Проснуться в другом Иркутске
Людей принято делить на экстравертов и интровертов. Считается, что своё мироощущение человек получает однажды и изменить не может. Елена Григорьева - человек уникальный. Она признаётся, что в течение жизни характер её менялся от открытости до полного "ухода в себя". Кто она? Демиург с лёгкой душою созерцателя? Или поэт, который рифмует проспекты и кварталы? Она сама ищет ответ на эти вопросы в интервью ЮЛИИ СЕРГЕЕВОЙ.
Чем отличается архитектор от обычного человека? Все умеют мечтать. Архитектор может подвести под мечту точный математический расчёт. А гениальный архитектор — сделать так, чтобы фантазия перешла в камень, не растеряв ни капли лёгкости и загадки. Откуда в ребёнке рождается гармония зодчего? В случае с Еленой Григорьевой — из скрипичных концертов, гипсовой головы и прикладной математики.
Случайный выбор
— Архитектор — это мечта?
— В выборе профессии был элемент случайности. Школу я закончила в Чите, собиралась ехать в Томск, поступать на прикладную математику. У меня к тому времени были солидные успехи в этой науке. Но совет значимого для меня человека всё изменил. Когда попробовала впервые срисовать гипсовую голову, поняла: искусство графического изображения — это интересно. А архитектура — это синтез искусства и точных наук. Так и поступила в Иркутский политехнический.
— Прикладная математика многое потеряла?
— Я себя переоценивать не буду. Не знаю, какой бы из меня вышел математик, но то, что от архитектуры я получаю настоящее удовольствие, — это факт.
— Как возникает идея здания? Вы едете в машине, спите, гуляете, и вдруг — вот оно, долгожданное?
— Проект обычно проходит очень длинный путь. Кроме анализа параметров площадки — по отношению к сторонам света, транспортной сети — важно почувствовать место. Его взаимодействие с окружением, пространственные связи. Очень многое, в том числе функция, загружается в мозг, как в компьютер, а потом начинается обработка данных. Возникает несколько вариантов, выбирается лучший.
— Но бывают моменты, когда делаете зарисовки «для себя», заранее зная, что этот проект сказочный и никогда не будет реализован?
— Конечно, это процесс творчества, и любой архитектор мечтает. А потом может получиться, что какой-то «кусочек» этой мечты воплотится в реальном здании.
— Для чего хорошему архитектору ещё и общественная работа?
— В своё время я верила в иллюзии, что человек может повлиять на окружающую его ситуацию, потом был период разочарования. Но в середине 80-х пришёл Владимир Павлов (член-корр. Академии архитектуры, в 70-80 гг. работавший в Иркутске. — Ред.), заставил меня проникнуться профессиональными проблемами, введя в состав правления в качестве ответственного секретаря. Сейчас около половины времени трачу, по мнению некоторых, на борьбу с ветряными мельницами. Пытаюсь, слава богу не в одиночку, защитить людей от непрофессиональных действий в области градостроительства. Вот уже три года нет контакта с местными властями, это проблема. А региональное отделение союза работает. Открыли музей архитектуры, выпускаем профессиональный журнал «Проект Байкал». Один из лучших региональных журналов в России, к слову. Сейчас готовим фестиваль «Зодчество Восточной Сибири». Уже в шестой раз.
Архитектурное безумие
1970-80-е годы — «золотой век» иркутской архитектуры. Его ещё называют «эпохой Владимира Павлова». Благодаря ему на столицу Восточной Сибири обратила внимание вся архитектурная общественность СССР. У Павлова учились многие, кого сейчас называют профессионалами высокого класса. Среди них и Елена Григорьева. На архитектурном небосклоне страны Иркутск и сегодня — яркая звезда. В 2005 году Иркутск вошёл в пятёрку городов, представлявших Россию на 22 Международном конгрессе Союза архитекторов.
При этом известно: по крайней мере, десять «рейтинговых» архитекторов работают за пределами города. А в самом Иркутске царит архитектурный хаос.
