Шулерство
Газета «Байкальские вести» порадовала нас очередным открытием: журналист Михаил Кулехов решил вновь переписать советскую историю ХХ века. Поводом к очередной апологии сталинистского дискурса стала моя рецензия на книгу московского исследователя Юлии Кантор «Война и мир Михаила Тухачевского», опубликованная в «Восточно-Сибирской правде» 21 июня этого года. Она называлась «Загадка «красного маршала».
Из этой рецензии журналист сделал два вывода. Во-первых, сама книга и моя рецензия на неё — не более и не менее как продолжение линии Гитлера и Геббельса (!?). И, во-вторых, я вслед за автором повторяю мифы «очернительства великого вождя». Ничего нового в рецензии нет, зато масса ошибок и «мифологии».
Что же такого автор монографии и рецензент напутали? Но давайте по порядку! Как известно, Тухачевский был «героем первой мировой» (или Великой, как теперь говорят) войны, вот с этого Кулехов и начинает. «Когда это за полгода участия [7 месяцев — О.В.] в боевых действиях поручик [хуже — подпоручик — О.В.] Тухачевский успел «погеройствовать»? За единственную тактическую операцию «дежурный орден» Св. Владимира…»
А вот факты. За время боевых действий Тухачевский получил ордена: Владимира 4-й степени с мечами и бантом — «…второй батальон шестой роты… сделав большой отход, неожиданно появился с правого фланга австрийцев… и принудил их поспешно отступить… австрийцы так растерялись, что не успели взорвать приготовленный к взрыву… мост… по этому горящему мосту… вбежала на другой берег 6-я рота со своим ротным командиром капитаном Веселаго и подпоручиком Тухачевским… удар 6-ой роты дал нам Кржешовский плацдарм и сломил фронт сопротивления австрийцев по р. Сану…» (3 сентября 1914); Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом — «переправившись 26 сентября 1914 года на противоположный берег Вислы, нашёл и сообщил место батареи неприятеля у костёла и определил их окопы. На основании этих сведений наша артиллерия привела к молчанию неприятельскую батарею»; Св. Анны 4-й степени с мечами и бантом (за бой 12-13 октября 1914); Св. Анны 3-й степени с надписью «За храбрость» (за бои 4-5 ноября под посадом «Скала», Краковский бой); Св. Анны 2-й степени с мечами (в документах 1915 г. с формулировкой командующего 9-й армии «…за боевые отличия, отлично-усердную службу и труды, понесённые во время боевых действий». Орден давался обычно офицерам в чине не ниже капитана.
Таким образом, не один, а пять боевых орденов и представление к шестому Станиславу — 2-й степени, 1 ноября 1917 г., но оно не подписано по известным причинам… (Документы Центрального государственного военно-исторического архива, ф.91, оп. 1, л.д.268, 384,385 ).
«…да не было никакой дружбы между Тухачевским и… французскими офицерами… они относились к русскому поручику [хуже — подпоручику — О.В.] с ироническим презрением…».
