Но за те без малого 40 лет, которые актёр служит в Иркутском областном театре юного зрителя имени Александра Вампилова, и публика, и коллеги, конечно, давно сумели рассмотреть талант, благородное сердце и доброту того, кто таит в себе неисчерпаемый, кажется, запас ласки, нежности. Одним словом — любви. Хотя как раз о любви-то одним словом не скажешь, особенно если она распространяется не только на самых близких.

Право, если уж чему-то завидовать, то вот этому празднику человеческих чувств, каким, по определению Вампилова, и является любовь. Для Валерия Петровича это обожаемые им супруга Зоя, известный режиссёр телевидения, носящая его фамилию, дочки Олеся и Маша, внуки Антон и Алёнушка, которые далеко — в Москве. А ещё — красавцы коты Дик и Патрик и спутник вечерних моционов преданный хозяину Майк. Без сомнения, любовь к профессии, к поэзии, вообще к искусству осеняет праздник чувств романтическим флёром, но всё это, понятно, не напоказ.

Вот тут, пожалуй, и согласишься с мэтрами русского искусства, что темперамент — это отнюдь не страсть в клочья, а умение себя сдерживать. Зато уж когда хлынет лава чувств наружу, то не только партнёров увлечёт, но и весь зрительный зал затопит. Как это было, в частности, на премьере спектакля «Сарафановы» прошлой осенью в Минске, где растроганная публика несколько минут не отпускала исполнителей со сцены, стоя горячо рукоплеща и скандируя слова благодарности им за пережитую причастность к той самой «круговой поруке добра», которой единственно и живо человечество.

Ручаюсь, Валерий Елисеев, как раз и олицетворявший своей игрой простую и величественную идею драматурга, был в этот момент по-настоящему счастлив. Но седину добавляют совсем другие моменты. И рискни он запечатлеть на бумаге «воспоминанья сердца и ума», вышла бы увлекательная книга не только о собственной истории жизни, но и о потрясающих судьбах сценических учителей.

Открыть человеку человека

— Не спрашиваю, Валерий Петрович, почему именно на «Сарафановых» пал ваш выбор для своего бенефиса по случаю 65-летия. Но какие особенности видите вы в произведениях Вампилова, уже причисленного к сонму классиков? Вы же переиграли немало шедевров мировой драматургии, можете сравнить.

— Какие особенности, трудно сказать. Он какой-то вот свой. Текст его произносишь, как будто он в тебе рождается. Сразу становится собственным текстом, родным. Я не в первом его спектакле играю — и каждый раз такое ощущение. Эвенка Еремеева играл в «Чулимске», у Симоновского — Репникова, ректора, у Ищенко — Золотуева в «Прощании в июне». «Мы бежали от заката» — там несколько новелл. Когда мы начинали с Токаревым их ставить, у нас была какая-то ностальгия, тоска по Вампилову. И в то же время восхищение его текстом. Отсюда и щемящая нотка. Друзьями мы не были с ним, но были очень хорошо знакомы, беседовали частенько, в компаниях сиживали, ездили в Ангарск выступать в «Клубе замечательных встреч», потом шли на банкетик там в кафе «Солнышко», у актёров наших в общаге пересекались, куда мы с женой ездили из Лисихи смотреть хоккей по телевизору — у меня своего тогда не было… Для меня Саня живой. Удивительный парень. Глаза какие-то пронзительно-проницательные, и в то же время там искорки юмора постоянно. А Сарафанова его я просто люблю. Где вот Саша такого человека отыскал? Он же уникальное явление, этот Сарафанов! Мне кажется, он не столько в жизни подсмотрен, а скорее это мечта, чтоб были такие люди. И очень живой получился человек.

— На гастролях в Белоруссии о вашем герое и вообще о спектакле говорили, что он не уступает столичным исполнителям.

— Мне фильм по ТВ с Евгением Леоновым понравился. А когда капитально поработали над своей постановкой, меня уже в фильме не всё устраивало. Он, мне кажется, «забытовлен». Мне более близка наша трактовка: Виктор Степанович Токарев помог поэтичность его проявить, и над степенью непосредственности Сарафанова пришлось поработать. А потом это стало органичным. Я-то больше тяготею к волевым таким ролям, в 30 лет сыграл 65-летнего старика Ванюшина — кстати, эта пьеса Найдёнова оказалась любимой у Вампилова. Эзопа играл и всё такое, а тут — лирик. Но сам текст вампиловский, конечно, помогает, на язык ложится, будто изнутри просится. Я не в своих сценах слушал из-за кулис текст, не видя ни действующих лиц, ни декораций, и удивлялся. Это же надо построить фразу так точно и выразительно — ни слова не поменяешь! Странно, но Вампилова иногда тянут на бытовой уровень. Вот на фестиваль спектакли сюда привозили: или острогротесковый, или приземлённый уж настолько, что автора не узнать.

Елисеевский дворец

Прямо за спиной Александра Вампилова, теперь уже бронзового, — старинный особнячок, вот уже четверть века служащий приютом для всех художественных муз Иркутска. Но первоочерёдно — для тех, кто дружит с Мельпоменой. Двери Дома актёра всегда гостеприимно открыты, здесь бьёт ключом творческая жизнь: спектакли, концерты, капустники, выступают певцы, чтецы, танцоры… Именно на этой сцене победителем недавнего конкурса исполнителей литературно-музыкальных произведений иркутских авторов в честь 345-летнего юбилея города стал Валерий Елисеев, проникновенно представивший вампиловскую новеллу «Тополя».

А ведь это в основном ему, его усилиям обязан областной центр на последнем этапе окончательным возвращением из небытия здания, которое так манит теперь иркутян. По сути, прижизненный памятник себе обеспечил. Не случайно в момент сдачи готовый объект шутливо обозначили на плакате как «Елисеевский дворец».

