Продолжение. Начало в № 159 «ВСП» от 11 июля 2006 г.

Рассматривая заявление Артёменко на партийной комиссии при райкоме, его спросили: «Во время войны вы работали главным агрономом МТС на оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории. Почему не ушли к ленинградским партизанам?» — «Рядом не было партизанского отряда». Сотрудник КГБ, присутствовавший на заседании, тут же зачитал справку о том, что таковой на самом деле действовал не столь далеко.

Естественно, в партию не приняли, но и в тюрьму не посадили, с работы не выгнали. Он уже понёс своё наказание. За работу на немцев был сослан в Сибирь, работал агрономом в одном из совхозов Зиминского района. Потом перебрался поближе к областному центру.

Тот эпизод имел большой резонанс среди аграрников. Но меня неотступно преследовал один вопрос. Фашисты уничтожали людей, сжигали сёла и города и в то же время сохраняли машинно-тракторные станции. Зачем?

Уже гораздо позже, познакомившись с книгой Б. Н. Ковалёва «Нацистская оккупация и коллаборационизм в России 1941 — 1944», я получил ответ на тот вопрос. Оказывается, во время войны машинно-тракторные станции и совхозы, находившиеся на всей оккупированной территории, объявлялись немцами собственностью германского государства. МТС перестраивались в опорные пункты или базы, возглавляемые немецкими управляющими. К каждой базе прикреплялось до 15 общинных хозяйств (части бывших колхозов). Базы должны были обрабатывать тракторами и машинами земли общинных хозяйств, осуществлять агрономический надзор.

«В начальный период войны нацистские экономисты считали существование колхозов и совхозов совершенно необходимым, — пишет Б. Н. Ковалёв. — Они понимали, что производственный процесс в крупных хозяйствах легче держать под контролем, проще изымать произведённую продукцию». А сохранение старой системы землепользования летом 1941 года захватчики объясняли тем, что массовое перераспределение земли может привести к голоду, подчёркивая при этом приверженность русского крестьянства к колхозу или общине. В августе 1941-го в так называемом «Положении об общем дворе» было сказано, что «немцы признают исключительно частное имущество, а колхозы придуманы коммунистами, чтобы погубить крестьянство». В феврале 1942-го было издано постановление о новом порядке землепользования, который коллаборационистская пресса нарекла как «Дар Адольфа Гитлера русскому крестьянству». Документ отменял все декреты, законы и постановления советской власти о коллективных хозяйствах. «Примерный устав сельскохозяйственной артели» также был отменён, а колхозный строй объявили ликвидированным. Для нашей страны, точнее, для её оккупированной части, разрабатывался «новый аграрный порядок», который обещал замену колхозов частнособственническими крестьянскими хозяйствами.

Но переход от одной формы собственности к другой предполагалось провести постепенно. На первом этапе колхоз превращался в общинное хозяйство. На втором — общинные хозяйства должны преобразовываться в сельскохозяйственные кооперативы. При переходе от общинного хозяйства к кооперативу рабочий скот и сельхозорудия намечалось распределить между группами крестьян или отдельными членами кооператива. Третьим и конечным этапом аграрной реформы должно было стать расчленение кооперативов на единоличные крестьянские хозяйства. Осуществление этой задачи переносилось на неопределённый срок.

Правда, в дальнейшем, уже в 1942 году, кое-где началась вторая стадия реформ, предполагавшая раздел скота и сельхозмашин между группами крестьян и отдельными крестьянскими хозяйствами. На следующий год фашистам пришлось местами приступить к третьему этапу, связанному с переходом от общинных хозяйств к товариществам по обработке земли. В некоторых случаях они намеревались вводить хуторскую и отрубную систему (то есть то, что начинал было вводить Столыпин. — Г. П.), а также сделать попытку перехода на единоличное владение землёй.

Листаешь ту книгу и вспоминаешь пламенные речи и яркие аргументы наших перестройщиков. Все они чуть ли не клялись в том, что озабочены проблемами улучшения ситуации в сельском хозяйстве. Но для них было характерно какое-то странное видение коренных перемен, к тому же имевшиеся формы они подвергали жесточайшему остракизму.

