В прошлом номере мы опубликовали текст выступления на июньской сессии Школы публичной политики в Иркутске (это было последнее крупное мероприятие иркутской школы — с июля она, как и остальные подобные проекты фонда «Открытая Россия» по всей стране, была закрыта) директора Института проблем либерального развития, профессора Высшей школы экономики Юлия Несневича о трансформации политического режима в России. Эксперт утверждает, что Россия унаследовала от СССР номенклатурный тип управления, но без контролирующей роли компартии. Следующий наш эксперт — Андрей Рябов, соглашаясь с идеями коллеги, даёт прогноз развития политического процесса на ближайшие два года.

Начать нужно с того, что в моём представлении политический процесс — это характер и направленность изменений существующей политической системы. В первую очередь, чтобы понять главную особенность, специфику российского политического процесса, я бы ввёл такую немного журналистскую характеристику общественной социально-экономической системы России, как «бензиновое государство». Современная российская общественная система базируется на топливно-сырьевой экспертно-ориентированной экономике страны. За годы последнего нефтяного бума она ещё более укрепилась и затвердела в своей природе, так как Россия, как экспортёр энергоресурсов, даже по сравнению с 90-ми годами изменила своё качество. Теперь она, возможно, главный держатель глобального экономического ресурса, так как никто сейчас не даст и копейки за точный прогноз насчёт ситуации в районе Персидского залива, где до этого располагались главные поставщики энергоресурсов.

Оптимизация вместо модернизации

[ title=»Справка» pos=»abs» width=»40%»]
Рябов Андрей Виленович родился в 1956 году. В 1978 году закончил Московский государственный историко-архивный институт. В 1981-м там же защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук. Доцент. Впоследствии преподавал в ряде вузов Москвы, в том числе на философском факультете Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова.

С 1993 года — эксперт «Горбачёв-фонда». Является главным редактором журнала «Мировая экономика и международные отношения», членом научного совета Московского центра Карнеги. Специализируется в области изучения политической системы и политического процесса современной России.

По оценкам экономистов, такого рода экономика в нынешнем состоянии способна поддерживать приемлемый, согласно среднеевропейским стандартам, уровень жизни для 30-50 млн. человек. Не более. Если мы возьмём верхнюю цифру — 50 млн. человек, то остальные 93 млн., проживающие в России, оказываются вне этой системы — они просто не нужны.

В число 50 млн. входят властные группы и элиты, номенклатура и социальные слои, допущенные к извлечению некой прибыли из этой системы и её обслуживанию. У этих групп возникает вполне естественное стремление закрепить систему «бензинового государства», минимизировать риски для него, поддержать своё доминирующее положение. И отсюда вытекает, пожалуй, главная на сегодняшний день особенность российского политического процесса — процесс реформирования из модернизации превратился в оптимизацию системы «бензинового государства».

Хотя формально есть программа реформ: закон о монетизации льгот, ЖКХ, готовящиеся реформы образования и здравоохранения и т.д. Но, на мой взгляд, они не являются модернизацией. Это оптимизация существующей системы, избавление её от всего лишнего, что мешает ей хорошо жить, вольно и глубоко дышать. Бензиновому государству не нужны специалисты по IТ-технологиям, ему нужны специалисты собственно по трубе, и главным вузом страны должен быть Московский нефтегазовый университет им. Губкина. Ему нужны специалисты по праву, потому что необходимо оформлять соответствующие юридические схемы. Нужна гигантская пропагандистская машина, которая доказывала бы населению, что бензиновое государство — это лучшая форма общественного устройства в мире, а все остальные — хуже.

Существует такое распространённое заблуждение, когда уравнивают либеральные реформы и модернизацию. В условиях непрозрачной экономики и политической системы, когда отсутствует публичный контроль за деятельностью власти, экономическая либеральная реформа превращается в эффективнейший инструмент перераспределения ресурсов. Примеров сколько угодно: провалившиеся попытки либерализации в арабских странах, в Египте, в Тунисе. Представители правящих группировок фактически сами подтверждают этот тезис. Недавно один из влиятельных и авторитетных депутатов ГД РФ нынешнего созыва, председатель комитета по конституционному законодательству Владимир Плигин на первом заседании клуба «4 ноября» при обсуждении проекта экономической стратегии России до 2030 г. прочитал знаковый доклад. В нём было два тезиса. Во-первых, в XXI веке нам предстоит буквально «конкурировать с такими крупнейшими державами, как США и Китай». Но, во-вторых, «ради решения этой великой задачи нам придётся пойти на сдерживание социальной динамики и социальных амбиций общества». Возможно, в XVII веке при Петре Великом, подобного рода понимание модернизации и было нормальным. Но в XXI веке это невозможно. Сейчас главная цель — это инвестиции в человеческий капитал. А нам предлагают обратное. Соответственно, если в качестве целей заявляются «сдерживание социальной динамики и социальных амбиций общества», то это логика избавления от лишнего. Есть, например, громоздкая система образования, и как ответ возникает идея приватизации университетов.