— Началось-то с неожиданности. На отчётно-выборной конференции меня избрали вдруг председателем отделения ВТО. Я долгое время был членом правления, участвовал в молодёжной, творческой секциях. И уже готовился предложить на этот пост Макса Наумовича Шнейдермана из музкомедии, я его очень любил. И вот кипячусь, разливаюсь и не обращаю внимания, что остальные члены правления сидят-посмеиваются чего-то, пока я тут их убеждаю. А они пришли с заседания партгруппы, там уже всё решили — по рекомендации обкома. А я же никогда не был коммунистом. Честно говоря, я даже пионером не был и комсомольцем, естественно. Полгода назад получил звание заслуженного. Мне в лоб не могло влететь, что стану возглавлять наше театральное общество! Но когда официальная процедура началась, все единогласно за меня руки подняли.

А уже пять лет вся эта тягомотина с домом длилась. Я пошёл его принимать. Боже! Внутри было всё развалено, только стены отремонтированы, пристрой сделан — и всё. Ни штукатурки, ни полов, ни потолка. Причём запланирован минимум: просто оштукатурить и выбелить. Смета вся исчерпана, из 10 тысяч рублей уже ни копейки нет. Я посмотрел: как же можно?! Но повезло найти хорошего директора, мне Нелли Афанасьевна Матханова его посоветовала и познакомила: Геннадий Алексеевич Карбанов. По тем временам на всё жуткий дефицит был, вплоть до того, что ни латунные ручки не купить для дверей, ни светильники — любую мелочь надо было доставать. А он это умел, талантлив был.

Мы составили новую смету, поехали с ним в Москву и доказали, что это бывшая вилла первого генерал-губернатора, надо и лепнину восстановить, и окна в прежнем стиле поставить… Утвердили смету на 116 тысяч дополнительных, да я ещё умудрился её на 40 тысяч перерасходовать. Но всё по отчётам! Художники шли с идеями сделать необычную люстру, сами стекло варили, мы с Татьяной Прокопьевной, главбухом, составляли акты и оплачивали их оригинальные работы. Под свою ответственность. Председателем гор-исполкома тогда Салацкий был, он нам добыл два финских мягких гарнитура в гостиную. Я вышел на первого секретаря обкома КПСС Банникова, и он дал указание банку сразу, без задержки, отпускать деньги по нашему требованию… И мы за год этот дом сделали! Но дался он мне трудно.

На златом крыльце сидели…

Поколение родившихся в войну без запинки продолжит детскую считалку: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной — кто ты есть такой?». Валерий Елисеев, появившийся на свет накануне Великой Отечественной и никогда не видевший погибшего на ней отца, за свою актёрскую жизнь кем только не был! Он и сейчас играет доброго чародея Финна в «Руслане и Людмиле», капризного, трухлявого, со смешным хохолком царя-батюшку в «Коньке-Горбунке», и любую роль — драматическую, комическую, сказочную — шлифуя, превращает, как правило, в этапную. Играет с удовольствием, легкомыслие и безответственность в своём деле себе не позволяет и к другим требователен.

Так его, считайте, приучили с детства: в 12 лет был оглушён успехом, уморив публику серьёзностью, с какой изображал студента-медика из одноактной пьесы «Братья», и заняв первое место на городском смотре школ Рубцовска. С того момента и заболел пожизненно сценой. После седьмого класса пришёл в народный театр при тракторном заводе и оправдал доверие режиссёра, блестяще сыграв главную роль в пьесе Розова «В поисках радости». Его Олег, как и герой юного Табакова в кинофильме, яростно крушил саблей мещанский быт, «не ставя ни во что уменье жить».

Недавно Армен Джигарханян категорически заявил, что актёр начинается с работы в театре и что учиться этому искусству можно только на конкретных ролях, а не на студенческой скамье. Чем, вероятно, удивил многих. Но не Валерия Елисеева, пережившего очередной свой звёздный час там же, в Рубцовске, где ни один спектакль не выдерживал больше 25 показов, однако три года подряд шла драма «Жизнь и преступление Антона Шелестова». А причиной тому был 19-летний актёр Валерий Елисеев, в чьём исполнении заглавный герой вызывал громадное зрительское участие и сострадание. По слову того же Джигарханяна, «важно ведь не название роли, а боль, которую ты вкладываешь в свою игру». У Елисеева душа на это отзывчива. И природа не обидела, и научили.

— Юрьев… Настоящий режиссёр-педагог был. Старики выбрали мелодраму «Юстина», а я хотел что-то современное и на обсуждении воспротивился. Так он возьми и назначь меня на голубого героя — наивный, чистый мальчик, а я острохарактерные роли-то любил. И начал приносить на каждую репетицию наработки совершенно непотребные, утрировал пластику, делал урода какого-то в надежде, что он рассердится и снимет меня с роли. А Юрьев, умница, усёк это сразу и давай меня поощрять, хвалить за «находки». Измором взял: через пару недель я перестал выпендриваться, втянулся в репетиции, а эти наработки, как ни странно, оживили роль… Потом, когда Антона Шелестова дал, пригласил к себе домой, расспросил о детстве моём, отрочестве, друзьях. А мы жили в глинобитном бараке, нас с мамой четверо в семье, 16 комнат — 16 семей, уже сколько друзей! А бараков этих на окраине Рубцовска бессчётно. Друзья мои всегда были на три-пять годов старше, многие попали в заключение, некоторые получили высшее образование. Я-то больше дружил с теми, которые потом пересидели (смеётся), меня театр спас от похожей участи, я думаю. Юрьев, послушав мои рассказы о разных судьбах, сказал: «Считаю, роль у нас в кармане» (смеётся).