Когда-то, сразу после войны, я жил в глухой таёжной деревне на юге Тулунского района. Ещё южнее уже не было никаких поселений, никаких мало-мальски значимых дорог, а только тропы. Да и то не везде.

Местные охотники-любители уходили зимой на промысел далеко, до предгорий Восточных Саян. Добывали лося, изюбря, косулю, рысь. Иногда поднимали из берлоги медведя. Однажды привезли тушу небольшого копытного со странными рогами, не похожими на рога других обитателей нашей тайги.

Удачливый охотник пояснил ребятне, собравшейся у него во дворе:

— Это дикий северный олень. Мой дед рассказывал, что охотился на него ещё до революции. А отцу олени не попадались. Мне — тоже. Вот впервые увидел…

Биолог-охотовед, сотрудник кафедры биологии зверей Иркутской государственной сельскохозяйственной академии Борис Дицевич, выслушав мой рассказ, не удивился.

— Вполне возможно, что дикий северный олень когда-то массово водился и в Тулунском районе, — предположил он. — Я этого не исключаю. Ведь в прошлые столетия, ещё до заселения Сибири русскими, он обитал практически на всей территории, которую занимает сейчас Иркутская область. В южной её части олень сегодня остался в основном только в Нижнеудинском и частично в Тайшетском районах. Мы называем его таёжным. В отличие от тундрового, обитающего в Якутии, Эвенкии и других северных регионах страны.

Таёжный северный олень Приангарья более крупный, чем тундровый. И рога у него, соответственно, крупнее.

— Почему? — спрашиваю Бориса Дицевича.

— Трудно объяснить, — задумывается он. — Возможно, дело в более мягком климате, в кормах. Зимний рацион питания этого животного до 80 процентов составляет ягель. Но ест он и хвощи, и древесные лишайники. А летом — ещё и траву, листья кустарников… В общем, кормёжка у него тут более разнообразная.

А ягель-то исчезает

С началом интенсивного освоения переселенцами пространств восточнее Урала, с распашкой земель, вырубкой лесов, а позднее строительством промышленных предприятий, дорог и городов численность диких северных оленей в Восточной Сибири стала резко сокращаться. Обеднела кормовая база.

Как отрицательный пример воздействия человека на природу биологи приводят Казачинско-Ленский район, где БАМ буквально перерезал естественные пути миграции оленей. Строительство «железки», обширные и зачастую непродуманные лесовырубки, участившиеся пожары изменили здешние биоценозы. Ягель в некоторых местах полностью исчез. Его заменили травы.

Надежды на то, что поля ягеля могут когда-нибудь восстановиться, ничтожно малы. Ему надо расти 15-20 лет, а техногенный прессинг на природу здесь не ослабевает.

Подобная ситуация складывается и в других территориях области. В итоге таёжный северный олень сохранился лишь в трёх местах, так называемых Саяно-Прибайкальской группе районов, Северной и Ангаро-Ленской. В центральной части Приангарья этого копытного почти нет.

Радует, правда, то обстоятельство, что в Прибайкалье численность поголовья в течение шести последних лет остаётся стабильной. И даже чуть возросла в результате принятых природоохранных мер. В 2006 году авиаучётом выявлено 18,4 тыс. голов. (В 2000-м было 17,3 тыс.).

Помогла Красная книга

Самая малочисленная группа диких северных оленей — в саяно-прибайкальских районах, всего около 670. В горно-таёжных местах Восточных Саян, в бассейнах верхнего течения рек Бирюса, Уда, Ия, Белая и их притоков теперь уже не встретишь, как прежде, крупные стада. Чаще всего — две-три особи. Их насчитывается здесь максимум 150 — 180 голов.

В начале нынешнего столетия было и того меньше. Вот тогда-то зоологи, охотоведы и подняли тревогу. Добились от Москвы внесения саянской популяции в Красную книгу России. Это случилось в 2003 году и дало положительный эффект. Уже в 2006 году оленей насчитали по сравнению с 2005-м больше чем в два раза.

Красная книга РФ, как известно, строжайше запрещает охоту на любого дикого животного, внесённого в неё.

— Мы даже тофам теперь не выдаём лицензий на их добычу, — пояснили мне в охотнадзоре.

— А как же право коренных народов на отстрел местных зверей для пропитания?

— Так в Тофаларии есть одомашненные северные олени, — ответили мне. — Они, кстати, настолько крупные, что тофы свободно ездят на них верхом. В Якутии, например, на домашних оленях верхом ездят очень редко.

В Тофаларии домашние олени похожи на диких, практически не отличимы. Они нередко скрещиваются. Дикие самцы кроют домашних самок. Но тофы это не очень приветствуют, ибо нрав у такого потомства тоже полудикий.

В отличие от Якутии, Эвенкии или Чукотки. Там, в тундре, где степень одомашнивания этих животных намного ниже, потомство дикого и домашнего оленей ценят. Оно крепче и выносливее.

В летнее время в Восточных Саянах дикие северные олени держатся днём на гольцах у снежников. Спасаются от гнуса. А к вечеру спускаются к лесу. Кормясь, стараются держаться болотистых мест, суровых редколесий у границы тайги и гор. На зиму откочёвывают в низинные и малоснежные места.

Что же касается тофов, то охотиться им есть на кого и кроме дикого северного оленя. В здешних мало тронутых цивилизацией лесах водятся лось, изюбрь, косуля, кабарга.