Единственным критерием модернизации в современном мире является рост материального и культурного благосостояния. В Китае идёт модернизация, потому что 20 лет назад 700 млн. человек ходили без обуви, а теперь только 500 млн. И это реальный критерий. Но когда в результате реформы соц-обеспечения, называемой «монетизацией льгот» (в общем-то нужной реформы), часть сельского населения утрачивает способность купить билет и приехать в город к достижениям цивилизации — это не модернизация.

Обществорасслабившихся альпинистов

Нежелание модернизировать политическую и экономическую систему поддерживается второй особенностью современного российского политического процесса — его неконкурентностью, о чём много говорилось в докладе Юлия Несневича. Для правящего класса в бензиновом государстве вполне естественно стремление закрепить свою гегемонию. И наиболее эффективный способ для этого — исключение конкуренции. Нет конкуренции — нет рисков. При этом неконкурентность не взялась из ниоткуда, она провоцируется следующей чертой современного российского политического процесса — низким уровнем политического участия населения.

После десятилетий тяжёлых, противоречивых, сложных реформ 90-х годов в общественном мнении возник феномен усталости. Это можно сравнить с состоянием альпиниста, который долго карабкался на гору, добрался наконец и хочет там полежать, порелаксировать. Ему сейчас совсем не нужны новые вершины, он расслабляется. То же самое с российским обществом: оно устало и, когда появились первые попытки стабилизации со стороны нового политического руководства, легко обменяло своё право на участие в политическом процессе на состояние покоя. И эта установка сохраняется и сейчас. Исключение составляют случаи, когда затрагиваются материальные интересы, как с монетизацией льгот, когда на улицы вышли 15 млн. человек. И отсюда следует ещё одна особенность современного политического процесса — его верхушечный характер. Когда принимаются важные законы, затрагивающие интересы миллионов людей, они об этом узнают только после вступления их в силу. Сравните со странами Евросоюза. Когда из-за каждой поправки в трудовой кодекс Италии на улицы выходили демонстрации по 100-200 тыс. человек. Это реальное политическое участие.

Политический маятник

Последняя черта российского политического процесса — это его цикличность. Она определяется одним фундаментальным противоречием всей постсоветской трансформации России. Многочисленные опросы показывают, что 40-60% населения хотят, чтобы в России было общество, где, с одной стороны, есть все рыночные свободы (свобода предпринимательства, демократические свободы), но при этом социальные гарантии оставались бы на уровне СССР. И это определяет ряд циклов в процессе посткоммунистической трансформации. От попыток прорыва советской системы, начиная с 1992 г., к политике социального умиротворения в середине 90-х. От правительства молодых реформаторов в 1997г. и их попыток реструктурировать «Газпром» и естественные монополии — снова к умиротворению в начале 2000-х. И, наконец, очередная попытка реформ в 2004 году: монетизация, реформа ЖКХ и т.д., которая также закончилась очередными социальными инициативами президента в нынешнем году.

Регулярные попытки либеральных реформ, не доведённые до конца, упираются в сопротивление на уровне массового сознания. Идёт откат. Всё это напоминает маятник. Но модернизации и развития не происходит, так как реформы до конца не доводятся. И страна не может выйти из этого маятнико-образного движения.

Призрачные угрозы

При всей противоречивости современного российского политического процесса он всё-таки достаточно стабилен. В силу целого ряда факторов. В первую очередь благодаря благоприятной экономической конъюнктуре, во вторую очередь — последствиям революции: ориентации на сохранение стабильности.

