

— Властью над людьми?

— Нет. Властью над профессией. Но обладание информацией затягивает. Человек получает другой слой знаний. Не официальный, а… «подстрочный». Мы получаем информацию, чтобы пополнять бюджет. Наша задача — собрать информацию, правильно её использовать и собрать деньги для государства. Это мы и делаем. По сути, каждый инспектор, приходя с проверки, приносит информацию. У нас есть даже база данных на каждого бизнесмена, на каждого кандидата в депутаты. У нас есть огромный объём информации, которой не обладают правоохранительные органы.

— Вы получаете удовольствие от обладания информацией? Вам как человеку приятно осознавать, что вы всё обо всех знаете?

— Я всегда ходил на работу с удовольствием. Понимаете, в Налоговом кодексе изначально была заложена конфликтная ситуация. Людям кажется, что мы забираем у них деньги. Мы же покушаемся на святое! Но мы не деньги отнимаем. Мы помогаем им правильно рассчитаться с бюджетом, как это принято во всём мире. Не все это, к сожалению, понимают.

— Это нормальная реакция человека: у меня отняли деньги.

— Не отняли, а помогли правильно исчислить налог. На нас в силу специфики нашей работы всегда будут жаловаться — люди не любят расставаться с самым дорогим. Вы ведь тоже не любите?

— Не люблю.

— А никто не любит. Я в Нидерландах был. Там замминистра финансов мне заявляет: «Я тебе откровенно говорю, я так не люблю платить налоги».

— А вы сами налоги любите платить?

— Да. Я считаю, что у меня не должно быть ни одного рубля задолженности. Не далее как вчера за себя и за дочку заплатил транспортный налог и налог с имущества.

В свободном падении

— Самая экстремальная ситуация в вашей жизни?

— Мне приходилось, когда я в геологии работал, с вертолётом падать. В 1976 году в Заполярье. Я работал на буровых в Красноярском крае за Хатангой. И где-то в сентябре или даже в начале октября мы летели на Ми-8 на буровую. И тут хлопок, я смотрю в иллюминатор, там пламя хлещет из турбины. Видимо, пилот опытный оказался, отключил двигатель, чтобы погасить пламя. Машину начало бросать из стороны в сторону.

И мы грохнулись. Нам повезло — мы упали на снежную подушку и на небольшой склон. Обычно выходит бортинженер, спускает трап. А тут всё так стремительно произошло. Никакой команды, никаких раздумий. Всё на уровне инстинкта: открыть люк, выскочить и бежать. Вы были когда-нибудь там, где много снега? Там идти нормально невозможно. И мы пулей вылетели из салона и по этому снегу бежим. Я смотрю, а нас экипаж обгоняет. Вприпрыжку. Отбежали метров двести. Смотрим, когда эта жестянка взорвётся. А она не взорвалась. Холодно. Вертолёт уже не заведёшь. Рацию во время падения разбил ящик. Слава богу, у пилотов НЗ был — бидончик со спиртом, тушёнка под боком. Так что когда нас через три часа вертолёт спасательный нашёл, мы уже были в приподнятом состоянии духа.

— О чём вы думали в момент падения?

— Мысли… Успеть выскочить (смеётся). Если бы не успел, то я перед вами бы не сидел. Но в геологии таких ситуаций было немало. У нас в Востокгеологии было 15 экспедиций, и одна из них находилась на Мутновском месторождении «Парагидротерм». От посёлка Мутновка до месторождения через перевал 60 км. Бывало, что через него по четыре дня добирались. За три года работы на этом месторождении у нас было очень много несчастных случаев из-за погоды.

Бабушка и иконы

— У вас в геологии не возникало чувство, что человек — это песчинка по сравнению с этой гигантской силой?

— Возникало. Мы и есть перед Господом песчинка.

— Вы из-за этого пришли к религии?

— В том числе и из-за этого.

— А ваше личное отношение к Богу?

— Оно останется моим личным.

— Говорят, что вы интересуетесь историей иконописи? Откуда это увлечение?

— Оно у меня давно родилось. Моя бабушка жила в уральской старообрядческой деревеньке. У неё много было старинных икон. Мой дядя по отцу прошёл всю войну, был контужен, а после работал председателем колхоза. И вот приехало руководство из райкома, ночевало у него дома, увидели иконы и говорят: «Как! Религия! Это же опиум для народа!». Он устыдился и бабке сказал: «Убери от греха подальше». Бабка была крепкая — не свернёшь, отвечает ему: «Этому дому двести лет, прадеды его строили, иконы висели и будут висеть». А дядька взял топор и порубил иконы… Я его не осуждаю. Мы просто не понимаем ту ситуацию. В то время религией была партия. И с годами у меня возникло желание восполнить потерянное наследие.

— Вы просите прощения перед бабкой за дядю?

— Наверное, да. И я надеюсь, мне кое-что удалось. Те иконы, которые у меня есть, были в ужасном состоянии. Басма серебряная содрана, одни гвозди остались. У меня есть несколько знакомых реставраторов: Сергей Фролов — он работает в художественных мастерских у владыки, Галина Сергеевна Сопот. Они относятся с большой любовью к своему делу, профессионалы и очень хорошо теоретически подготовлены. Они помогают возвращать иконы к жизни. Иконопись, когда этим начинаешь увлечённо интересоваться, открывает целый мир. Раньше иконы покрывали олифой. Через 100 — 120 лет они чернели. И техники снятия олифы не было. Но иконы были «намолены», бросить просто так их нельзя. И богомазы поверх старого рисунка писали тот же сюжет. Это была уже другая техника письма, делали это люди из другого поколения. Через 100 — 150 лет олифа снова чернела, и всё повторялось. Есть иконы, с которых приходилось снимать два-три поздних слоя. Это уникальная работа.

Есть разные стили написания икон. Были «примитивисты», «школа Строгановых». Например, новгородская техника живописи. Лик с ноготок. Выписан изумительно. Куда там Левше, который блоху подковал.

— Что вы чувствуете, когда смотрите на иконы?

— То же, что и вы. Вы же верующий человек? Вы же не можете чувствовать отвращение к ним?

— Я чувствую глубокое уважение к людям, которые это всё творили.

— Примерно то же и я. Когда ты на них смотришь, ты веришь в завтрашний день. Кстати, в молитвах записан код. Я вас уверяю. Если вы будете хотя бы иногда с молитвой обращаться к иконам, то вы будете кодировать себя от дурного взгляда, дурных мыслей, дурных поступков. И этот код будет защищать вас от недругов.

— Вы часто молитесь?

— Бывает.

— В каких ситуациях?

— Когда необходимо.

— Как полагается по церковным канонам?

— Нет. Я грешник, не успеваю. Но я надеюсь, что бог милостив и простит меня. Я думаю, что молиться надо, когда в этом возникает потребность. Бывает, когда плохо. Бывает, когда хорошо.

Фото Дмитрия ДМИТРИЕВА

Биографическая справка

ВАСЬКОВ Владимир Леонидович родился 1 июля 1954 года в Екатеринбурге. В 1978 году окончил Свердловский горный институт, в 1995 году после Благовещенского финансового техникума — Финансовую академию при Правительстве России и получил диплом экономиста по налогам.

26 февраля 1997 года был назначен начальником ГНИ по Иркутской области. 15 июля 1999 года приказом министра был утверждён руководителем управления МНС РФ по Иркутской области, 3 июля 2001 г. — руководителем УМНС РФ по Иркутской области и УОБАО. Государственный советник налоговой службы Российской Федерации III ранга. Кандидат экономических наук.

Женат. Воспитывает дочь и сына.