«Корень проблемы — в преобразовании отношений собственности, — утверждал президент ВАСХНИЛ А. Никонов. — … коренное преобразование собственности означает прежде всего превращение каждого работника в собственника при сохранении ценностей социализма… Ломка закосневшей структуры колхозов и совхозов призвана устранить систему диктата: внутри хозяйственного и внехозяйственного». По его словам, необходимо превращение этих предприятий в кооперативы… «Конечно, на ликвидацию ряда колхозов и совхозов придётся пойти, и это коснётся прежде всего хронически нерентабельных».

Витиевато говорил начальник главного штаба сельхознауки, переживая якобы за судьбу нерентабельных колхозов и совхозов, доля которых на самом деле была ничтожна — 2-6% от всех имеющихся в 1988 г. Но не было ли это одной из первых деклараций о ликвидации колхозно-совхозной системы? Причём произнесённой от лица большой науки.

На I съезде народных депутатов СССР быстро сложилась аграрная группа, возглавляемая председателем колхоза имени Ленина Тульской области Василием Александровичем Стародубцевым. Она стала яростно защищать интересы села. Появился лозунг: «Вернуть долги деревне».

Причина появления такого призыва заключалась в том, что послевоенное восстановление и создание мощного оборонительного щита государства во многом велось и за счёт ужимания расходов на село, изъятия у него значительной части доходов. Ведь чуть ли не полтора десятка послевоенных лет в колхозах работали «за палочки», за трудодни. Село жило за счёт личного подсобного хозяйства, которое к тому же облагалось различными налогами, говорят, вплоть до налога на кур, на плодовые деревья. На производственные нужды колхозов, совхозов, МТС выделялись незначительные средства. Про культурную, социальную сферу я уж молчу. Спустя десятилетия появилась возможность вернуть те долги деревне. Да не тут-то было…

Сейчас стало модным вспоминать прошлое России, искать истину в трудах выдающегося соотечественника А. Чаянова, в реформах П. Столыпина.

На заре ХХ века с любовью и уважением говорил о крестьянском трудовом семейном хозяйстве знаменитый экономист. Оно проявило себя наилучшим образом в 20-е годы, когда государство сильно озаботилось его восстановлением (после двух войн) и укреплением. В отличие от Чаянова П. А. Столыпин часто оперировал таким термином, как «мужик». Когда он говорил о крестьянстве, то тональность его речей приобретала высокомерный характер.

Он делил крестьян на «разумных и сильных и на пьяных и слабых». Его реформы должны были освободить крестьянство «от пут» общины, ввести общинные земли в торговый оборот, резко активизировать развитие аграрного сектора по капиталистическому пути. Особенно старался он стимулировать частнособственнические инстинкты. «Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок… то появился бы самостоятельный зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли», — утверждал Столыпин.

Что же получила Россия за годы тех реформ? Продуктивность сельского хозяйства возросла не очень-то сильно. Рост производства продукции полей и поголовья скота связан прежде всего с освоением Сибири и Северного Казахстана. Меры по разрушению общины, по насильственному созданию «типично капиталистического землевладения, которое давало возможность организовать крупные фермы», не принесли большого экономического эффекта, крестьянство не обогатилось. Доля бедняков увеличилась, а середняцких хозяйств, наоборот, уменьшилась. Отставание от передовых стран в уровне развития производительных сил так и не удалось сколько-нибудь значительно сократить. Крестьянское хозяйство оказалось более стойким в годы первой мировой войны, нежели частнособственническое (помещичье, недавно созданное фермерское). Если у последних посевы резко сократились, то в «мужицком» хозяйстве засеваемая площадь возросла (С. Кара-Мурза «Столыпин — отец русской революции»). Однако в конце 20-х годов, несмотря на эти положительные свойства семейного хозяйства, оно уже не отвечало требованиям и запросам государства в обеспечении хлебом и сырьём. Больше того, вновь пошло расслоение на богатых и бедных. Началось обезземеливание наиболее слабых крестьянских хозяйств.

Продолжение в одном из ближайших номеров «ВСП»