— В региональном отделении Союза архитекторов РФ — 120 профессионалов. Почему приезжие пугаются, когда видят город?
— В первую очередь пугаются грязи и неблагоустроенности. Но за это, кажется, наконец взялись, потому что дальше некуда, видно даже президенту в Москве. Есть беспорядок другого рода, не решаемый с помощью метлы и ремонта дорог. Это градостроительный хаос — следствие разрешения возведения зданий без градостроительной документации. Плюс отсутствие системного подхода в размещении рекламы, в приспособлении первых этажей зданий под коммерцию и офисы. Беда в том, что многие ошибки сделаны в последние годы. Город — это наше общее достояние. Поощряя развитие частного бизнеса, нельзя нарушать градостроительные законы, ущемлять общественные интересы в угоду частным. К примеру, по улице Дзержинского в последние годы идёт активный снос, кое-что исчезает при пожарах. Малые участки ради максимального выхода площади застраиваются многоэтажными зданиями практически без парковок. Проезжая часть просто забита машинами, это уже не улица — это пробка. Всё элементарно: под 3-5-этажные здания иногда необходимо предусмотреть 100 парковочных мест — для работников, для клиентов. Их нет. Сложно построить подземную парковку? Тогда стройте надземную! Вредит такая политика прежде всего самому владельцу. Кто второй раз приедет в офис или магазин, если рядом с ним нельзя нормально припарковаться? Впрочем, как показывает практика, некоторые предпочитают в короткие сроки застроиться и тут же продать здание. Отрегулировать многие вопросы и предотвратить ошибки и помогает предварительно сделанная градостроительная документация — проект застройки.
— Можете назвать самые яркие архитектурные «шедевры» города?
— Есть здания одиозные по стилистике, есть разрушающие сложившийся продуманный и гармоничный ансамбль. Особенно жаль, когда это происходит на центральных улицах и площадях. Ошибки градостроительные серьёзнее. «Градостроительная ошибка страшнее политической», — говорил один известный политик. Потому что её практически невозможно исправить. Всё подряд сносить не будешь.
Существуют так называемые «красные линии». Они разграничивают застраиваемую территорию, иногда частную, и землю транспортной артерии, всегда принадлежащую городу, часто с резервом на расширение. Территория магистрали, улицы застройке не подлежит. Недавно произведён землеотвод в районе автовокзала — целиком за красной линией. Ещё пример. Улица Чкалова связывает главную площадь города и мост. Сейчас за красными линиями, которые десятки лет соблюдались, строится здание. Улица потеряла возможность расширения. По подсчётам же специалистов Байкальского университета экономики и права, час простоя в транспортной пробке в масштабах Иркутской области наносит ущерб в три миллиона рублей. Проектируем пробки?
— Иногда при помощи пары балкончиков здание можно «облагородить» до неузнаваемости. Каково архитектору увидеть своё творение в новой редакции?
— Дело в том, что архитектор управляет процессом до ввода здания в эксплуатацию. Потом мы обычно устранены от участия в жизни своего детища. Через два года после ввода в эксплуатацию школы 80 новый руководитель по хозчасти сделал пристройку к школе. Пристроенное сооружение не имеет фундамента, ненадёжно, посажено на электрический кабель. Кроме технических нарушений, есть ещё один фактор. Изменился внешний вид здания. Архитектура — это искусство. Ему специально учатся шесть лет и потом всю жизнь. А после получения такой награды, как Гос-премия, по закону об авторском праве даже я сама, автор, не могу вносить никаких изменений в это здание без согласования с федеральными органами. Был суд, принято решение о восстановлении первоначального облика, но пристрой и ныне там.
— Сейчас решается вопрос о деревянной застройке города. Означает ли это, что мы попрощаемся с деревянным Иркутском?