Опять же обратимся к документам и мемуарам: «Среди всех пленников выделялся красивый энергичный и дерзкий 22-летний русский офицер Тухачевский, мечтавший только о побеге и возвращении на Родину. Де Голль нередко беседовал с ним, учил его французскому языку. Спустя много лет де Голль будет вспоминать о Тухачевском…» (Henry de Kerrillis «Charles De Goulle», Рaris, 1945, p. 126., эту цитату приводит в своей книге и крупнейший наш франковед профессор Молчанов). А вот знаменитый впоследствии политический публицист и журналист Реми Рур: «Это был молодой человек, аристократически раскованный, худой, но весьма изящный… Бледность, латинские черты лица, прядь волос, свисавшая на лоб, придавали ему заметное сходство с Боннапартом времён итальянского похода…» («M. Fervacque «La chef de …armee Rouge — Mihail Touratchevski», Paris, 1928, р .13.). А вот капитан, впоследствии генерал французской армии де Гойс буквально был обязан Тухачевскому. Именно за него откликнулся на поверке 22-летний «верхогляд», что и позволило беглецу вернуть себе свободу. Де Гройс впоследствии вспоминал об «обаятельном и мужественном русском подпоручике», а в 1936-м организовал ему банкет в Париже, с участием других бывших узников Ингольштадтского лагеря. Так что не прилипают комки грязи к молодому офицеру…
Дальше — больше. О «весьма странных обстоятельствах» попадания Тухачевского в плен журналист Кулехов упоминает, а о четырёх попытках побега и трёх сидениях в карцерах разных лагерей как будто не знает (а может — и в самом деле не знает…), зато употребляет термин «прохлаждался в… плену». Ну что же, попробуем разобраться. Тухачевский: «В плен я был взят в немецкой атаке на участке нашей позиции у дер. Песечно». Вот рапорт командира лейб-гвардии Семёновского полка генерал-майора Эртера: «…наши правофланговые роты в лесу… были обойдены, справа… не отступили, приняли удар, произошла рукопашная схватка, и почти никто из них не вернулся…». Семёновец Г. Бенуа: «…человек тридцать попали в плен, вместе с ними получивший удар прикладом по голове подпоручик М. Тухачевский, которого подобрали в бессознательном состоянии». Семёновец Ю. Макаров: «…человек 30 были забраны в плен, и вместе с ними Тухачевский. Как говорили, он получил удар прикладом по голове» (Ю. Макаров «Моя служба в Старой гвардии», Буэнос-Айрес, 1951, стр.283.) Семёновец князь Касаткин-Ростовский: «Тухачевский, как передавали случайно вырвавшиеся из немецкого кольца люди, в минуту окружения, по-видимому, спал в бурке в окопе. Когда началась стрельба, видели, как он выхватил шашку и, стреляя из револьвера, отбивался от немцев» (Ф. Касаткин-Ростовский «Воспоминания о Тухачевском» // «Часовой», Париж, 1936, стр.12). Как видим, свидетельства трёх человек в основном совпадают, ни о каких «подозрительных обстоятельствах» в официальном рапорте не упоминает и командир полка. И только четвёртый (это выпускник Александровского училища, т.е. однокашник Тухачевского, а не однополчанин А. Посторонкин) в конце 20-х гг. вспоминает: «…командир роты… пал смертью героя, на его теле… было обнаружено более 20…ран…. Подпоручик Тухачевский лежал в лёгком наносном окопчике и спал… пробуженный шумом, он с частью людей принял участие в штыковом бою, но, не будучи раненым и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен…». Неясно из источника, был ли автор этих воспоминаний свидетелем событий, но в Семёновском полку он не служил. Никаких других свидетельств историки и мемуаристы не приводят. Ни Макаров, ни Касаткин-Ростовский большевикам не служили, защищать «классового предателя» им не было никаких резонов. Пусть читатель сам сделает выводы об этом эпизоде биографии Тухачевского.
Вообще, статья Кулехова поражает глобальным размахом. На одной полосе и история первой мировой, и гражданской, и соображения о репрессиях 30-х годов, и даже международный контекст самых важных и трагических событий ХХ в. — всё есть. Но нет ни одной ссылки на документы, не приведена ни одна монография, и откуда автор берёт те или иные тезисы, абсолютно неясно. Так историческая дискуссия не строится. Больше всего это напоминает знаменитый диспут Остапа Бендера с ксендзами в «Золотом телёнке». Помните: «Бога нет!» — сказал Остап. «Есть, есть!» — сказали ксендзы».
«Ужас Варшавы… — это даже не смешно!» — пишет Кулехов о Тухачевском. Значит, врёт Роман Гуль, ведь это именно он в книге «Красные маршалы» ещё в 30-х годах употребил этот термин по отношению к Тухачевскому, а не к Будённому, о котором, кстати, тоже написал очерк.
Абсолютно не утруждая себя доказательствами, Кулехов утверждает, что «совершенно негативными были итоги деятельности Тухачевского на посту заместителя наркома обороны, отвечавшего за военно-техническое обеспечение Красной Армии в 1930 — 1937 гг.». Обратим внимание, прежде всего, на даты. Тухачевский занял пост замнаркома в 1931 г., а не в 30-м, а покинул этот пост уже 9 мая 1937 гг., но что для «разоблачителя» Кулехова год-два. О документальных доказательствах в работе О.Дайнеса («Вопросы истории», № 10, 89), в том числе и о приводимом историком его письме С.М. Кирову от 07.10.34., где конкретно описывается работа по «радиообнаружению самолётов» и называется фамилия Ощепкова, автор статьи «Миф «красного маршала» просто не знает — «не царское это дело профессиональные журналы читать».