В то же время существуют три реальные угрозы, которые могут вывести политическую систему из состояния равновесия. Угроза первая — это социальная конфликтность. Связана она с непродуманными болезненными социальными реформами. Всё та же монетизация. Правда, в последнее время федеральная власть извлекла определённые уроки. Она либо корректирует социальные и административные реформы, либо вовсе их отодвигает по срокам, как, например, реформу местного самоуправления, поэтому я бы оценил эту угрозу на 3-4 балла по 5-балльной шкале.

Вторая угроза исходит с Северного Кавказа. При дальнейшем разрастании вооружённого конфликта, втягивания туда населения существует пока хоть и гипотетическая, но всё же угроза целостности РФ. Но в рамках краткосрочного исторического периода ближайших нескольких лет степень риска незначительная — 2-3 балла.

И, наконец, самая серьёзная — третья — угроза, связанная с проблемой профессионализма принимаемых политических решений. Решения, подобные проведению монетизации льгот, создают политические проблемы там, где их вполне можно избежать. Можно привести массу примеров. Например, история с ценами на бензин. Известно, что основой роста явилась соответствующая формула исчисления налога на пользование недрами, которая вплотную привязывает его к мировой цене на нефть. Растут цены на нефть, растёт налог, и нефтяники, как и любые нормальные бизнесмены, перекладывают увеличивающиеся затраты на потребителя — закладывают их в цены на бензин.

Политически профессиональный парламент в этом случае устроил бы головомойку министрам, которые придумали подобные налоговые схемы. Их имена известны — это Герман Греф и замминистра финансов Сергей Шаталов. А потом занялся бы соответствующими изменениями Налогового кодекса. Это нормальное, хоть и трудоёмкое решение проблемы. В нашем случае проблема решена не была, 1 января цены снова стремительно поползут вверх, это наложится на введение 100-процентной оплаты за услуги ЖКХ — и вот, пожалуйста, политическая проблема. Угроза стабильности. «Сделать хотел утюг, слон получился вдруг». Принятое не-профессионально политическое решение создаёт риски там, где их можно было бы избежать.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что в целом политический процесс до 2008 г. судя по всему окажется стабильным, исключая, на мой взгляд, очень серьёзную угрозу, исходящую от непрофессиональных решений.

Желание самовоспроизводства

Более того, существующая система будет и дальше закрепляться. Нынешняя властная группировка пришла в основном из Северной столицы. Она чувствует себя очень неуверенно в Москве. Эта ситуация даёт дополнительный импульс неконкурентности, вытекающей из логики бензинового государства. Так как для новой элиты конкурентность — это угроза потерять реальные позиции в политике, администрации, бизнесе. Соответственно она стремится минимизировать риски и защитить свою власть. Существует несколько способов это сделать.

Первый — упросить нынешнего президента остаться ещё на один срок. Это 100-процентная гарантия. Эта идея имела серьёзные позиции до последнего времени. То один представитель элиты заявит о необходимости третьего срока, то группа приморских депутатов краевого собрания, судя по всему не читавшая Конституцию РФ, выступает с оригинальными предложениями.

Но Путин на протяжении последних нескольких месяцев неоднократно заявлял о том, что третьего срока не будет. Причём в разных целевых аудиториях, будь то избранные западные аналитики и политологи, население страны (когда он отвечал на вопрос студента из Ульяновска), западное сообщество политиков и бизнесменов в Лондоне. Я полагаю, что этот вариант практически изъят из сегодняшней повестки дня.

Мы можем только догадываться, какие мотивы побудили главу государства не менять Конституцию РФ и не баллотироваться на третий срок. Я приведу лишь два возможных. Мотив первый: Россия и российская элита уже стали частью глобальной элиты и хотят и дальше ею быть. В глобальной элите не принято оставаться, переписывая конституцию. Но мне представляется, что более важен мотив, имеющий внутриполитический характер. Уходя в 2008 году, Владимир Путин уйдёт на пике, войдёт в историю достаточно успешным президентом. Конечно, проблемы бензинового государства никуда не денутся и могут привести к масштабному экономическому кризису. Понятно, что ещё наше поколение застанет большие проблемы с нефтью как с глобальным энергетическим ресурсом. Достаточно обратить внимание на два факта, очень хорошо демонстрирующих общеевропейские тенденции, а Европа — один из наших основных потребителей. Это телесюжеты, где рассказывается, что у президента Франции Жака Ширака новый самолёт, так называемый борт №1, оснащённый двигателем на биологическом топливе. Франция постепенно переходит на биотопливо. Второй сюжет — заявление шведских властей (одной из самых продвинутых стран в Европе в плане высоких технологий) о том, что к 2020 году Швеция намерена избавиться от необходимости импортировать нефть и газ. Для нашего бензинового государства это очень тревожный звонок. Поэтому людям, которые будут во власти после 2008 года, придётся эти проблемы решать. В случае ухода Путина в зените славы он остаётся национальным героем, а с проблемами, оставшимися в наследство от него, будут мучиться уже другие.

