издательская группа
Восточно-Сибирская правда

А я там был…

Бойцы вспоминают минувшие дни

Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны, майора в отставке, инвалида войны, заслуженного деятеля искусств Белоруссии, лауреата «Форума общественного признания», бывшего режиссёра двух иркутских театров - ТЮЗа и музыкальной комедии - Эверта Дмитриевича КОРСАКОВА.

Наконец-то я решил разобраться со своим архивом…

Сколько же всего накопилось — десятки папок, а в них документы и деловые бумаги, тетради и блокноты, исписанные убористым почерком, письма и записки, афиши, театральные программки, рецензии… А вот и (сердце ёкнуло) полевые карты Украины, Смоленщины, Подмосковья с нанесённой на них боевой обстановкой тех давних лет.Сохранились, родимые!

И перед глазами как будто закрутились кадры старой военной хроники. А в памяти — названия фронтов, номера армий, дивизий, фамилии военачальников, направления атак и отступлений, названия городов и деревень, где мы оставляли могилы наших бойцов… Сложенные в гармошку, эти карты шестидесятипятилетней давности — безмолвная история жестоких сражений первых месяцев войны. А для меня они — свидетельства моей военной судьбы, которая «подарила» мне три «котла», три окружения: Киевский, Уманский и Вяземский.

… Утром 22 июня 41-го наша 146-я дивизия на марше к позициям второго эшелона прикрытия границы получила первое боевое крещение. В четвёртом часу утра с запада донёсся мощный гул моторов. В рассветном небе появилось более 50 «юнкерсов». Запоздалая команда «Воздух!» мгновенно разметала людей, повозки, машины по обе стороны шоссе. «Юнкерсы» образовали некое подобие карусели, закрутили её по вертикали и поочерёдно стали сбрасывать на наши головы свой смертоносный груз.

Лёжа в кювете, я испытывал бессильную ярость и… страх. Да, страх! Не буду описывать всю безысходность ситуации, лучше напомню две строчки из стихов поэтессы-фронтовички Юлии Друниной:

Кто говорит, что на войне

не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Это боевое крещение положило начало моей фронтовой дороги в 1418 дней. Я прошёл её, не минуя медсанбатов и госпиталей, пешим порядком и верхом, по-пластунски и короткими перебежками, марш-бросками и бесконечными переходами по колено в непролазной грязи или глубоком снегу… И всюду на этом пути терял я своих боевых друзей… Ах, какая бы встреча была, если бы живы мы были все! Это потом, после войны, стало известно, что из каждых ста моих одногодков 1921 года рождения с фронта вернулись всего четверо, да и то так или иначе покалеченные.

А мне повезло, и я дошёл до Победы. И был этот путь сначала с запада на восток, через три окружения. Те из фронтовиков, кто пережил на войне в окружении чувство оторванности «от своих», знает этот ужас потерянности и одиночества. Вспоминать об этом тяжело — в безымянных могилах остались лежать сотни тысяч наших воинов. Вечная им память!

Я горд тем, что был участником этих событий, теснейшим образом связанных с последующей битвой за Москву, 65-летие которой мы отмечаем в эти дни. Героическое сопротивление всего Юго-Западного и Южного фронтов и тех частей, которые попали в Киевское и Уманское окружение, заставило Гитлера и вермахт изменить ход плана «Барбаросса» — сосредоточить все свои усилия на юге, и вынудило отказаться от прямого наступления на Москву. С этого-то фактически и началась битва за Москву.

Из вышедших из окружения на Южном фронте после тщательной проверки формировались маршевые роты, которые эшелонами отправлялись в распоряжение Резервного фронта на помощь Западному, ведущему в это время тяжёлые бои. К моменту нашего прибытия к месту назначения в 60 километрах от Вязьмы Западный фронт был прорван в двух местах.

