«Телевизор меня веселит»

У моей героини 4 детей, 6 внуков, 10 правнуков и 5 пра-правнуков. Когда семья отмечала в январе 2005-го её столетие, в гостиной небольшой квартиры в Ново-Ленино собралось почти 30 человек. Некоторые прилетели даже с Сахалина.

Анисья Филипповна радостно восседала за праздничным столом, шутила, вспоминала прошлое. Пригубила винца — в честь юбилея. Спела несколько задиристых частушек далёкой молодости. Типа: «Мы с милёнком на печи шубой укрывалися»…

Приехав в гости к Анисье Филипповне, которая живёт с младшей дочерью Людмилой Щелкуновой, я сразу же увидел, что о ней заботятся буквально все. Только разделся и присел на диван, как долгожительницу пришли проведать 76-летняя дочь её родной сестры со своей 50-летней дочерью Татьяной. Внучкой «бабы Нины», как она представилась. Дело в том, что в семье Смоляниновых было две Анисьи, и чтобы их не путать друг с дружкой, одну решили называть в обиходе Ниной.

— Как чувствуешь себя? — кричит на ухо плохо слышащей бабушке Татьяна.

— Да хорошо… Хорошо! — отвечает та неожиданно громким чистым голосом. И добавляет, помолчав немного, уже обращаясь больше ко мне: — Жизнь прожить — не поле перейти… Но Бог меня бережёт.

На одной из книжных полок её комнаты, занимающих всю стену от потолка до пола, стоят две небольшие иконы, а рядом — портрет… Ленина.

На стеллажах — собрания сочинений Макаренко, Льва Толстого, Достоевского, Виктора Гюго, Ги де Мопассана, Пушкина, Чехова, Марка Твена и десятка три других популярных авторов.

— Неужели ваша мама всё это прочитала? — удивлённо спрашиваю Людмилу Васильевну.

— Да нет, — смеётся она. — Мама у нас почти неграмотная, читает по слогам, а пишет медленно и большими печатными буквами. Она в школе никогда не училась. Некогда было — работала да детей растила. А книги эти — мои.

В комнате бабушки есть ещё комод, который она с мужем покупала в 1939 году, раздвижной стол, ручная швейная машинка довоенного образца, телевизор. И ваза с цветами.

— Шить мама перестала только год назад, — поясняет Людмила Васильевна.

— А что она обычно смотрит по телевизору?

— Ой, да всё. Телесериалы, передачи про животных. Очень нравятся ей телеведущие Галкин и Якубович… Мама, корреспондент интересуется: любишь смотреть телевизор?

— Он меня веселит, — строго отвечает долгожительница, внимательно глядя на меня.

Внучка Татьяна — рослая, крепкая, черноволосая, черно-бровая («У меня течёт в жилах и бурятская кровь») — делится сокровенным:

— Приезжаю к бабуле, разговариваю и всегда удивляюсь: какое это крепкое, сильное поколение! Они ведь всё перетерпели — революцию, две войны, разруху, голод, репрессии, но сохранили в душе доброту и человечность. Этакие вечные романтики… Я ещё помню маму бабы Нины, которая прожила 104 года. Так вот, баба Нина ухаживала за ней так же трепетно, как сейчас это делает Людмила Васильевна. Мы тоже её не забываем. Знаете, это, наверное, в нашем роду наследственное — заботиться о стариках.

Анисья Филипповна — маленькая, сухонькая, в очках с толстыми линзами — лежит в кровати, разговаривает, но не прекращает вполглаза смотреть телевизор. Рядом, на второй подушке, уютно устроилась её любимая и легендарная кошка Нюшка. Про эту кошку знают все соседи. Потому что Нюшка никогда не разлучается с бабушкой, во всём старается ей помогать. Когда дочь поднимает Анисью Филипповну с постели умыться, мурка лапами поддерживает хозяйку, упирается ей в спину. Будто боится, что та упадёт. И даже кряхтит иногда от усилий, как человек. А потом подолгу смотрит с нею телевизор.

«Я родилась на дне моря»

— Как на дне? Какого моря? — не понял я сначала долгожительницу. Оказалось, что речь идёт о Братском водохранилище, о деревне Львовск, которая ушла под воду при строительстве гидростанции. Хорошая была деревня, большая и красивая.

— Жалко Львовск, — сокрушается бабушка (в девичестве Коновалова). — Столько земли пропало.

В семье Коноваловых было семеро детей. Жили сплочённо, крепко держались друг за дружку. Старшие, чуть повзрослев, опекали младших, брали их с собой в поле, в лес, когда шли за грибами или ягодами. Росли в любви к малой и большой Родине. Позднее самый младший из сыновей, Иннокентий, прославился в боях под Ленинградом во время Великой Отечественной и был награждён звездой Героя Советского Союза.

Анисья Филипповна вспоминает, что её дедушка был участником декабрьского восстания в 1825 г. За это и сослали в Сибирь. А откуда он родом, не знает.

— У мамы врождённый аристократизм, — говорит Людмила Васильевна. — Гордая стать. Она никогда не обращалась к мужу, к детям, к другим людям в грубоватой крестьянской манере: Васька, Танька или Колька. И вкус у неё был тонкий. Что попало даже для домашней работы не наденет. Платья носила хоть и дешёвенькие, но изящные. Шила их часто сама. На деревенских посиделках была заводилой. Знала множество частушек, очень хорошо пела, стряпала и вязала.

Внучка ссыльного декабриста с детства выделялась из круга сверстников. Когда жала серпом рожь, умудрялась выполнить норму быстрее всех. Пока подружки дожинали свои участки, могла сбегать на соседние лесные поляны, насобирать там лукошко клубники.

Однажды, несколькими годами раньше, когда ещё полыхала гражданская война, в возрасте 14 лет, она попыталась спасти красного командира и чуть не поплатилась за это жизнью. Белые ворвались в деревню рано поутру, когда красноармейцы ещё спали. И почти всех перестреляли. Красный командир, 25-летний чубастый парень, ринулся было в окно, выходящее на огород, но оттуда раздались залпы огня.

— Залазь в печь! — крикнула ему Анисья. — Я тебя дровами закрою.

Большая русская печь за ночь выстудилась, обжечься парень не мог… Белые его всё равно нашли. Вывели во двор, привязали за ноги к сёдлам двух лошадей, и всадники, стеганув их со всей силой, понеслись вскачь по улице. А потом повернули одновременно в противоположные стороны. Лошади разорвали человека пополам.

Помнит бабушка и коллективизацию. Как отобрали и отвели на общий двор весь скот, коня Калюнку. Она тогда уже была замужем, дочери исполнился годик. Вспоминает:

— Пойду, бывало, на колхозную ферму просить для неё молока. Мне дадут одну кружечку, и всё. Говорят, что больше нельзя. Надо много государству сдавать… А Калюнка вырвется из колхозного стойла, прибежит к окну, зовёт меня. Ржёт тихонько, будто всхлипывает. Я вынесу ему ломтик посоленного хлеба, а он не берёт. Тычется в подол мордой, и слёзы катятся. Я его поглажу, успокою, поговорю с ним, он и съест хлебушко-то.

Замуж Анисья Филипповна вышла в 18. А её мужу Василию было 19. Он сразу признался в любви: «Я тебя увидел — и пропал».

В начале 30-х Василий в поисках лучшей доли приехал в Иркутск. Нашёл работу, но перевезти в город семью не мог — не было жилья. Анисья Филипповна ждать не стала, снова проявила свойственную ей решительность. Погрузилась ранней весной, как только на Ангаре сошёл лёд, с малыми детьми на баржу и поплыла к мужу в областной центр. Вместе с коровой, поросятами, курами, двумя оставшимися с зимы бочонками засоленных огурцов и грибов, прялкой, ткацким станком. Пароход тянул баржу вверх по реке несколько суток. Анисья Филипповна моталась по палубе, следя за своим разношёрстным и голосистым хозяйством, успокаивая плачущих детей. Почти не спала.

— Была к тому же беременная мною. Как она на этой барже одна управлялась?! — удивляется Людмила Васильевна.

