Cередина апреля. Я приехал сюда для экологических наблюдений за медведями и изюбрями, которые буквально на днях должны появиться на открытых склонах гор — марянах. Медведи-самцы покинули свои берлоги и что-либо съедобное могут найти только на этих склонах. С восходом солнца маряны, стоящие «лицом» на юг, отлично просматриваются, и звери хорошо видны даже с очень большого расстояния: медведи — тёмными пятнышками, изюбри — с лёгкой желтизной серыми. Медведя в это время, как волка, ноги кормят.

Наблюдая за ним, удивляешься — он почти не останавливается. Там лапой перевернул плоский камень и на ходу сунулся туда мордой, там зачем-то приподнялся на задних ногах и деранул когтями кору склонившегося, усохшего дерева, там смахнул трухлявый пень. Оно и понятно, еда-то — насекомые, а что это для медведя, сколько её надо! Вот и весь день бедный михаил на ногах. Зверя покрупнее добыл бы, да наста в этих местах, как за хребтом, нету. А без наста остаётся только подкрадываться, да ведь у всех уши, глаза есть. А ноги? Как свистнет…

Хотя случается. Иду по долинке Тонкого мыса (там уже вовсю ручей журчит, в Байкал торопится), и набросило тяжёлым запахом гниющего. Быстро карабин в руки, затвор на боевой взвод, палец на спусковой крючок — к мгновенному выстрелу надо быть готовым. Если и не сам медведь убил тут кого-то, то на запах уж точно пожаловал. Пахло-то любимой его закуской, а лежит хозяин тут же, где-нибудь за корягой.

Тихонько продвигаюсь, изо всех сил озираясь и прислушиваясь. Вот на краю полянки видна куча надранного мха и дёрна — чёрные полосы, откуда он снят могучими лапами. Подходить туда никак нельзя, надо всё рассмотреть отсюда, где стою. Вроде нет хозяина, негде ему спрятаться, но ведь должен же он тут быть. В куче хлама наверняка чей-то труп, это же известнейшая гастрономическая особенность медведей: до дикой на наш нос вони квасить добычу и потом кушать. Гурманы!

Прикидываю: медведь может лежать только вон среди тех ёлочек. Прижимаясь к скалистому правому склону, боком, не сводя глаз и ствола карабина с ёлочек, пробираюсь дальше. Тишина, даже дыхание придерживаю, только на голом противоположном склоне недалеко перелетают и громко цикают белошапочные овсянки, они только что прилетели с юга. И тут почти над головою на крутом каменистом склоне кто-то то ли всхрапнул, то ли кашлянул. Поднимаю голову: над плитой камня из какой-то светлой породы десятках в двух метров от меня свешивается чёрная медвежья башка с растопыренными ушами. Башка смотрит прямо на меня. И не зверство в ней вижу, а почти дружелюбное любопытство — по ушам ненастороженным ясно. Да и раз не набросился — значит, не остервенел. Тут я, чтобы подальше оказаться от медведя и видеть его всего, не спеша отошёл к противоположному краю полянки. Хозяин это оценил, неторопливо встал (лежал на брюхе — меня рассматривал) и, не оглядываясь, с достоинством пошагал вверх по склону. Вскоре он скрылся в лесу.

Я подошёл к куче, разгрёб её — там лежали, почти полностью съеденные, остатки молодой изюбрихи. Медведь поймал её (или нашёл раненную браконьерами) уже давно и знатно подкрепился. Думаю, потому он так легко и уступил свой стол мне: доедай, мол, не жалко.

Полез я на склон посмотреть, что за наблюдательный пост был у хозяина. Это оказалась маленькая относительно ровная площадка с тремя лёжками, наблюдатель — сторож своего богатства — часто менял положение. Вокруг несколько куч помёта чёрного цвета, это от мяса. Вот откажи медведю в сообразительности! Ведь лучшего, как и неожиданного, места наблюдения не придумаешь: хозяина не увидишь, он же всё видит. Да и для нападения — скатись стремительно со склона и всё.

Изюбри же, не в пример медведям, на маряне ведут себя малоподвижно, подолгу стоят, оглядываются, прислушиваются, принюхиваются. Наклонится, схватит вётоши (зелёной травки ещё нет, но она скоро появится), резко поднимет голову — бдит строго. Прошлогодние изюбрята тоже осторожничают, но молодость берёт своё: то и дело взбрыкнут, лбами потолкаются.

Вот на склоне у кромки леса появилась группа изюбрей, девять животных. Впереди крупная самка, скоро ей рожать — видно по очертаниям тела. В группе, конечно, есть и её потомство. Постояв на краю поляны, поводя ушами в разные стороны, она неспешно выходит на маряну. За нею остальные, но пока они держатся поближе друг к другу. Только двое молодых, которые вышли позади остальных, вдруг кинулись вперёд и затеяли возню. Но вскоре они «остепенились» и опустили головы к вётоши. Группу эту я видел и вчера. Звери явно подвигаются вдоль побережья к северу. Наверное, как пройдёт время весенних выходов на маряны, они перевалят невысокий хребет и на лето уйдут в верховья Сармы, в тёмные, богатые травами леса.

Впереди короткий, но глубокий овраг, он забит снегом. Изюбриха подошла к нему первой, остальные стоят, чувствуют преграду, первым её должен преодолеть вожак. Я скрытно сижу в сотне метров и хорошо всё вижу. Изюбриха, прежде чем выйти на снег, несколько раз передней ногой (то правой, то левой) сильно ударила по нему — проверила прочность. Вроде надёжно, но на выходе она всё же провалилась по брюхо. Ну, это не опасно, и все пошли следом. Один из изюбрят проявил самостоятельность, он взял склоном повыше и залетел в снег чуть не по уши, но тут же выскочил, побарахтавшись маленько, на сухое.

Эту ночь я решил провести на самом берегу Байкала. От ветра укрывал высокий обрывистый берег, да ещё вдоль края «постели» на ребро я поставил доску, найденную на берегу. Тепло, костра не надо — у меня тёплый спальник. Скоро совсем стемнеет, я лежу на спине и смотрю на зажигающиеся звёзды. Вдруг послышались взмахи больших сильных крыльев. Я ещё не успел подумать, кто это может быть, как прямо надо мною не выше полутора десятков метров одиноко и молча пролетела огромная белая птица. Лебедь! Никогда раньше и в столь поздних сумерках птиц этих на Байкале в середине апреля я не видел. Куда она так рано?! Значит, есть на её родине большие пространства полой воды. Это может быть и устье Верхней Ангары. Неужели лебеди пролетают вдоль берегов Байкала на свой север ночами и потому их здесь видят так редко?

Ну, вот теперь-то можно сказать: весна пришла!

На снимке автора внимательный читатель сможет разглядеть на склоне горы фигурку изюбря