— Я очень боюсь, как бы с водой не выплеснули ребёнка. Плохо, что этот вопрос ни с кем не обсуждался и способом наведения порядка сразу был объявлен снос ветхой застройки. Если убрать всё дерево из Иркутска и заменить его на камень, это будет уже совсем другой город. Не тот, который многие любят. Известно, что после пожара 1879 года деревянное строительство было запрещено по главным улицам — Большой и Амурской. Если бы этот процесс продолжался последовательно, дерево бы ушло естественно. Но деревянные дома остались. Теперь они — уникальная часть города. Реанимировать деревянные дома очень дорого, но возможно. Дешевле просто снести. Центр сохранения наследия безмолвствует. Или то, что так рьяно оберегалось десятилетиями, не представляет ценности? Я надеюсь, что жемчужины — Желябовский, декабристский комплексы, уникальные памятники — не пострадают от кампанейщины.
— Как бы там ни было, но нынешние решения могут изменить лицо города?
— Безусловно, если будет принято решение по пяти основным площадкам в районе «Шанхая», улиц Чкалова, Марата, Грязнова, старого моста, мы проснёмся в другом Иркутске. Каким он будет, этот новый центр? Город достоин того, чтобы такие крупные преобразования были выверенными, продуманными. Важно, как это будет сделано. Я боюсь, что это будет поручено отдельным застройщикам, имеющим свой коммерческий интерес, не всегда совпадающий с интересами жителей города. Необходимо конкурсное проектирование этих участков, чтобы выбрать лучший вариант. Не торги на возможность проектирования по критериям «кто дешевле» и «кто быстрее», а полноценные архитектурные и градостроительные конкурсы, проведённые по всем правилам. Конкурсы идей, концепций, вариантов развития центральных кварталов столицы крупнейшего региона. Для выбора самых лучших. Это единственный путь, позволяющий избежать ошибок.
— Сейчас активно застраивается «визитная карточка» Байкала — посёлок Листвянка. Как вы оцениваете это направление?
— К застройке на Байкале нужно подходить особым образом. Листвянка — первое, а иногда и единственное впечатление путешественников об озере. И что они видят? Кичевый беспредел: огромные разноцветные замки, хаотично вклиненные в рельеф, поднимающиеся по склонам гигантские каменные заборы. А рядом — грязь, неустроенность. Байкал чист и велик. Отношение к нему должно быть соответственным.
— Архитектурное безумство обычно усмиряется при помощи градостроительного совета. Что мешает его работе в Иркутске?
— Когда на первый план выходят коммерческие интересы, градостроительный совет — палка в колесе, тем более если участвуют независимые эксперты. Это очевидно. В других городах градсоветы проходят каждый месяц, в крупнейших — каждую неделю. Чиновник призван хранить баланс между интересами частного бизнеса и общества. Когда идёт крен в ущерб общественным интересам, лицо города перекашивает.
Школа будущего
Пока Иркутск занимается «самостроем», архитекторы работают в других городах. В последние годы иркутяне работали и для Грозного. Там сейсмичность — 8-9 баллов. Проекты с учётом такой сейсмической активности делают только на Кавказе, Камчатке и в Иркутске. «Иркутскгражданпроект» запроектировал два микрорайона, жилые дома, четыре детских сада, две школы. Началось строительство. А Елена Григорьева с коллегами уже занимается новой идеей — проектом школы нового поколения.
— Какой будет эта школа?
— Проект предполагает разную компоновку блоков. Размещение блоков можно варьировать по сторонам света. В здании планируется большой актовый зал, по размерам практически совпадающий с залом Иркутского театра юного зрителя. Предусмотрены артистические, костюмерные, репетиционные студии. По сути, это маленький школьный театр. Запланированы фойе с галереями и зимними садами, два бассейна, два спортивных зала с местами для болельщиков, малые тренажёрные залы, большая библиотека. Наша гордость — классные комнаты. Они будут не прямоугольными, а квадратными. Такая форма пространства более комфортна. В классах будут висеть по две доски. Но главное — этот проект соответствует всем новым нормам СанПиН. В Грозном мы планируем построить две новые школы.