Немцы сосредоточили здесь 9-ю и 4-ю полевые армии и 3-ю и 4-ю танковые группы войск с целью окружить наши главные силы, уничтожить их и открыть путь на Москву. Сложная обстановка была и на двух соседних фронтах. На иных участках превосходство немцев в живой силе было в 5-6 раз, а в танках и авиации — в 8-10 раз. Вермахт поставил задачу смять сопротивление наших войск на этом направлении и прорваться к Москве. В этом была суть стратегической операции «Тайфун». В начале октября в окружение попали части 19-й и 20-й армий Западного фронта, 24-й и 32-й Резервного фронта, наш батальон и ещё ряд разрозненных армейских и партизанских групп.

И хотя воспоминания об этих тяжёлых днях для меня дороги по-своему, особо просятся на бумагу события, непосредственно предшествовавшие такой долгожданной и неоценимой нашей первой победе в декабре 41-го.

…Мы с боями выходили из окружения. Сопротивление окружённых было беспримерным. Неся большие потери, лишённые какого-либо снабжения, они наносили большой урон противнику, сдерживая его от прямого наступления на Москву.

В день, когда мы вышли из окружения на один из укрепрайонов Можайской линии обороны, в Москве было объявлено осадное положение. Я был направлен в формирующуюся 26-ю отдельную курсантскую стрелковую бригаду. А 6 декабря наша бригада приняла участие в первом бою великой Московской битвы, начисто сорвавшей стратегическую операцию вермахта «Тайфун» по захвату Москвы. Так для меня и тысяч моих однополчан закончился третий «котёл».

Мне очень дороги слова маршала Г.К. Жукова, посвящённые Вяземскому окружению: «Благодаря упорству и стойкости, которые проявили войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для организации Можайской линии.

Кровь и жертвы, понесённые войсками окружённой группировки, оказались не напрасными. Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внёсших великий вклад в общее дело защиты Москвы, ещё ждёт своего описания».

… Вскоре после войны довелось мне увидеть в Москве у бывшего военкора газеты «Красная звезда» Юрия Трояновского удивительнейшую карту. На первый взгляд, в ней не было ничего особенного. Обычная полевая карта Подмосковья — точно такая же была у меня в декабре 41-го года. В поисках знакомых мест боёв на карте Трояновского я наткнулся на две записи, которые потрясли меня до глубины души и врезались в память на всю оставшуюся жизнь.

Запись первая была сделана синим карандашом: «Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Советские войска обязательно будут в Берлине! 20 октября 1941 года. Подмосковье. Командующий 16-й армией генерал-лейтенант Рокоссовский». Обратите внимание на дату! Москва уже десятые сутки находилась на осадном положении!

А чуть левее, т.е. западнее, — вторая запись, начертанная красным карандашом, размашистая и даже какая-то весёлая: «С величайшим удовлетворением удостоверяю: мы в Берлине! 1 мая 1945 г. Берлин. Бывший командующий 16-й армией, ныне командующий фронтом, Маршал Советского Союза Рокоссовский».

И я подумал тогда: какой же надо было обладать неистребимой верой в нашу неизбежную победу, чтобы сделать первую запись, и какой несгибаемой волей в достижении этой победы!

Вся наша армия, от полководцев до последнего солдата, обладала и этой верой, и этой волей. Ими жил весь наш народ. И мы победили! А начало было положено первой великой победой в битве за Москву.

«Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву. Выражая глубокую благодарность всем участникам битвы, оставшимся в живых, я склоняю голову перед светлой памятью тех, кто стоял насмерть, но не пропустил врага к сердцу нашей Родины — Москве. Мы все в неоплатном долгу перед ними…». Слова эти принадлежат четырежды Герою Советского Союза Георгию Константиновичу Жукову.

По полному праву маршал Г.К. Жуков 26 июня 1945 года принимал на Красной площади в Москве Парад Победы. И по не меньшему праву командовал этим парадом маршал К.К. Рокоссовский. И, несмотря на дождь, а он, видимо, оплакивал павших на полях сражений Великой Отечественной, над Красной площадью светило солнце — солнце нашей Победы.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры