Мне, ведущему в заповеднике научную тему по экологии этих видов животных, в год три-четыре раза приходилось бывать на Горячих и жить там по многу дней. Путь сюда только один — пешеходная тропа, около сорока километров от Байкала. И однажды родилась идея сплавиться отсюда на плоту, построить который можно из ели; сухое дерево это очень грузоподъёмно, четыре хороших бревна свободно поднимут двоих сплавщиков. Мы знали, что плотом отсюда никогда не ходили, да никто об этом и не помышлял — река очень бурная.

…По заранее обговорённой этой затее пришли ко мне на Горячие трое сотрудников заповедника: двое останутся, один, Юрий, поплывёт со мною. Резиновых безопасных плавсредств у нас тогда не было, но опыт успешного сплава «на брёвнах» уже был. Воды реки Большой бурные, много шивёр и крутых поворотов, наносов и заломов, но от устья её притока Кермы плотами мы ходили уже несколько раз. Правда, до Байкала не пускал грандиозный залом, стоявший в нескольких от него километрах, длиною он был с сотню метров. От Горячих до Кермы нехоженых плотом километров было около 15.

«Пролетим самое большее часа за полтора», — решили мы с Юрием. Навык строить надёжные плоты на своей реке Курбе я приобрёл ещё в школьные годы, а за последнее время для хода по Томпуде, Большой, Езовке — таёжным рекам Подлеморья — таких мы построили уже несколько. Плот управляется упирающимися в дно шестами, это большой его недостаток, но можно пристроить и вёсла. На плоту мы имели по два-три запасных шеста, поскольку при упоре в каменистое дно иногда его заламывает, и, чтобы не оказаться в воде, шест приходится выпускать из рук.

Отплыли мы с Юрием, когда над рекою рассеялся туман. Течение здесь замедленное, и представилось, будто река озадаченно замерла, увидев, какое диво приняла на плечи. Однако недалеко впереди шумел перекат, за ним то самое место, где на днях я видел вынырнувшего тайменя. В те годы, не очень обеспеченные продуктами, мы часто использовали «подножный» корм, для чего всегда имели при себе спиннинг или просто леску с блесною и мушками. Рыбы во всех реках Подлеморья (северо-восточное побережье Байкала) было много, а в Томпуде и Большой — даже тайменей, несусветных по нынешним временам размеров. Решили пристать к берегу и попытать удачи.

Надвигалась непогода, и потому, только я забросил блесну, руки облепило невероятное количество комаров. Прокрутил я катушку пару раз, она остановилась, будто задел за корягу, и сразу пошла в обратную сторону: на блесне сидел таймень, остановить которого я пока не мог. Он стал ходить по улову, вывернувшись на поверхность в полтела, рыбина широко разевала пасть и, пытаясь освободиться от блесны, яростно трясла-мотала головой так, что громко хлопали её жаберные крышки. В эти мгновения ни на долю секунды нельзя ослабить леску, иначе упустишь добычу. И потому я не мог смахнуть тучу комаров, которые прямо-таки пожирали руки.

Спустя некоторое время таймень начал уставать и применил новую попытку освободиться, но она, по прежним наблюдениям, была неэффективна: он начал быстро вращаться по оси вдоль тела, отчего намотал на себя метра два лески. В эти мгновения я успевал смахнуть-стереть комаров с рук, и кисти стали красными, как будто я окунул их в чашку с кровью.

Но вот я подтянул тайменя к берегу, и мы выворотили его на камни. Поперёк тела рыбищи были видны светлые полосы, это врезалась леска. «Дней на пять хватит, — сказал Юрий. — Вот только как сохранить?». Решили сбегать на оставленное зимовьё за солью; той, что была с собою, не хватило бы для засолки, таймень был массой килограммов на 25, хотя далеко не самый большой в тех водах в те времена.

Поплыли дальше. Вскоре река пришла в себя от изумления нашим нахальным предприятием — сплавом и устроила разнос: кипящие шивёры с крутыми поворотами следовали одна за другою. У меня вырвало из рук шест — заклинился в камнях на дне, сам чуть не улетел в реку. Вода была немалая, торчащие над поверхностью или опасно близкие от неё камни довольно редки, и мы споро подвигались к устью Кермы, там наше зимовьё. Где-то на середине пути выдался длинный, относительно тихий плёс, и, глядя напротив солнца, увидели мы нечто, быстро плывущее поперёк реки.

