Додумался же драматург до такого: Дон Жуан — девица! И ей, по каким-то там законам Испании 16-го века, не наследовать имущество отца (погибшего, как известно, от «пожатья каменной десницы»), а в монастырь отправляться. Кому ж охота?! И она переодевается в мужской костюм и покидает родную Валенсию. Да только вот в странствиях ждут её приключения особого рода. Прежде всего она (он) — красавица (красавец), разумеется. А тут ещё происходит «утечка информации», правда, с аберрацией памяти: «Дон Жуан жив», — кормится слухами «молва народная». — «Как? Тот самый?!» — «Он! Он среди нас!» И вот уже герой (героиня) едва ли не затравлен: множество доний — и свеженьких, и перезрелых — пленяются обликом его (её) и именем, млеют, вспыхивают, вожделяют… и сколько тут любовных домогательств, полных двусмысленности!

— По кажущейся фривольности своей в те времена, написанная в 1947 г. пьеса поставлена быть не могла и лет 15 пролежала у автора в столе, — просветил меня наш известный театровед В. Нарожный. — А в 1964 её наконец сыграли выпускники училища Малого театра и ГИТИСа, мне довелось увидеть тот спектакль.

По меркам нашего времени, когда «вольные нравы», так сказать, легализованы, «специфический дон-жуанизм» этого материала, конечно, провоцирует воображение на сценические пикантности, если уж не на эпатаж. Но наш музтеатр, в общем, целомудрен.

Жаль, конечно, что зрителей нельзя держать «на подогреве» интригой: «девушка-юноша». В программке стоят имена исполнительниц главной роли: Анна Рыбникова, Александра Гаращук — завсегдатаи ИМТ их хорошо знают, а также Юлия Панченко, дебют артистки хора; к сожалению, по нездоровью она пока не выступила (но похвальные отзывы из-за кулис о ней у меня уже имеются). У первой, у А.Р., юный обольстительный лже-Дон Жуан насыщен такой игровой энергетикой, что, пожалуй, даже жаль осознавать: «А он всё-таки — она…» Актриса щедро разбрасывает краски рыцарственной мужественности, едва ли не жонглируя ими, в жестах, тоне реплик, в порывистом движении по сцене — упоение взятой на себя уже не роли даже, а «миссии» — проучить, что ли (не без коварства), всех на своём пути женщин, изобличающих своё непостоянство, податливость соблазнам… А.Г. же рисует, скорее, подростка, нежели юношу. Отроковице «личина» мальчика даётся как бы нелегко, девическое ей «ближе» ещё и в том смысле, сдаётся, что она мягче характером, лиричнее, и пробуждается в её подсознании готовность к любви «без хитростей»…

Ну, а «штурмует» этого «недотрогу», по младости лет, такой «взвод» поклонниц, знали бы вы! В двух составах — это восемь исполнительниц, почти радужный спектр граней «крутого» женского очарования! Бедный мальчик! — «болею» за него, — так ведь девочке куда труднее противостоять «штормовому» натиску! От жеманной «поэтичности» — как у Юлии Пихтиной, до ледяного (поначалу) «королевского величия» в облике — как у Елены Барабошкиной, включая томно-пародийную вульгарность, на что «бьёт», хитря по-своему, Ирина Мякишева…

Надо сказать, что у двух сестёр, Лючин и Розитты, — вообще-то поклонников рота. Именно так, ибо режиссёр Б. Лагода «интерпретирует» этих донов, надо полагать, испанских грандов, как… солдафонов времён нашего Аракчеева (в «классовой» ненависти, что ли?): они двигаются только строем, в марше, грохоча сапогами, рявкая и крякая. По-хорошему «выбивается из фрунта» лишь Дон Карлос. Помните, сэра Эндрючика у Г. Вицина в фильме «12-я ночь»? Так вот у нашего И. Переверзева такой же женоподобный ломака, ещё ярче! Молодой, но уже мастер, даже шаржируя, дурачась и кривляясь, виртуозно балансирует «на грани», не опускаясь до дурновкусия и штампов! И предельно лаконичен. Скажу даже: тут своя «тайна» комедийного дарования.

И ещё один молодой актёр — И. Ладейщиков, у него роль крупная, это слуга Дона Жуана, Флорестино, лучшая мужская роль в спектакле. Не по тексту и не по ситуации, а опять же по какой-то «загадке» таланта ему дано любую крайность в игре, любое преувеличение так мгновенно и волшебно «профильтровывать» сквозь себя, так в себе преломлять, как луч в призме, всякую «рискованную» деталь, что дивно глядеть на сего «опереточного персонажа»: он парадоксально правдив и образно индивидуален!