О танках, зенитках, «вредительской роли» Тухачевского в создании моторизованных и бронетанковых соединений Кулехов рассуждает опять же лишь голословно, хотя о борьбе в верхах по вопросам военной теории сейчас написаны десятки исследований. На какие опирается наш журналист, неясно. Знает и всё!
По поводу же якобы «заговора военных» (вернее, «нескольких заговоров в самых различных структурах руководства СССР») рассуждения и утверждения автора опуса просто неприлично цитировать. Это вообще за гранью не только здравого смысла, но и человеческой этики, морали, прежде всего. А уровень «компетентности» вообще поражает. Судите сами: «Годом ранее ареста «красного маршала», в 1936-м, прошли знаменитые «открытые московские процессы» [Внимание — О.В.]. «Двойка» Вам на экзамене по отечественной истории за 3-й курс! В 1936-м году прошёл только один процесс (Зиновьева и Каменева), а процесс так называемого «Параллельного центра» (Пятаков — Сокольников) прошёл уже после «дела Тухачевского и его товарищей». Бухарина же и Рыкова судили ещё позже, в 1938-м. И здесь дело не только в последовательности процессов. «Дело военных» — важнейший элемент сталинского «большого террора», и почему оно прошло именно до двух следующих процессов, это вообще-то важнейшая задача понимания логики репрессий, но это тема отдельной статьи.
Наконец автор делает естественный вывод: «Вопрос — «заговорщик» ли Тухачевский — не выдерживает критики». Военный историк О. Сувениров в книге «Трагедия РККА» вообще сомневается в том, что суд над Тухачевским и его товарищами имел место, считая, что они были убиты в тюрьме, а все документы сфальсифицированы позже. Ю. Кантор, приводя подлинники документов, убедительно опровергает этот тезис. Суд был, и в Специальном судебном присутствии особенно старались изобличать Тухачевского в шпионаже П. Дыбенко и В. Блюхер. Первому оставалось жить несколько месяцев, второму — чуть больше года, и смерть его была страшной. Вот какие потрясающие свидетельства обнаружены в недрах архивов — данные «прослушки» внутренней тюрьмы НКВД (беседуют бывший маршал Блюхер и бывший начальник Свердловского УНКВД Дмитриев, выполняющий роль камерной «наседки»):
«…Блюхер: Физическое воздействие…Фактически всё болит. Вчера разговаривал с Берия… дальше будет разговор с наркомом.
Агент: С Ежовым?
Блюхер: Да. Ой, не могу двигаться…
Агент: …Решение было тогда, когда вас арестовали… Раз это было — нечего отрицать.
Блюхер: Я же не шпионил…
Агент: Вы не стройте из себя невиновного…
Блюхер: Меня никто не вербовал.
Агент: Как вас вербовали, вам скажут, когда завербовали, на какой почве завербовали. Вот это и есть прямая установка.
Блюхер: Не входил я в состав организации. Нет, я не могу сказать…
Агент: …Что, вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы?».
Блюхер её прошёл, вот свидетельство начальника санчасти: «На лице Блюхера имелись кровоподтёки, около глаза был огромный синяк… удар по лицу был настолько сильным, что склера глаза была переполнена кровью… 9 ноября 1938 г. умер от закупорки лёгочных артерий тромбом (после чего был кремирован)» (ЦА ФСБ РФ, АСД № Р-23800 на Блюхера). И без экспертов ясно, отчего произошла эта закупорка.
Честно говоря, не очень хотелось писать этот ответ. Здесь нет содержательной полемики, которая обогащает обе дискутирующие стороны, есть лишь попытка отвратительного «пиара на крови». Но дело ведь ни в одном Тухачевском, которому, кстати, ни Кронштадт, ни Тамбовщина не забыты. Дело в тех миллионах, которые закопаны по всей России на безымянных кладбищах НКВД — таких, как в посёлке Пивовариха под Иркутском. Надругательство над правдой нельзя спускать никому.