— А в Иркутске такие учебные заведения когда-нибудь появятся?
— Заказы на постройку делает муниципалитет. Сейчас, насколько мне известно, взят курс на реконструкцию старых школ. Но если будет заказ, конечно, построим.
Желание преодоления
Елена Григорьева — автомобилист с семилетним стажем. Первые опыты за рулём были уже очень давно, но удовольствие от процесса вождения не пропадает. «Это приличный адреналин, — признаётся она. — Архитектура тоже даёт его, но машина — это совсем другое. Я не знаю, как назвать это ощущение. Может быть, желание преодоления?».
— А не пробовали усилить ощущения, например, взять и отправиться в автопробег?
— Есть такая мечта. У меня есть американские друзья, которые путешествуют по миру. Побывали на Южном, Северном полюсах, Эвересте, в Гренландии, на Килиманджаро. Сейчас они задумали путешествие на автомобилях из Китая в Европу, будут проезжать по территории России. Очень бы хотелось присоединиться к ним. У меня за многие годы накопился приличный отпуск — около 100 дней.
— Что ещё даёт ощущение преодоления?
— В прошлом году мы с моими родными поднялись на небольшую вершину в Аршане. Около 2,2 тыс. метров. Кажется, называется пик Любви. Уютная компания и очень хорошие впечатления. Это моя маленькая победа. В конце 80-х — начале 90-х в «Иркутскгражданпроекте» работала мастерская экспериментального проектирования. Мы пять лет подряд ходили на лыжах через Байкал. За мужество выдавали медали, сделанные из медных монет и монет «Гребля СССР». «Первогодкам» полагалась копейка, за пять лет — пятак. Ходили весною, часть дороги была подтаявшей, так что получалось двоеборье — сначала гребля, а потом настоящая лыжня.
— Говорят, вы мечтаете о самолётах?
— Когда два года назад получила Государственную премию, очень захотелось потратить её на обучение чему-то новому — попробовать управлять самолётом. Я даже несколько раз сходила в клуб при РОСТО и выучила, из чего состоит самолёт, а потом снова началась работа. Со временем просто беда. Но отказываться от этой мечты я не хочу. В конце концов, Леонид Якубович был уже взрослым человеком, когда впервые сел за штурвал. Почему я не могу?
Бродский, ДДТ и феминизм
На стене рабочего кабинета Елены Григорьевой, среди дипломов и рабочих записей, вырезки из газет. Прочитать мелкий шрифт не могу, фото узнаю — Иосиф Бродский.
— Поэт-то серьёзный. Требует интеллектуальных тренировок.
— Так это же хорошо. Мне нравится, что многие его стихи даются не сразу. Сначала читаешь их как музыку, как ритм, а уже потом шаг за шагом погружаешься в более глубокие слои. Это напоминает архитектурное проектирование, когда возникает идея, которая после интеллектуальной работы наполняется смыслом, обретает реальные черты. Мне не нравится, когда слово «архитектура» применяется к любому явлению. Но Бродский удивительно ритмичен, пропорционален в мыслях, образности. В нём есть архитектура, так же как в архитектуре — хорошей — есть поэзия. И музыка. Люблю его прозу, интервью. Это моя пища. Привлекает его независимость. Сергей Довлатов сказал: «Он не боролся с режимом. Он его не замечал и даже нетвёрдо знал о его существовании».
— Какая музыка обычно звучит в вашей машине?
— Друзья подарили сборник, на котором много чего хорошего есть. Современная интерпретация «Половецких плясок» Бородина, вечные «Битлз», джаз. Даже Хулио Иглесиас. Душевный парень. А второй диск — песни нашего Олега Медведева, совсем недавно открыла для себя этого барда. Мои друзья, люди поющие, сочинили несколько хороших «ремиксов» на Медведева. Вообще-то я воспитана на классических образцах. Детство было «испорчено» музыкальной школой. Вот за это родителям я благодарна. Классика делает тебя богаче. В доме звучали Мендельсон, Сарасате, скрипичные и фортепианные концерты. А ещё — Окуджава, Высоцкий, Визбор, барды. Мама работала в Алжире, привозила много пластинок французских шансонье: Шарль Азнавур, Адамо, Жорж Брассанс, Далида.