Не трудно догадаться, что той, которая в обличье Дона Жуана, предстоит влюбиться. Избранника зовут Командор… Уж давно пишу, что В. Варлашов — актёр у нас выдающийся. Поёт сочно, ударно, полётно! Актёрствует — не налюбуешься! Но его Командор — не та «персона», в какую может влюбиться «Донья Жуанитта» (А. Рыбникова). Это в опере допустимы внешние условности, если голоса хороши. В оперетте несоответствие героя и типажности пагубно. В.В. великолепен в героике-романтичном «драйве» графа Резанова. Безмерно обстоятелен в мягком юморе Шельменко-денщика… Но Командор — роль «плоскостная», в её подразумеваемом лиризме что-то или не дописано, или не допридумано. Типажно более «притёртый» к А. Гаращук А. Айдаров тоже лишён некой «драматургической опоры» для личностного (в какой-то мере) освоения характера своего Командора (к сожалению, он ещё и, обладая красивым баритоном, порой не чисто поёт в верхнем регистре). Свои роли артисты должны, по идее, делать в соавторстве с режиссёром.

Б. Лагода на выдумки горазд. Так, в его «Пенелопе» (ИМТ, 2003 г.) «древние греки» играли в хоккей, смотрели телевизор, пользовались компьютером. В нынешнем спектакле слуга выволакивает на сцену пешку, слона, ферзя, королеву, фигуры почти в рост человека, и «трио донов», передвигая их, решает какой-то загадочный для публики шахматно-мизансценический ребус… А к финалу «дуэль» донов «за кадром» комментирует, как матч, Флорестино по «писаной грамоте», а два чудака в кастрюлях-«шлемах» и с поварёшками-«шпагами» «иллюстрируют» текст… Дело вкуса, но такой «абсурдизм» публике, похоже, нравится. Но главная забота режиссёра должна быть сосредоточена на достоверности характеров героев, несмотря на все условности жанровых «правил игры»… Вот у Л. Борисовой Катарина — роль-«функция», но расцветила же её актриса мимически, интонационно — в образ! А у колоритнейшего А. Данилова Дон Оттавио так личностно весом, сочен, бросок.

Итак, Командор догадался, что Дон Жуан — девушка, а та призналась ему в ответном чувстве. Да вот незадача — он женат на Донне Анне, которая ему уже не сносна (в это трудно поверить, ибо Донна Анна в обличие двух Елен — изящной Беляевой и величавой Барабашкиной — минимум, ничем не уступают «Дону Жуану»). Как избавиться от неё, чтобы им соединиться? И задумывается интрига… «Красавчик» якобы подастся на домогательства жены Командора, а тот их «застукает» и вызовёт «обольстителя» на дуэль. Дуэль — на пятачке скалы, над пропастью. Лёгкое ранение — и «соперник» летит в бездну и разбивается. Помните, как у Печорина с Грушницким, только без секундантов… Командор, конечно, «погибает». Донна Анна рада, что избавилась от мужа. И хотя, «ради приличия», ставит памятник ему, но велит вскоре сбросить его, перед свадьбой с Доном Жуаном.

Однако памятник — это живой Командор, придумавший хитрый трюк: «вывернуть наизнанку» миф о каменном мстителе. Во время интимной сцены «вдовы» с «юношей» он «оживает» и обличает изменницу. Анна падает в обморок. «Дон Жуан» со шпагой бросается к «истукану», а тот ему: «Дай руку мне… и сердце!» — рукопожатие, гром, кровавый свет, пышные клубы пара «из преисподней», любовники-заговорщики проваливаются… Всё, значит, подстроено. Но куда они провалились? Возможно, в мистическое «светлое царство», располагающее к счастью любви. А может быть, исполнив трюк, сбежали со своим счастьем из Севильи подальше, оставив всех в заблуждении, что они погибли… Это не важно.

Дальше герой и героиня выходят со всеми на поклоны. И вот — моя досада!.. Анна Рыбникова и Александра Гаращук провели весь спектакль в мужском костюме, но теперь-то, когда под конец вся эта история с полом Дона Жуана прояснилась, они, актрисы, обе красивые женщины, разве не могут явиться публике в женском наряде и яркой косметике?! Чтобы мы, публика, так и ахнули: Боже, какие красавицы! (Театралы такими их знают, однако лишний раз почему ж не восхититься?!). Случись такое на последних «тактах» постановки, даже уже после, на поклонах, — зрителю был бы дарован своего рода «катарсис», не в каноническом, аристотелиевом, смысле, но в эстетическом, как удовлетворение потребности в прекрасном!

«Загурсковцы» на краски не скупятся. А ещё музыка (оркестр у дирижёра В. Ефремова, в общем, удовлетворительно сбалансирован), пение, танцы. Костюмы Н. Убрятовой нарядны. Чего же на два платья поскупились?! Мистификация с полом — зрителям, конечно, по вкусу. Ещё один под занавес яркий штрих (а это вполне поправимо) был бы к полнейшему удовольствию публики!

На снимке: сцена из спектакля

Фото Игоря СИРОХИНА