Тем мальчиком был он, Алексей Збировский, перебравшийся с родителями в Шилку из-под Куйтуна.

— Где собираешься работать? — спрашивали его сверстники.

— На самой большой и самой главной дороге, — не задумываясь отвечал Алёша.

Правда, тогда он не предполагал, что это случится так скоро. Встречу с самой длинной дорогой в мире он откладывал, может, на год, может, на два. В 14 пришёл в депо учиться на слесаря. Война мобилизовала его в «особый резерв» наркомата путей сообщения. Алексея зачислили вначале кочегаром, а вскоре и помощником машиниста. Работать приходилось двумя бригадами — одна вела состав, другая отдыхала в деповском общежитии. 800 граммов хлеба на сутки и суп со щавелем — такие вот привилегии полагались «резерву». Он часто забывал про дни недели, про то, что существуют какие-то выходные…

Земля раскачивались под ним и днём, и ночью. Он так и запомнил войну — как раскачивающуюся землю. Составы с танками, орудиями, боеприпасами. Старческие лица голодных детей-переселенцев и детские — юных солдат и офицеров. Мутные пятна светофоров на 148-километровом прогоне Шилка — Карымская в западном направлении и 90-километровом до Киенги в восточном. Старухи, перебирающие варёную картошку и кедровые орешки на станционном перроне, и снова мутные пятна светофоров, составы с боеприпасами и призывниками.

А ещё первый призыв деповских ребят в действующую армию. К тому времени он со сверстниками уже предпринимал попытки уехать на фронт, но все они оказывались тщетными. Наконец добрались до сборного пункта. 147 деповчан с нетерпением ждали отправки на фронт.

— На третий день, когда съехались полторы тысячи призывников, нас выстроили на плацу и военком зачитал приказ Верховного Главнокомандующего, в котором извещалось о победе под Сталинградом, — вспоминает Алексей Владимирович. — Этим же приказом в тылу оставлялись высококвалифицированные специалисты.

В списках оставшихся значились шесть деповчан, среди которых оказался и Збировский. «Названных прошу сделать шаг вперёд», — скомандовал военком. Полуторатысячный плац не шевельнулся. Никто не вышел и после повторной команды. Пришлось взводным чуть ли не силком выводить неподчинившихся из строя. После этого некоторые принялись безобразничать на работе, делали брак, чтобы проштрафиться и угодить на фронт. Их быстро раскусили и вместо армии пообещали урановые рудники.

Алексей предпринял ещё несколько попыток попасть в действующую. В 44-м втихаря сдал экзамены в школу военных техников, но начальник депо опять тормознул: «Работать совершенно некому, не подводи старика, коллектив». Не помогли и жалобы прокурору.

И снова комсомольский паровоз, серьёзные и даже мрачные лица поездной бригады. Не потому, что были таковыми на самом деле, а потому, что должны были на всём перегоне чутко прислушиваться к прерывистому дыханию паровоза и внимательно следить за дорогой. В конце пути даже сердце билось в такт работе колёсных пар. И рубаха липла к спине, точно это он, Збировский, а не паровоз тащит состав. «Едешь, бывало, с подтянутым животом, за окном картошка цветёт, пшеница колосится, но не помню случая, чтобы кто-то позарился на колхозное поле, — вспоминает ветеран. — По весне, правда, собирали мёрзлую картошку, колоски — оладьи пекли».

Алексей Владимирович минуту помедлил, будто припоминая что-то, провёл рукой по белой голове:

— Внучка моя, Марина, всё подшучивает: «С тебя бы портрет написать для галереи «Свидетель века». Не обижаюсь. Да оно, если разобраться, так и есть: свидетель и участник.

Глаза у Збировского вспыхнули, весь он напрягся, словно очутился на своём комсомольском с рычагом реверса, который он не выпускал из рук всю войну. Весной 1945-го ритм и направление перевозок изменились. Теперь чаще везли на восток, и это были уже не испуганные лица, а гвардейские части.

Один из таких рейсов пришёлся на 9 мая. Вернее, рейс уже был закончен, и бригада, отцепив паровоз, готовила его к ремонту. В это время на станцию подошёл поезд с военными. Из вагонов выпрыгивали гвардейцы в начищенных сапогах, с полной грудью орденов и медалей. А вскоре полыхнуло: стрельба, крики, шум… Народ сбежался чуть ли не со всей Шилки. Объятия, поцелуи, слёзы… В такой обстановке и встретил он Великую Победу. «В честь этого всенародного праздника мы взяли обязательство: пока не отремонтируем свой паровоз — домой не уйдём, — с гордостью вспоминает ветеран. — Трое суток не покидали депо, но слово сдержали».

Вспомнит и усмехнётся кроткой улыбкой. Вроде и недавно это было, а 60 лет промелькнуло. Алексей Владимирович успел за это время закончить речное училище, ВПШ, два института, поработать на разных должностях, в том числе и в высоких инстанциях, но никак не может да и не хочет забыть эти военные годы. Иногда в мыслях поругивает сегодняшнюю молодёжь, детей и внуков: «Мне бы в своё время такие условия». Потом усмехнётся: чудишь под старость. Ну какие условия могли быть в лихие военные годы, когда всё было посвящено одной цели — победе над врагом. Последнее отдавали на алтарь Отечества.

После войны программа тоже не менее сложная стояла — страну из пепла поднять, детишек, смену свою, на ноги поставить. Ради этих целей он жил и трудился, не жалея ни сил, ни времени. В Восточно-Сибирском пароходстве строил «Ракеты» и «Метеоры», поднимал колхозы и укреплял МТС, возводил жильё и социальные объкты.

Поручили ему отстраивать сгоревшие от пожара деревни в Осинском районе. «У тебя, Владимирович, авторитет среди молодёжи, выручай, — попросили Збировского руководители района. — У нас там сейчас передовая, люди без крыши над головой остались». И он выручал. Трудился, не жалея ни сил, ни времени. За десять лет так ни разу в отпуск и не собрался. «Когда работа хорошо организована, когда нужен людям, о времени забываешь», — смущённо разводит руками ветеран. Молодёжь вокруг него крутилась, как добрый улов в сети. Даже стихи о нём сочинять стали. Интерес, говорят, прорезался. И правильно говорят. Каждый уважающий себя человек должен на всё иметь свою точку зрения. И жить с интересом!

Нынче друзья и коллеги пригласили его 9 мая отпраздновать День Великой Победы. Алексей Владимирович принял это предложение с благодарностью (кстати, самому ему в марте стукнуло 79). И под праздничный звон бокалов он снова вспомнил дождливый день на Шилке и мальчика с голубыми глазами, мечтающего добраться до горизонта. Вспомнил и усмехнулся кроткой улыбкой. Теперь он уже в годах, позади три инфаркта, он давно знает, что все дороги кончаются задолго до горизонта и все поезда отводятся в тупик. Но это ничего, это нормально. В конце концов самое главное совсем не это. Главное — чтобы дорога не кончалась в тебе самом, и главное — чтобы ты сам не остановился…

НА СНИМКЕ: А. В. Збировский