Время собирать земли
- Вы обратили внимание на молодого мужчину, над которым все подтрунивали? - спросил уже на выезде из Дубравы заместитель генерального директора сельхозобъединения "Монолит" Тулунского района Александр Кашко. - Это тот самый Виктор, о котором я вам рассказывал.
Не обратить внимания на Виктора было невозможно. Он часто шутил и своими шутками вызывал ответные у товарищей-механизаторов.
— Пил раньше-е-е… — продолжал Кашко. — А потом, когда уже приняли мы Дубраву в своё объединение, взял да завязал. Зарабатывать начал, скопил денег на машину. Правда, жалеет, что поторопился с покупкой, говорит: лучше бы маленький грузовичок приобрёл. В общем, работает парень и зарабатывает.
Тот разговор и то знакомство с «Монолитом» состоялись на исходе прошлой весны. Тепло уже установилось, берёзы распустились, посевная заканчивалась, кое-где уже пары пахались. Настроение у механизаторов было бодрым, приподнятым. Всё это, очевидно, подвигло Александра Владиславовича на воспоминания:
— Дубраву мы включили в состав своего объединения в числе первых. Вскоре посевная. Приближается время зарплату выдавать. Что делать? Не давать нельзя, дать… А вдруг запьют? Но закон нарушать нельзя. Выдали. На следующий день отправляемся в деревню. Опасения самые наихудшие. Едем по деревне — тишина. Ни одного пьяного.
Слушал своего собеседника и радовался. Это уже не первый случай таких позитивных перемен на селе. Сколько раз замечал, как с восстановлением хозяйств, возрождением ферм, с появлением коллективной работы в поле меняется настроение людей. Иные из них, вчера впавшие было в депрессию, духом восстанавливались. Такие перемены, к сожалению, происходят лишь в одном случае — когда благодаря интеграционным процессам разрушенная было деревенька попадает в крупное работающее сельхозобъединение.
В другое время о подобных положительных переменах книги писались бы, социологи и психологи занимались бы их исследованием, защищались бы диссертации. Но диссертации не пишутся, обследования не проводятся, опыт не анализируется. Государство мало волнуют проходящие на селе процессы, и положительные, и отрицательные, и к распространению передового опыта оно совершенно безразлично.
Я помню старый Тулунский район, где находится ОАО «Монолит». Тогда район называли колхозной державой. Самые высокие урожаи и надои по области. Оттуда шли составы с продовольствием. Многие хозяйства являли собой пример бережного и любовного отношения к земле. Тамошние хлеборобы и животноводы были в почёте, награждались орденами, медалями, избирались депутатами Верховных Советов СССР и РСФСР. Именно тем колхозам присуждала Москва в первую очередь переходящие Красные знамёна.
Сегодня хвала и слава обходит стороной тех, кто растит хлеб, обихаживает скот, кто кормит нас. В Тулунском районе сохранилось лишь одно прежнее коллективное сельхозпредприятие — СПК имени Парижской коммуны. Остальные развалились. Разрушались их фермы, поля зарастали бурьяном, вырезался скот. На месте прежних колхозов в муках рождались новые предприятия, фермерские хозяйства. Вот и «Монолит» сначала занимался размолом зерна, потом построил пекарню, затем потихонечку начал собирать земли. Теперь в его состав входят сельхозугодья бывших колхозов: имени Кирова, Калинина, «Верный путь», «Знамя Ленина». Прошлой осенью хлеборобы получили неплохой, по современным меркам, урожай, взяв с каждого гектара по 17 центнеров зерна. И вот посевная-2006.
— К севу мы давно подготовились: зябь вспахана, семена есть, удобрения завезены, — задолго до страды говорил генеральный директор «Монолита» Владимир Парфёнович Шупранов.