Остальные сценарии, обсуждающиеся сейчас или обсуждавшиеся ранее, в большинстве своём имеют ещё меньше прав на существование. Сценарий создания единого государства с Белоруссией вряд ли осуществим. На мой взгляд, логика совершенно понятная: президент Беларуси Александр Лукашенко — это один из самых эффективных лидеров популистского толка на постсоветском пространстве. Он очень чётко понимает свою социальную базу: это бюджетники, пенсионеры, военные. Он играет на их настроениях, заблуждениях и иллюзиях. Прекрасно знает логику политического поведения, которую требуют эти группы: коррумпированного министра надо публично арестовать на заседании кабинета и публично показать процесс заковывания в наручники и вывода из зала. И российская элита, по понятным причинам, боится попадания такого субъекта на своё политическое поле. После публичного ареста пары уже российских министров за очередную монетизацию он получит возможность стать авторитарным правителем. Для российской элиты это слишком большой риск.

Следующий вариант — трансформация суперпрезидентской республики в России в республику иного типа. Либо в смешанную президентско-парламентскую, либо в чисто парламентского типа. В первом случае действительно не нужно менять конституцию. Но при этой модели лидером нации всё равно остаётся президент, а премьер-министр — лицо №2 даже при том, что на нём социально-экономическая политика, кабинет и т.д. Президент представляет страну на международной арене, отвечает за её безопасность, присутствует в «большой восьмёрке». Я думаю, что такого рода схема вряд ли устроит Владимира Путина, которого прочат в премьеры. В случае же с парламентской республикой без изменений конституции не обойтись. Придётся редактировать как минимум статьи №83 (порядок избрания президента) и 87 (президент — главнокомандующий), а этот вариант мы уже отмели выше.

Неизбежный преемник

Остаётся единственный вариант — приемник. Хорошо известный, уже один раз — в 2000 году — отработанный, который в большей степени в последнее время и обсуждается. На мой взгляд, характер нынешней политической конфигурации располагает к принятию этого решения и реализации именно этого сценария в ближайшем будущем.

На партийно-политическом поле ситуация очевидная. Оппозиция находится в крайне расслабленном состоянии, причём большая часть её мечтает о том, как бы соединиться с соответствующим департаментом администрации президента и договориться о каком-то компетентном участии в следующих выборах. Достаточно взглянуть на КПРФ, у которой по оценкам «Левада-центра» рейтинг 20%, сами коммунисты мечтают о 15%, и то, если будут хорошо себя вести. Отсюда и их акции типа народного референдума, красиво организованного, но представляющего интерес только для политических аналитиков. Про демократов вообще говорить нет смысла — настолько очевидная у них ситуация. «Родина», на мой взгляд, после её раскола вряд ли может рассчитывать больше, чем на повторение результата 2003 года.

Значит, методом вычитания остаётся «Единая Россия» как единственная крупная политическая сила. Не потому, что она столь привлекательна, и не потому, что выдвигает много идей, а просто ввиду отсутствия серьёзных конкурентов. Соответственно на партийно-политическом поле угроз для преемника нет.

В самой президентской избирательной кампании существует только одна проблема — это бывший премьер Михаил Касьянов. Но мне кажется, что он под большим вопросом. До сих пор неясно, насколько серьёзно Касьянов собирается играть роль противника Путина. Он пока не сделал сколько-нибудь серьёзного политического шага, выступает скорее как политический эксперт и комментатор, но не действует. Во всяком случае в публичном пространстве. Отсюда можно сделать вывод о том, что в ближайшие годы у власти останется нынешняя команда. Кто будет преемником, нет смысла гадать, так как его личность вряд ли что-то изменит в политическом процессе — действующая элита, как мы уже говорили выше, не заинтересована в каких-либо изменениях политической системы в стране. Главное, что скорее всего в 2008 году к власти придёт человек из уже существующей команды и Россия продолжит развиваться в логике «бензинового государства».