Поначалу новоиспечённые иркутяне жили в съёмном доме, потом купили свой. И всё шло хорошо. Жили Смоляниновы в относительном достатке. До той поры, пока не грянула война. Василий сразу же ушёл на фронт. Всю войну прошёл, а погиб в самом её конце. В 45-м при штурме Берлина. В семью опять пришли голодуха, бедность и тревога.

Старшая дочь Таня пошла работать на авиазавод. Платили там неплохо, и она, по сути, кормила всю семью. А Анисья Филипповна продолжала, как и в войну, трудиться прачкой в одном из иркутских госпиталей.

— Людмила Васильевна, отца помните? — спрашиваю я.

— Да. Мне исполнилось 7 лет, когда началась война. Он был добрый, ответственный. В свой выходной, в понедельник, всегда приходил в школу, интересовался, как его дети учатся. А вечером собирал их вместе в круг в гостиной и делал оргвыводы… Сильно не ругал. Старался брать убеждением.

— А вы учились уже?

— Нет. Однако присутствовала при этих «разборах полётов». Учились все хорошо. В том числе и приёмная дочь наших родителей (моя двоюродная сестра) Анюта. Её родного отца, дядю Степана, посадили в 1937 г. в тюрьму на 10 лет за то, что не уберёг от поломки во время посевной колхозную сеялку. Обвинили во вредительстве. А родная мать Анюты заболела тифом и умерла. Вот так девочка оказалась у нас… Но иногда у кого-то были и тройки. Брат Гена, такой же сильный, коренастый, как и папа, случалось, ввязывался в школьные потасовки. Папа в таких случаях назидал: «Не мелочись… Защищаться кулаком надо только в крайнем случае, а на каждый шлепок отвечать не стоит». Гена возмущался: «Ну да, ещё чего!.. Пусть бьют, да?». В общем, он не был у нас акварельным мальчиком. Может, оттого и многого в жизни добился.

«Расскажи, Гена, про Брежнева»

Геннадия в семье Смоляниновых считают самым продвинутым. Окончив техникум, он пошёл работать на авиазавод — вслед за старшей сестрой. Закончил затем институт. Возглавил один из самых крупных цехов завода — первый механический. Вырос до главного механика предприятия. На пенсию ушёл с должности заместителя главного инженера. Говорит, что, как и родители, любит землю, тайгу.

Когда был помоложе, увлекался охотой, рыбалкой. Не забывал и спорт. Единственного сына назвал в честь отца — Василием. Василию уже стукнуло 50. Работает тоже на авиазаводе. Хочет, чтобы и его сын, который закончит нынче школу, стал авиастроителем. «Тогда на заводе нас будет целая династия».

Геннадий Васильевич убеждён: одолеть столетний рубеж его матери помогла природная закалка, постоянный физический труд.

— Она работала всю жизнь не покладая рук. Таню родила прямо в поле, на меже. Страшно не любила, если видела, что какой-то человек слоняется без дела. И нас, детей, сызмальства к работе приучала. В этом плане она была очень строгой… Вон Аня, её приёмная дочь, настоящая ударница. Ей сейчас 78 лет, живёт на Сахалине. Трудилась в рыбной отрасли острова. Награждена орденом Трудового Красного Знамени.

— Геннадий Васильевич, а сто лет — это счастье или наказание? — спрашиваю я. — Многим ведь детям, внукам, правнукам старики в таком преклонном возрасте бывают не нужны. Обуза. Долгожители зачастую или слепые и глухие, или лежачие и капризные, как дети? Я знавал одну бабушку, которая прожила 106 лет. Мало кого уже узнавала, ничего не помнила. Дочь её, уходя на работу, была вынуждена запирать мамашу в спальне на замок. Бабулька всё время жаловалась: «Зачем я столько живу?! Это ж одно наказание!»

— Вопрос сложный… — задумывается Геннадий Васильевич. — Но я так отвечу: если есть у столетних рядом близкие люди, ухаживают за ними, любят их, то, конечно, счастье. Если же о них заботиться некому, то жизнь, действительно, может превратиться в кошмар. Когда уже и сам не рад, что живёшь так долго.