— Ну, это в детстве, а потом?
— Про нас всё известно. Мы «пропадали» по «Битлз». У моего супруга на столе в рамочке стоит билет с концерта Пола Маккартни в Москве. Позже слушали полулегальные записи «Машины времени». Кстати, так же в то время распространялся и Жванецкий. А уже в 80-е нравились «Наутилус», ДДТ. Могу иногда рэп послушать. Но классика всегда удивительна. Недавно вместе с Викторией Астраханцевой (глава Братской организации СА РФ. — «Конкурент».) получили огромное удовольствие от концерта в Доме музыки в Москве, здание проектировали наши друзья. В первом отделении было возвращение в детство к Мендельсону, а во втором — знакомство с новой музыкой Гии Канчели.
— Яркая независимая женщина, добившаяся высоких результатов в профессии, сразу же получает ярлык феминистки. Гендерный вопрос для вас актуален?
— Нет, он меня никогда не мучил, я не считаю себя феминизированной. Впрочем, я не специалист в гендерных проблемах. Могу говорить за свою профессию. Среди архитекторов довольно много женщин, которые работают удачно, и в последнее время их становится всё больше. Посмотрите, сколько дам становятся лауреатами архитектурных конкурсов.
— И никогда не было профессиональных трудностей из-за того, что вы женщина?
— Трудности случаются, когда проект проходит стадию реализации. Архитектору на этом этапе приходится довольно плотно общаться со строителями, чтобы отстоять своё видение проекта. Приходится говорить со всеми — от прорабов до маляров. Причём иногда очень резко. В отличие от мужа, я не владею тем языком, который принят на стройке. Женщину этот язык не красит, я и не хочу ему обучаться. Так что иногда меня плохо понимают.
— Хотели бы, чтобы ваши дети повторили вас в профессии?
— Старшая Аня — человек взрослый и уже определилась. Она — лингвист, у неё хорошие способности к языкам. С архитектурой кроме семейных уз её связывают переводы для журнала «Проект Байкал» статей зарубежных корреспондентов. А младшая, Лиза, ещё учится в школе. Вот она мечтает, как и родители, стать архитектором. Посмотрим, что получится.
— О чём вы мечтаете?
— Мне бы хотелось, чтобы мы пришли к правильному пониманию архитектурного развития города. В каждой профессии должен быть кодекс чести — у архитектора, учителя, чиновника. Без этого нормальной жизни не будет ни в нашем городе, ни в любом ином месте страны. Если у нас хватит разума, ответственности и сил, мы однажды проснёмся в другом Иркутске.
Фото Николая БРИЛЯ
Биографическая справка
Григорьева Елена Ивановна родилась 26 сентября 1955 года в городе Уральске Западно-Казахстанской области. В 1973 году окончила с золотой медалью среднюю школу. В 1978 — архитектурный факультет Иркутского политехнического института. С 1978 года и по сегодняшний день место работы не меняет — АО «Иркутскгражданпроект». В 1986 году вступила в Союз архитекторов России, спустя 10 лет возглавила Иркутскую организацию СА РФ. С 2004 — член президиума СА РФ, представляет Россию в комиссии по профессиональной практике Международного союза архитекторов. В 2005 избрана в состав МСА. Член-корреспондент Российской академии архитектуры и строительных наук.
В 2001 году Елена Григорьева выступила с идеей организации в Иркутске Межрегионального архитектурного фестиваля «Зодчество Восточной Сибири». Обладатель Золотой Пушкинской медали, Почётного знака «Общественное признание». Автор около 100 проектов. В 2003 году за проект иркутской школы 80 Григорьевой была присвоена Государственная премия РФ.