Долина бесов на Байкале
На правом склоне у выхода Силифонова ключа из пологих невысоких увалов, поросших сосной, берёзой и осиной, кто-то поставил маленькую, на два человека, низенькую, чуть выше метра, юрточку - зимовьишко без окон и с кострищем на земляном полу. Мы приехали сюда с отцом на несколько дней, чтобы наколоть клёпок, из которых батя будет делать бочонки. Я уже окончил пятый класс и стал, считай, помощником в лесной работе отца.
Прямо перед открытой дверцей нашего жилища стоит осина. Одна из её нижних ветвей, когда вылазишь из юрточки, первой попадает в поле зрения, на её конце почему-то одинокий листик, пятнышками порыжевший по краям. Этот листик, когда бы ты на него ни посмотрел, даже при полнейшем безветрии, мягко, неторопливо покачивается. Присмотришься, на концах ветвей в кроне заметишь ещё несколько таких же, покачивающихся. «Чего это они вечно качаются, ветра же никакого нету?» — спрашиваю отца. «Осина — дерево проклятое, на ней Иуда повесился. Она ни на что не годна, разве только на прясла, а так — гниёт быстро. Листья вот и трясутся с тех пор, позорно им», — отвечает отец. Позже я узнал, что лист осины так устроен, что улавливает самое ничтожное движение воздуха, даже того, который неуловимо стекал вниз или крался вверх по распадку Силифонова ключа.
Ветер — от слабого дуновения до свирепого тайфуна-урагана — главный владыка на земле, самый яркий в природе символ движения. Он гоняет тысячетонные океанские волны, миллионнотонные поля льдов, перемещает облака с теми же тоннами воды. Он может лететь до шестидесяти метров в секунду, всё сметая на своём пути, и быть причиною других движений-перемещений: песка, снега, нагонов воды на берега рек, озёр.
Помимо общих названий — тайфун, ураган, смерч — в мире есть и конкретные: таков ветер Ибэ, свирепствующий в глубине просторов Внутренней Азии. Он царствует в долинах хребтов горной системы Тянь-Шань, в так называемых Джунгарских воротах. Ибэ — северо-западный ветер, его предвестник — закат солнца в багровые облака. Силы, его рождающие, — перепад температур и давления в местах соприкосновения холодного воздуха горных вершин с тёплым, нагретым на лежащих ниже солнечных склонах. Такие ветры бывают во многих хребтах, но силы Ибэ они мало где достигают. В «честь» Ибэ в Джунгарских воротах есть даже географическое название: Долина бесов.
Очевидцы, пережившие Ибэ в Долине бесов, говорят, что сначала слышится слабый отдалённый гул, как при землетрясении. Затем рывком налетает и стремительно несётся по долине «целая армия всадников», подавляют дикие завывания, чередующиеся с оглушительным свистом, слышны «раскаты грома, пальба из пушек, звон колоколов, музыка, пение». Горы хребта Куруктаг, где Ибэ особенно голосист, среди буддистов почитаются священными. В песчаных породах этих гор Ибэ выдувает щели, различные ниши, строит песчаные колонны и дома без крыш, дверей и окон, в которых и рождаются эти дикие завывания. Видимость при Ибэ от туч песка и пыли, бывает, на неделю снижается до нуля, об этом говорится уже в древних китайских рукописях. Великий шёлковый путь в этих местах из-за Ибэ должен был изменить направление, чтобы не проходить по Долине бесов. Ибэ насмерть засыпал песками древние города во Внутренней Азии.
Самые свежие вести о силе ветра принёс тайфун Катрина, который гнул стальные конструкции строений в Новом Орлеане. В России известны постоянные ветры: на арктическом побережье — Южак, в районе Новороссийска — Бора. В нашем Байкальском крае, помимо знаменитых ветров Ангара, Баргузин, Култук, есть и свой «Ибэ» — это северо-западная Горная (ветер, влетающий в южные ворота Малого моря, называется Сармою — частный вариант Горной). Горная вылетает на Байкал с Приморского и Байкальского хребтов по долинам — распадкам многих речек, но наибольшей силы, по свидетельству Г.И. Галазия, достигает в районе устий на выходе из сжатия склонов — ущелий рек Сармы, Рытой, Солнцепади и Молокона. Горная коварна кажущейся неожиданностью возникновения, бросками вправо-влево, мощью порывов.