— Как мать отреагировала на вашу встречу на заводе с Генеральным секретарём ЦК КПСС Советского Союза Брежневым?

— Гордилась мною. Особенно, когда увидела нас вместе на фотографии. Всё просила: «Расскажи, Гена, про Брежнева». А что рассказывать? Обычный человек. Не Бог. Обычные вопросы задавал. Например, такой: «Качество ваших деталей хорошее?». «Конечно, Леонид Ильич, — отвечаю. — Даже не сомневайтесь. У нас вообще в стране все самолёты, и военные и гражданские, делаются с большим запасом прочности». «Ну, тогда я спокойно полечу обратно в Москву», — пошутил он.

«И про любовь не забывали»

Людмила Васильевна Щелкунова тоже говорит, что всему в их семье голова — труд. Чтобы прокормиться, держали скот, выращивали до сотни кулей картошки. И все — мать, сыновья, дочери — дружно таскали огромные мешки в дом на себе. Работа была тяжкая, изнурительная.

— Но мы этого не замечали. Радовались жизни, бегали в лес по грибы-ягоды, на танцы.

— А любовь?

— И про любовь не забывали, — засмеялась моя собеседница.

В общем, всё умели делать дети в семье Смоляниновых. Люда, например, уже с 14 лет самостоятельно заготавливала сено в Палагиновой пади под Иркутском. Сейчас здесь садоводство, место обжитое, шумное. А тогда, в 1946-47 гг., было таёжное, далёкое и тихое. Она косила от зари до зари. Ночевала в шалаше. Отбивала молотком косу на вбитом в пень куске железа. Варила в казанке суп из картошки и вермишели. Супчик этот, пахнущий дымом и травой, казался такой вкуснятиной…

— Людмила Васильевна, не страшно было одной в лесу? Да ещё ночью?

— Нет, не страшно. Тогда ведь такого беспредела, бандитизма, как сейчас, не было. Мы не боялись. Как-то даже не задумывались об этом. Все были поглощены работой.

Как и мать, Людмила вышла замуж рано. За машиниста паровоза Сашу Щелкунова. Парень он был серьёзный, основательный. Отслужил срочную. Пришёл как-то в гости к соседям, увидел Люду, та поливала огород, и поинтересовался вежливо: «Можно я тебе помогу?». «Помоги, огород большой», — согласилась девушка. Добровольный помощник ей сразу глянулся.

И пошла у них затем бурная «любовь на ногах».

— Это как — «на ногах»? — спрашиваю Людмилу Васильевну.

— Просто: танцульки, поцелуйчики у калитки, гуляния под ручку по улицам и паркам. Девушки были тогда построже, чем сейчас. За это парни их и ценили.

Короткий шестимесячный роман закончился свадьбой. Вместе были 36 лет. Вырастили двух сыновей.

— Прожил мой Саша мало, даже до пенсионного возраста не дотянул. Умер на 58-м году от роду, — сокрушается Людмила Васильевна.

В Ленинском округе Иркутска её знают многие. Длительное время она работала директором Ленгорпромторга, трижды избиралась депутатом местного районного Совета, была активной общественницей. А теперь свою активность проявляет больше на даче. С дачи и кормится, поскольку пенсия у неё небольшая. А у Анисьи Филипповны вообще мизерная — 1,5 тыс. рублей. Но это так, к слову. Мать и дочь не унывают: «Были времена и похуже. А сейчас что не жить?»

Справка

—Согласно последней Всероссийской переписи населения, проводившейся в 2002 г., в Иркутске проживал 81 долгожитель, оставивший позади 100-летний рубеж (54 женщины, 27 мужчин). В области и округе их насчитывалось 108.

—В России таких людей перепись выявила более 6,6 тыс. (5,685 тыс. женщин и 967 мужчин).

—По неофициальным данным, старейшей жительницей Приангарья была признана в 2004 г. 108-летняя Анна Тодоева. А самый старый житель планеты, 133-летний Хабиб Миян, живёт в Индии. Он отличается добродушным характером и до сих пор передвигается самостоятельно. Факт этот в Книгу рекордов Гиннесса пока не вписан. Хотя и подтверждён другими авторитетными источниками.