Но, беседуя с Владимиром Парфёновичем, я испытывал двойственные чувства. Например, нынче, как и в прошлом году, земледельцы намерены были засеять колосовыми 6200 гектаров. Как ни весома эта цифра, но она всё-таки намного меньше того совокупного объёма зерновых, что имели раньше те четыре колхоза, чьи земли вошли в «Монолит». На вопрос, не собирается ли объединение расширить хлебное поле, Шупранов дал отрицательный ответ. И пояснил:
— Ещё не принят закон о сельском хозяйстве в Госдуме, и вообще не видно перспектив. Я уж не говорю про ГСМ. Сами видите, что с ценами творится.
Спустя несколько дней после нашего разговора закон был принят в первом чтении. Но обрадует ли он гендиректора, побудит ли внести серьёзные коррективы в ход посевной — большой вопрос. Потому что принят закон, предложенный правительством и не получивший особой поддержки с мест. Зато проект закона, поступивший от депутатов и поддержанный сельскими специалистами, большинством Думы был отвергнут.
Посмотрите на тот же «Монолит». Да, техника готова, на ходу, но, как говорил управляющий Умыганским отделением, «с такой техникой нас с поля гнать надо». До предела она изношена.
В таком крепком и передовом предприятии больше половины зерновых идёт по парам. По всем агрономическим канонам, это крайне неэффективное использование земли. Вспоминаю начало 80-х годов. Ох как жаловался тогда Герой Социалистического Труда Николай Тимофеевич Романкевич руководителю области, приехавшему в Тулун, по поводу чрезмерного насыщения посевов зерновыми. Под пары тогда оставлялась незначительная доля пашни. Но даже при этом его хозяйство, колхоз имени Парижской коммуны, собирало на круг свыше 30 центнеров. И опаснейшим соперником в соревновании у него был колхоз имени Кирова, чьи бригады теперь являются составной частью «Монолита».
Странно, да? Двадцать лет назад бригады колхоза имени Кирова почти без паров брали далеко за 30 центнеров зерна, а теперь даже при огромном паровом клине самые хорошие его бригады собирают в лучшем случае по 26 центнеров на круг. Некоторые секреты мне раскрыл тогдашний председатель колхоза Пётр Николаевич Царёв, показав распоряжение «Востсибугля» о выделении нескольких сотен тонн селитры для его хозяйства. Это была солидная прибавка к централизованным поставкам удобрений. Отсюда и намолоты. Аналогичными приёмами пользовался и Романкевич.
А что сейчас имеет «Монолит»? Чуть больше полуцентнера внесёт он в расчёте на гектар зерновых. Это чрезвычайно мало, хотя для иных соседей и такая норма — предел мечтаний. Но как раз отсюда и начинается путь к хлебу.
Отдача земли была бы гораздо выше, если бы хозяйство значительные площади отводило под кормовые культуры, возделывая люцерну, клевер, донник, но… Кого кормить теми кормами? Всего 560 голов скота в «Монолите», из них 130 коров. Это меньше, чем стояло раньше в иной бригаде. Правда, надои тут рекордные. За четыре тысячи килограммов зашкаливают. И тем не менее.
Если будем копаться дальше, то найдём, возможно, ещё немало несоответствий различным стандартам, требованиям и лучшим образцам прошлой работы. Но, с другой стороны, случаев падения, ухудшения работы, умертвления сельскохозяйственного производства в Тулунском районе было бы неизмеримо больше, если бы «Монолит» не занялся собиранием земель, объединением развалившихся хозяйств. Если бы в целом область, главное управление сельского хозяйства не встали на путь интеграции.
Вернёмся к вопросу использования земли. Сегодня кровью сердце обливается, когда уже не только вдоль полевых дорог, но и Московского тракта, Якутского или Александровского видишь заброшенные поля. Они выглядят как бесконечное кладбище. И вот находятся коллективы, предприятия, которые берутся возродить часть их. Однако цена возрождения немалая. Резко возрастает расход горючего, быстрее изнашивается почвообрабатывающая техника. Но чтобы побыстрее привести землю в порядок, «Монолит» вынужден побольше пропускать таких залежей через пары.