На Байкале множество примеров гибели судов, но самые известные — это случай с теплоходом «Шокальский»: он, идя недалеко от берега напротив местности Красный Яр, был мгновенно перевёрнут мощнейшим ударом Горной в борт. Другая трагедия произошла с пароходом «Александр Невский» в начале прошлого века. Сильнейшие порывы Сармы стали прижимать пароход, ведущий на буксире три баржи, к скалам, и канат пришлось перерубить. Пароходу удалось отойти от прибрежных скал, а одну баржу выбросило на пологий песчаный берег, и люди, находящиеся на ней, спаслись. Две другие были прижаты к скалам и разбиты. Погибло 172 человека.
Мне довелось трижды пережить особенно свирепую Горную, но, к счастью, только на берегу. В районе падей Сурхайта — Енхок на Маломорском побережье был мой стационар по изучению экологии изюбрей и медведей. Жил в лагере месяца по два ежегодно в апреле — июне. Палатка стояла на облесённом устье ручья, там не доставала Горная…
…Вечереет. Я поднимаюсь на высокий, крутой, остепнённый склон-маряну и подбираю место, где, чтобы наблюдать кормящихся на марянах животных, затаюсь до рассвета. Вот солнце, посияв на горизонте, погрузилось в чуть подкрашенные алым облака, и я отметил про себя и даже записал в дневник, что завтра будет ветер и, может быть, даже сама Горная. Но я успею спуститься с горы. Каких-либо укрытий — обломков скал — на довольно крутом склоне нет, и я просто прилёг на относительно ровной площадочке. Выше меня в облесённых горах чуть шумит ветер, вдали на Байкале изредка кричат недавно вернувшиеся с юга чайки. Вот совсем стемнело. Чтобы на меня случайно не набрёл медведь, я разложил небольшой огонёк и, изредка поглядывая на мутноватое небо, сквозь пелену которого кое-где просматривались звёзды, задремал.
Перед самым рассветом я услышал стремительно нарастающий рёв, как от летящего над самой землёю тяжёлого самолёта. Тогда появились реактивные ТУ-104, и я со сна лихорадочно соображаю: ведь он сейчас тут грохнется! Но рванул ветер, и всё стало ясно: налетела Горная. Пламя моего огонька мгновенно веером расстелилось над самой землёю, оно загудело, как в топке, и я, закрыв костерок телом, быстро его затушил. Мог случиться пожар, поскольку трава на склоне была ещё сухая. Вытянувшись вдоль склона головою к порывам ветра, изо всех сил прижимаюсь к земле, еле удерживаюсь, чтобы не покатиться вниз. Горная гудела недолго, она замолчала, как отрезанная. Стало необычно тихо, но вскоре я услышал разнотональную, меланхоличную, ни с чем не сравнимую песенку козодоя: трррр! Она лилась то усиливаясь, то ослабевая, будто хотела кого-то оповестить: ветер кончился, все наверх!
В пределах заповедного Байкало-Ленского побережья есть губа с легкомысленным, даже насмешливым названием — Хаврошка. Она глубже других врезана в побережье и оказалась, таким образом, прямо под крутым, каменистым склоном с глубокой узкой вырезкой, занятой курумником из крупноломаного камня. Вырезка круто и прямо уходит вверх к осевой линии хребта и там открывается распадком, по которому легко направить с Ленской покати вниз к Байкалу грозные силы ветра. И Горная часто этим пользуется.
