— Сергей Семёнович, вы стояли у истоков первой попытки объединения в 2002 году. Как вы считаете, почему тогда этот процесс не пошёл?

— Для этого были объективные и субъективные причины.

Дело в том, что Москва, которая активно участвует в объединительном процессе, не могла выйти на два проекта одновременно. А тогда вместе с нами о своих объединительных планах заявил Пермский регион. Хотя мы стартовали в одно время, но пермяки нас обошли. Там руководство двух субъектов действовало согласованно, все шаги были синхронизированы с депутатами Госдумы, сенаторами. Была организована встреча с президентом. В общем, для Пермской области и Коми-Пермяцкого автономного округа была открыта «зелёная улица».

К сожалению, у нас в то время не было взаимопонимания между руководителями наших субъектов. Две администрации не нашли общего языка, хотя были встречи, активные попытки предпринимал тогдашний полпред по Сибирскому округу Драчевский, даже комиссия была создана под руководством его заместителя. Ничего не помогло.

— Зато теперь мы находимся на финишной прямой. И хотя до референдума осталось меньше трёх недель, но до сих пор ещё можно услышать вопрос — а зачем он мне нужен?

— Простого человека можно понять. Естественно, что стремительных перемен не будет, да их никто и не обещает — так, чтобы проснуться 17 апреля, а у нас уже всё по-новому. Но ведь мы не живём только сегодняшним и даже послезавтрашним днём. Поэтому надо ясно понимать, что когда на карте появится новый субъект, то мы, его жители, уже можем рассчитывать на совершенно другое отношение к нам со стороны федеральных властей. Будет адекватная реакция, которую мы заслуживаем.

— Представим на минуту, что объединение не состоялось. Что тогда?

— Если у нас этот процесс в очередной раз завалится, я думаю, что о нас надолго забудут. Это не будет какая-то там месть со стороны федерального центра за то, что мы не смогли решить важную задачу. Это будет тоже адекватной реакцией. Центр рассудит примерно так: «Ну что взять с такой власти, которая не может работать с населением? Что взять с населения, которое не видит дальше своего носа? Живите и дальше, как жили».

— То есть — плохо?

— А разве хорошо? Посмотрите, что у нас в сельском хозяйстве творится. Ведь когда-то мы обеспечивали себя сельхозпродукцией. А сегодня наши мясокомбинаты делают колбасу из монгольской говядины и китайской свинины. И это при животноводческом-то округе! А какая цена у этой колбасы!

— А что мешает сейчас закупать мясо в Усть-Орде?

— За годы «развода» животноводство в округе сократилось в разы. Его нужно было развивать, вкладывать деньги, которые бы уже окупились…

— Но ведь в округе существуют надбавки на каждую дойную корову?

— Что такие надбавки могут решить? Надо системно поднимать сельхозпроизводство. Но какие инвесторы будут вкладывать деньги в дотационный субъект? Риски-то огромные, а гарантов нет. Между тем сегодня сельское хозяйство — это совсем не та «чёрная дыра», которая была ещё совсем недавно. При использовании новых технологий деньги, вложенные в него, окупаются и начинают работать на производителя уже через три-четыре года. В объединённом регионе инвестиции пойдут в село и жители области получат экологически чистые продукты питания. Да и цена у них будет пониже, чем у привезённых. Я думаю, что в этом заинтересованы все жители области.

Но сельское хозяйство — это только часть проблемы. Нам нужно предлагать федеральному центру участвовать в разработке государственной программы социально-экономического развития будущего региона. Подчёркиваю — государственной, а не региональной. По большим инвестиционным проектам Красноярскому краю, например, была обещана и политическая, и экономическая поддержка. У нас таких инвестиционных программ, которые нуждаются в федеральной поддержке, около десятка.

Это и газификация области, и разработка Сухоложского месторождения, и, конечно, наш лесной комплекс. При этом если государственные инвестиции пойдут на инфраструктуру — строительство дорог, например, — то для частных инвесторов это будет сигналом, что вкладывать деньги в само производство можно без риска. Это процесс взаимосвязанный.

Ещё один законсервированный проект — строительство международного аэропорта под Усть-Ордой. В своё время он был отложен из-за того, что руководство области и округа не могло договориться о том, в какой бюджет будут поступать налоги, куда пойдёт прибыль. Думаю, что сегодня вопрос о создании нового аэропорта по-прежнему актуален. Уже 8 лет назад к нему проявляли огромный интерес крупные авиакомпании мира, потенциальные инвесторы. Но, разумеется, принять решение о таком масштабном строительстве должно государство — это объект федерального значения.

На подходе принятие федеральной программы по развитию рекреационных зон Байкала. Предполагается, что на неё будет выделено 6 млрд. рублей из федерального бюджета — на дороги, причалы, аэродромы. Это привлечёт в регион ещё 30 млрд. рублей частных денег — на строительство гостиниц, кортов, стадионов. Я верю, что, несмотря на продолжительную зиму, у нас туризм может стать градообразующей отраслью.

— А вы не боитесь, что полтора миллиона туристов, которые, по прогнозу, будут посещать Байкал ежегодно, нанесут непоправимый вред нашему озеру?

— Непоправимый урон может нанести и гораздо меньшее количество. Посмотрите, что сейчас творится на Байкале летом! Побережье замусорено донельзя. В рамках же федеральной программы предусмотрены серьёзные меры экологической безопасности. Можно, конечно, долго говорить об экологии, никого не пущать. Но в таком случае мы, образно говоря, ходим по деньгам и взять их не можем. Что ж мы такие… непредприимчивые, что ли?

— Сергей Семёнович, при таких преимуществах зачем округу нужен особый статус?

— Особый статус — это гарантия того, что в новом регионе Усть-Ордынский округ не утратит завоеваний в национально-культурной, образовательной сфере: по сохранению языка, традиций и обычаев бурятского народа. Сейчас в округе активно изучается бурятский язык — во всех школах. И особый статус — это своего рода инструмент для гарантий на законодательном уровне сохранения и развития бурятского этноса.