Пригляделись: реку переплывает лосиха, а за нею нынешний, совсем ещё маленький, лосёнок! Ей бы зайти в реку повыше, тогда не снесло бы к тому участку крутого, каменистого берега. Ах, неразумная мать! Ты и то выбралась на берег не без труда, а как быть детёнышу, может быть, впервые оказавшемуся в воде в таком сложном положении. Да тут ещё плот — неведомое страшилище — неотвратимо приближается. Нам удалось подтолкаться к противоположному берегу. Едем, не взмахивая шестами, присели на корточки, замерли, чтобы не напугать лосёнка ещё больше. Колотится, бедный, у берега, вылезти не может.

Проплыли, за близким поворотом причалили, привязали за дерево плот — идём смотреть, что стало с лосёнком. Его не было. Утонул или всё же выкарабкался на берег? И лосихи не видно. Решили: вылез. Страшилище миновало, успокоился, собрался с силёнками — запрыгнул. А то ведь что было в прошлом году? Строили с Николаем (внук знаменитого зоолога Северцова, мой старый приятель, приезжал однажды в Баргузинский заповедник) плот на устье Кермы для сплава по Большой. Николай отошёл по берегу недалеко от зимовья и кричит мне, чтобы подошёл. В правом берегу — неглубокая выемка, рекою сделанная, а в ней лежит мёртвый лосёнок. Вот такая же мать, наверное, повела его через речку, да в таком же опасном месте…

Остаётся до Кермы километров пять, плывём по короткому, узкому, с поворотом плёсу. Глубина большая, но дно видно. Юрий стоит на носу плота. Шест в руках, он готов в любой миг погрузить его, упереться в дно и поправить ход нашей посудины. Она охотно то тут, то там устремляется на торчащие камни или в берег, к низко нависшему с него дереву. Вдруг Юрий напрягся и тихо говорит: «Не шевелись, под нами стоят четыре тайменя». Теперь увидел их и я: толстые, с синевато-чёрной спиною и красным хвостом шириною в две моих ладони, торпеды длиной по метру, если не больше.

Тихо проплываем, но, обернувшись, я увидел, что «торпеды» довольно быстро «рассыпанным строем» пошли вверх по течению. Быстренько причалили, привязали плот и поднялись на береговую террасу. Неужели мы их так напугали? Что, они в жизни своей плывущих коряг не видели? Немного выше по течению из улова крутая отмель с метр всего глубиною, и видно, что таймени тёмными тенями её уже проходят. Мы решили узнать, надолго ли хозяева могут покидать свою обитель, и, свесив ноги с обрывистого берега, затихли. Да и отдохнуть от крутой работы на плоту не помешает.

Прошло минут десять. Юрий не выдержал — пошёл смотреть, куда они ушли, далеко ли. Вскоре слышу: «Идут!». Смотрю на эту отмель, и вот зрелище, навек незабываемое: появляется первая пара, метрах в трёх за нею — вторая. Идут по «чину»: впереди самый крупный, а за ним почти впритык и чуть в сторонке второй, поменьше, — самка с самцом, наверное. Вторая пара тоже по «чину», но эти первых помельче. Поравнялись со мною и, пройдя ещё немного, на самой глубине улова, сохраняя тот же порядок, развернулись, остановились и легли на дно.

Мы вернулись к плоту и отчалили. У каждого перед глазами долго стояло это дивное зрелище. Но и впереди ждало не слабое видение. По правому берегу в Большую речонка ли впадает, или собственная её проточка отскочила. Там глубины метра полтора, и прямо на поверхности воды лежит полузатонувшее дерево. Мы медленно проплываем близко от берега, я бегло взглянул на это дерево, а под ним — очень хорошо видно — стоит во-от такой тайменище! За ним ещё один, чуть поменьше.

Вот и Керминское зимовьё. Отсюда мы трижды пытались в те далёкие годы сплыть на плотах до Байкала, но путь преграждал тот непреодолимый залом. В первый раз мы даже перерубили перегородивший нам путь колоссальный тополь и ночевали там на шивёре, но что оказалось впереди…

Так сквозного сплава Горячие Ключи — Байкал в те поры не получилось.

…Где вы теперь, сказочные те рыбищи?

Фото автора