… Я только что спустился с гор, до домика научного отдела на стационаре далековато, вот, думаю, и заночую здесь у огонька, на берегу Хаврошки. Солнце уже поднимается над Ольхоном, давно рассвело, и я, залив костерок, собираюсь идти на стационар. И тут высоко в горах напротив Хаврошки послышался знакомый рёв. Я поспешно отскочил от берега под защиту лесной чащи на левом берегу губы, привалился спиной к камню и приготовился к зрелищу. Водная гладь Хаврошки — перед глазами. Сильнейший порыв ветра с поверхности ещё спящей губы сначала сорвал пыль. Она, оказавшись под встречными лучами солнца, тут же заиграла цветами радуги. Но ненадолго, вслед за водяной пылью пошли мелкие частые волны, и их, насколько мне было видно, под дикий рёв ветер начал бросать по всей поверхности губы.
И, наконец, вся губа почернела от частого, сильного волнения. Верхушки волн будто кипели от нестерпимого жара — ветер срывал их, и они, ярко вспыхнув белой пеною, исчезали. На месте их тут же возникали новые. Горная бросалась вправо-влево, и её следы ложились на воду почти чёрными полосами. В губе под дикий рёв, казалось, шла чудовищная пляска сатанинских подземных сил. Срываясь с берега узкою, метров в сто, полосой, следы Горной, вылетев на простор Хаврошки, резко гигантским клином расширялись, и теперь кипела вся бухта. Но я с изумлением разглядел, что вся эта свистопляска заканчивалась не далее километра от берега, волн там не было, там лежал натянутый шёлк Байкала! Попади в пекло у берега — любая посудина была бы мгновенно перевёрнута. Зная эту уловку Горной в Хаврошке, опытные капитаны всегда далеко морем её обходят.
Горная в тот случай предоставила мне возможность наблюдать за ней, как будто в кинозале. Губа кипела не далее ста метров от меня, а вокруг было полное безветрие. Меня закрывал правый борт ущелья, откуда вылетал ветер. Горная остановилась так же быстро, как и возникла, будто улетела в даль Байкала. Откуда-то появились чайки, волны быстро угасали. Я взглянул на часы: Горная свирепствовала 43 минуты.
Севернее местности Енхок на Маломорском побережье тоже есть падь, спускающаяся к Байкалу, местные называют её Кормилицей. На карте побережья она без названия, обычный распадок. Я заходил в неё несколько раз и однажды на конусообразном возвышении в середине её долины увидел поразительную картину — неширокую полосу сплошь поваленного леса. Лежал, вырванный с корнями, даже подрост! Это был след Горной, и какова же была её силища! Здесь, конечно же, было не меньше 50 метров в секунду, и Кормилицу, противостоящую по силе Горной, надо поставить в ряд с Сармой, Рытым, Солнцепадью и Молоконом.
Несколько слов о Рытом. Здесь Горная — по старинной бурятской легенде, в образе грозных «жителей Грома», сыновей небожителя Ухури-Тэгрия, — не ограничивается просто рёвом в скалистом ущелье долины, она воет диким зверем, визжит, свистит, поёт загробными голосами, ну, точно как Ибэ в Долине бесов. И так же, как горы Куруктаг у буддистов, Хыр-Хушун (Рытый) у бурят, почитается священным. Сходство проявления высших сил и отношение к ним у людей в краях, разделённых тысячами километров, поразительно. Ветры же, спускающиеся с гор на Байкал, далеко не всегда столь свирепы. Они могут нежно покачивать ветви деревьев, добродушно ерошить пёрышки сидящих на отмели чаек или, как в моём детстве у Силифонова ключа, ласково покачивать одинокий лист осины. Воздействовать на душу, приводя её страшной силою своей в трепет или лёгким прикосновением к лицу тёплым, безмолвно струящимся воздухом в благодушное, возвышенное состояние.
Ни с чем не сравнимо самочувствие — оно полно благодарности Создателю, — когда ты стоишь на вершине горы под прохладным ветерком, а под ногами — бескрайний простор несравненного нашего Байкальского края.
На фото автора: дорога Ибэ в долине Рытого