Конечно, мы знали о том, что качественное питьё приходилось по карману далеко не всем; что дешёвое пойло во все времена гнобило жизни. Но так, чтобы впрямую назвать страшную цифирь (в современной пореформенной России среднее число принявших «на грудь» критическую дозу хмельного яда и поплатившихся за это здоровьем и часто жизнью ежегодно ниже 35 тысяч не опускается), — такое «открытие» для нас, обыкновенных граждан, внове.

Свет жёсткой правды резче высветил некоторые детали сегодняшней трагедии. Есть заштатный заводишко в заштатном уральском городишке Лобве, производящий жидкость для дезинфекции в противотуберкулёзных диспансерах, химическая формула которой неискушённым слухом не воспринимается (тот самый полигексаметиленгуанидина гидрохлорид). Да вот беда: в 2006 году, как выразился кандидат медицинских наук, доцент Иркутского медицинского университета, врач-токсиколог Юрий Зобнин, «его волна хлынула на всю Россию». По крайней мере, как свидетельствуют факты, именно эта жидкость была обнаружена в суррогатном спирте, которым травились в Перми, во Пскове, в Твери. Существует даже мнение, будто состав этой жидкости, убивающий в помещениях палочку Коха, разрабатывался у нас в Иркутской области. А заводик в Лобве лишь приобрёл на неё лицензию. Впрочем, в других местах, в частности в некоторых районах Приангарья, обнаружена и другая «присадка» — производное от фталиевой кислоты.

Но оставим нюансы химикам и судебным экспертам. Скажем о загадке, которую пока не удаётся расшифровать. Поручиться за то, что «начинка» суррогатов исчерпывается лишь упомянутыми химическими соединениями, не может никто. В том-то и каверза нынешней общероссийской трагедии, что она для врачей как задача со многими неизвестными. И это самое опасное: не зная яда, как подобрать к нему противоядие?

Иван Провадо, заслуженный врач России, за свою долгую жизнь в практической медицине повидавший немало чего страшного, вытянувший не одну сотню жизней, говорит именно об этом:

— Чтобы поддержать организм, нужны специфические средства, но мы не знаем, какой «агент» попал в него. Поэтому не знаем, как его вывести, пока, всосавшись в кровь, он не обернулся ядом для печени. В токсикологии принят такой термин — летальный синтез. Нынче он чаще обычного оправдывает свой трагический смысл…

Пока ясно только одно: какими бы молекулами ни губилась человеческая печень, эта, по определению доктора Провадо, «личная фармацевтическая фирма каждого из нас», результат по всей России, где только объявилась алкогольная «сыпь», одинаков: не встречавшаяся ранее форма алкогольного гепатита. Как говорится, все случаи, сколько ни считай их, «на одно лицо». Тяжело протекающий и трудно поддающийся лечению недуг, если не сразу, то спустя вымоленный у него медиками срок всё равно убивающий свою жертву. Феномен, достойный научного осмысления. Придёт время, и он, конечно, будет расшифрован.

Но сегодня, когда в костёр эпидемии что ни час подбрасываются новые вязанки фактов, когда всё резче становятся дискуссии государственных мужей об экономических причинах бушующего пламени, а врачам некогда перевести дух, — как раз сегодня, сейчас вспомнить бы о состоянии врачебной токсикологической службы. Пусть не во всей России, хотя почему бы и нет? Надо было бы давно вслух удивиться тому, что в медицинских вузах страны токсикология как предмет не значится в учебных расписаниях. Лишь благодаря личному разрешению ректора в Иркутском медицинском университете ей отведено… три часа.

Надо было давно и вслух восстать против отмены разумного приказа, изданного ещё прежним, не разделившимся на две части Минздравом: его суть заключалась в том, чтобы по всем российским регионам создать особые «тревожные» карты, на которые нанести точки распространения подпольного алкоголя, а на каждый случай острого отравления химической этиологии составлять экстренное извещение. Представляете, насколько легче было бы сегодня гасить огонь, знай заранее милиция и врачи места его возможных вспышек. Роспотребнадзор, возглавляемый г-ном Онищенко, сочтя такое требование излишним, позволил его «забыть». О том, в какую копеечку влетает санкционированная сверху «короткая память», можно судить не только по расходам на лекарства, но и по числу безвременно погибающих людей.

Что до Иркутской области, то на самом деле специализированной токсикологической службы у нас нет. То, что сегодня, в силу сложившихся крайне драматических и острых обстоятельств, мы называем Иркутским токсикологическим центром, на самом деле есть скромное, всего на 25 коек (пытались сделать на 15), отделение острых отравлений при медсанчасти Иркутского авиазавода. Правда, когда-то был замысел организовать в Приангарье межобластной токсикологический центр, которому вменялась бы в обязанность специализированная медицинская помощь не только Иркутской области, но и Красноярскому краю, Якутии, Бурятии. Сохранился даже приказ о его создании. Бумажка осталась, центра как такового нет. Сегодняшний день чётко высветил эту прореху в практической медицине области.

Иван Провадо смог уделить нашему разговору не больше получаса, и за эти тридцать минут откуда только ему не звонили, не спрашивали совета. Потому что ни в одной районной больнице или поликлинике нет штатной должности токсиколога. С токсическим гепатитом в лучшем случае пациенты попадают к инфекционисту, и тот ищет подмогу по телефону. Потому что (какая же близорукость!) отделение острых отравлений медсанчасти авиазавода не имеет с окружающим миром современной электронной связи. Да что там электронка! В нём нет ни одного компьютера — всё как в заштатной провинциальной больничке. Отделение, возведённое свалившейся на Иркутск бедой в «должность» городского токсикологического центра, на самом деле получает на своё существование крохи из муниципального бюджета. Их едва хватает, чтобы сводить концы с концами. О конференциях токсикологов, время от времени собирающихся в России, о командировках за необходимым зарубежным опытом Иван Провадо и трое его коллег только мечтают. «Ищите спонсоров, — отвечают им, — и езжайте». «А какие спонсоры при нашем-то контингенте больных?» — скорее не спрашивает, а размышляет вслух главврач отделения острых отравлений Провадо. В нищих его стенах нет современного диагностического и лечебного оборудования. Оно есть в областной клинической больнице. Живущему в постоянном напряге (алкогольный гепатит рано или поздно схлынет, но суициды, бытовые травмы, ЧП на производствах всё равно останутся) отделению острых отравлений таковое иметь «не положено»…

Может быть, нынешняя беда заставит не только городское, но и областное медицинское начальство взглянуть по-иному на маленькое отделение на окраине Ленинского района, взвалившее на себя непомерную по его объективным возможностям ношу и, вопреки всему, тянущее её? Сейчас, пока Приангарье, как и вся Россия, в полыме, не до обобщений. Но ведь есть уроки, которые лучше усваиваются на пепелище. Один из них: летальный синтез — понятие не только медицинское…

Фото Николая БРИЛЯ