Грех винить хлеборобов в том, что запустили пашню. Не они отпускали цены на волю, и тем более не они просили подороже продавать им горючее и технику. И сколько бы ни возмущались, но повлиять на объёмы финансирования сельского хозяйства уже не способны. Это раньше депутаты Верховного Совета из Тулунского района, председатели колхозов Бердников и Романкевич могли поднимать подобные вопросы в Москве на сессиях или в своих комитетах. Нынешнего крестьянина многого лишили, оставив лишь право ругать чиновников и олигархов.
Многие хлеборобы пользуются тем правом, резко говорят о том, что и кто мешает им работать, на собраниях и даже всероссийских совещаниях. А результаты? «Из-за высокой себестоимости и низких рыночных цен на зерно большая половина лучших зерносеющих предприятий (России. — Г. П.) потеряла в 2000-2002 гг. огромные деньги, — сообщает экономист-аграрник Л. Оверчук, уточняя тут же: — В целом по стране в результате роста цен на производственные материалы и снижения рыночных цен на зерно совокупная прибыль сельскохозяйственных предприятий в 2002 году упала по сравнению с 2001-м в 3,1 раза…»
Сравнивая, как развивается сельское хозяйство «за бугром» и у нас, можно сказать, что в России делается что-то не то или вообще ничего не делается. Если раньше т. н. демократы иронизировали на съездах депутатов, заявляя, что «уборка у нас — это стихийное бедствие», то сейчас крестьянин, глядя на своё поле, радуется и печалится. Много хлеба у него — ниже цена, мало — меньше доходов. В Америке тоже фермеру несладко приходится. Тем не менее в 2000-2002 гг. фермеры США продавали зерно на внутреннем рынке по 109 долларов за тонну, или по 3270 рублей. У нас же во всей России только трём из 100 лучших зерносеющих хозяйств удалось продать своё зерно по такой цене. В 2002 году наши товаропроизводители продавали пшеницу по 1500 рублей, а порой и ниже. Зато американские фермеры получили 131,86 доллара за тонну, или 3955 рублей.
Иркутские аграрники уже язык смозолили по поводу крайне низких цен на главный продукт. В прошлом не раз взрывал отчётно-рапортную тональность областных селекторных совещаний начальник Тулунского райсельхозуправления Владислав Филиппович Кашко. Начинают его критиковать за отставание на полевых работах, а он в ответ:
— Вот если бы нашему крестьянину платили за хлеб, как американскому, по три с лишним тысячи рублей, вот тогда бы мы не знали такой беды с обеспечением ГСМ и запчастями.
Его обрывали, обвиняли в демагогии, но разве не прав он? Да, работать надо лучше. Но если нет техники, приличной зарплаты, горючего, то много ли наработаешь? Впрочем, сомневаюсь, чтобы в высоких аграрных кабинетах молчали по этому поводу. Cвидетельством тому иные признания министра сельского хозяйства А. Гордеева. И не только. Но… Один в поле не воин. Зато тех, кто упрекает крестьян и поучает, — целый легион. И такие «знатоки» ставят в пример развитые страны Европы или ту же Америку.
Но, поучая и попрекая, никто из влиятельных «знатоков» села не торопится призвать родимое государство относиться к своему крестьянину так, как заокеанская держава. Известно, что в сложные периоды Штаты не бросают фермера на произвол судьбы. Случится неурожай — и правительство сразу распечатывает для его спасения финансовые закрома. К примеру, в 1986 году, не самом благополучном, вся прибыль в американских хозяйствах, возделывающих пшеницу, была образована за счёт государственных субсидий. В среднем за период 1992 — 2001 годов доля государственных субсидий в чистом фермерском доходе США составила 27,7%, в 2000-м — 47,7, в 2002 году — почти 47%. Самый последний пример — решение проблемы куриных окорочков. Птицеводство там переживает не самые лучшие времена (очевидно, возникли проблемы с экспортом), и из федерального бюджета выделяется 32,5 миллиона долларов на закуп 46,8 тысячи тонн «ножек Буша».