Беседовал я с биологами, охотоведами, чиновниками различных областных и федеральных ведомств, учёными, так или иначе имеющими отношение к данному вопросу. Все дружно заклинали: допустить полного исчезновения популяции таёжного северного оленя с карты нашей области нельзя.

— Нужно повсеместно сохранять в Восточной Сибири биологическое разнообразие животного мира, — убеждал меня главный специалист — эксперт отдела охотнадзора по Иркутской области и Усть-Ордынскому Бурятскому автономному округу Юрий Яковлев. — Мы и так уже многое безвозвратно потеряли.

А вот мнение Бориса Дицевича:

— Таёжный северный олень — уникальное животное. Он является отличным индикатором окружающей среды. Лакмусовой бумажкой отношения человека к природе.

— Почему?

— Да потому что у него очень узкая зимняя кормовая ниша. Возьмите лося, изюбря — они могут жить и питаться практически везде. На гарях, на вырубках, вблизи дорог. Тогда как северному оленю нужны лишайники. В первую очередь ягель. А ягель растёт только там, где природа сохранилась в нетронутом виде. Сам же олень ущерба природе не наносит, потому что кормится на ходу. Не поедает весь запас кормов в том или ином месте. Ну, а кроме него, ягель в таких больших количествах не потребляет больше ни одно животное.

При достатке кормов олень хорошо размножается, восстанавливает численность. Даже если на него регулярно охотятся.

Кусочек оленьего рая

Больше всего таёжных северных оленей (12,8 тыс.) водится на территориях наших северных районов — Катангского, Бодайбинского, Мамско-Чуйского, Усть-Илимского и других. Почти половина этого суммарного стада приходится на Катангу. Однако оленьего рая в этих местах уже давно нет. Ну, разве что остался в самой северной части небольшой кусочек.

А на юге Катангского района картина иная. Человек-покоритель с топором, бензопилой, на экскаваторе пришёл сюда надолго. И защитники дикого северного оленя забили тревогу. Его крупные зимовки оказались рядом с территорией Верхнечонского нефтегазового месторождения. Специалисты Иркутского регионального управления Россельхознадзора направили областным властям предложение создать здесь два заказника. Один — в верховьях реки Непа, другой — на водоразделе рек Чона, Ичера и Нижняя Тунгуска.

Я позвонил в областную администрацию, в департамент охраны окружающей среды и недропользования, чтобы узнать, будут ли эти благие пожелания реализовываться в жизнь. Учтены ли они в «Схеме развития и размещения особо охраняемых природных территорий Иркутской области» (ООПТ), которую в 2006 г. по заказу властей разработал Институт географии СО РАН? Точнее, группа его специалистов во главе с ведущим научным сотрудником лаборатории биогеографии, доктором биологических наук Валерием Лямкиным.

Оказалось, что включить в «Схему» удалось только первый заказник, Непский, а второй — нет. Причина банальна: предложение от Россельхознадзора поступило слишком поздно, когда проект был уже готов.

— Мы его сейчас активно обсуждаем, согласовываем со всеми заинтересованными сторонами, — сказала заместитель директора департамента Нина Абаринова. — В том числе с муниципальными образованиями. Копии уже разослали в районы. А 20 марта провели по этой теме «круглый стол». Его участники внесли серьёзные замечания и поправки, но в целом рекомендовали депутатам Законодательного собрания утвердить «Схему».

Заповедников и заказников станет больше

На ООПТ у нас приходится всего 3,6% от всей территории области. А будет, если всё задуманное реализуется, 8%.

— Это много — 8 процентов? — спросил я Валерия Лямкина, приехав в Институт географии.

— Да нет, — ответил он. — Примерно столько же, сколько в Красноярском крае. В Бурятии, правда, больше — 13 процентов, а в Якутии — 20. Но даже и 8% — для нас прогресс. Мы включили в «Схему» 17 новых региональных заказников (к 12 уже имеющимся), 33 рекреационных территории, 2 заповедника, 1 национальный парк (Онотский), 17 природных парков, 4 территории традиционного природопользования и т.д.

— Территории традиционного пользования — это, говоря простым языком, места проживания коренных малочисленных народов?

— Разумеется. Речь идёт об эвенках в Катанге и Ханде (последняя находится в Казачинско-Ленском районе), а также о тофах в Тофаларии. На территориях традиционного пользования запрещаются разведка и добыча полезных ископаемых, строительство крупных промышленных объектов. Но в отличие от заказников, скажем, того же Тофаларского, охотиться и рыбачить местным жителям здесь разрешается… В результате этих масштабных природоохранных мер выиграют все виды диких животных. И в первую очередь, конечно, таёжный северный олень. Как наиболее уязвимый.

— А что в Катангском районе?

— Там запланированный Непский заказник расположен очень удачно. Он почти совпадает с территорией традиционного природопользования. То есть это исконная земля эвенков и других коренных жителей, где они ведут традиционный промысел.

— Чиканский заказник в Жигаловском районе вы тоже включили в схему?

— Да. Но тут мы пошли несколько дальше. По своей инициативе предложили создать рядом, в районе горы Номай, ещё один заказник. Или объединить его с Чиканским.

— Что за гора? Она такая уникальная?

— Не то слово! Гора Номай — самая высокая на всей площади Ковыктинского газоконденсатного месторождения — 1508 метров. Здесь сохранились до наших дней настоящая горная мохово-лишайниковая тундра и заросли кедрового стланика. Для подобных территорий это большая редкость. Таёжному северному оленю там раздолье. Но не только ему. В районе горы Номай обитают изюбрь, кабарга, белая куропатка, соболь.

(Окончание в следующем номере «ВСП»)