У нас же до сих пор не могут отработать систему хлебных интервенций, позволяющих как-то регулировать цены на зерно. Или посмотрите, как реагирует государство на то, что иные стихийные бедствия нанесли огромный ущерб селу. Годами выбиваются компенсации. Земледельцы Приангарья не раз испытывали это на себе.
Вообще-то проблема финансовой поддержки села всегда была одной из сложных и болезненных. Даже в лучшие времена одной стороне их обычно не хватало, а другая с большим сожалением и воздыханием прощалась с денежными запасами. А уж когда пошла перестройка, когда развязались у иных языки, то тут-то и пошло. Вспомним истеричные крики в конце 80-х годов по поводу якобы непомерно больших вливаний в сельское хозяйство. Шумели люди, мало что соображающие в сельской экономике, а ещё сильнее те, кто и вовсе не стремился вникнуть в суть аграрной экономики.
В 1991 году удельный вес расходов на сельское хозяйство и рыболовство в общих расходах бюджетов всех уровней был равен 9,8%. Рентабельность отрасли составила 43% с учётом субсидий и 37% — без таковых. Значительная часть прибыли шла не на зарплату, а на расширение производства, социальное строительство (возведение школ, больниц, жилья, клубов), наконец, немалая часть прибыли возвращалась обратно в бюджет страны. Таким образом, государственное финансирование села позволяло раскручивать маховик экономики, и не только сельской. Впрочем, согласно исследованиям ряда экономистов, деревня и тогда в денежном отношении больше отдавала, чем получала.
Что плохого было в том механизме? Однако на исходе 1991 года началось стремительное введение чисто рыночной модели. Под предлогом того, что «слишком много тратимся на сельское хозяйство», государство стало стремительно сокращать финансирование. В 2002 году из бюджетов всех уровней было выделено всего лишь 1,8% на сельское хозяйство. Рентабельность упала до 0,2%, это если учитывать субсидии, а без них она составила 4,8%. Кто выиграл от такого сокращения? Деревня? Опустевшие поля и фермы? Города, что перешли на импортное продовольствие? Государство, которое в результате разрушения сельского хозяйства стало гораздо меньше получать налогов, различных отчислений?
Совмещение двух факторов — резкого сокращения государственного финансирования и диспаритета цен — оказалось убийственным для аграрного сектора. Началась деиндустриализация отрасли, деградация социальной сферы. В 2001 году по сравнению с 1992-м ввод жилья в сельской местности сократился в 3,5 раза, школ и больничных учреждений было введено в два с лишним раза меньше, объектов культуры — в пять раз. Степень безработицы и уровень смертности в деревне выше, чем в городе. Каждый четвёртый человек на селе безработный или нигде не учится. Как отмечалось на парламентских слушаниях Госдумы, количество суицидов в сельской местности гораздо выше, чем в городе, и в 2003 году составило по отношению к 1990 году около 62%.
У многих ли властных структур вызывает тревогу сложившаяся ситуация? Боюсь, что и этот вопрос носит риторический характер. Ибо разрушение аграрного сектора России в последние годы не только не затухает, а, наоборот, набирает ускорение. Подтверждением тому рост импорта, который по отношению к предыдущему году составил 25%. Теперь на долю зарубежных закупок приходится треть общих продовольственных ресурсов страны.
И если кто-то держится на плаву, кто-то пытается развиваться, как коллектив «Монолита», то в основе этого — крестьянский долг, преданность земле, осознание своей роли и ответственности. Эти качества иные пытаются нещадно эксплуатировать. Но всему есть предел. Потому Владимир Парфёнович Шупранов и не торопится расширять хлебное поле. Вопреки, казалось бы, здравому смыслу. Но здравый смысл отсутствует в действиях не крестьян, а людей, стоящих над ними.
Фото Николая БРИЛЯ
