Николай Воропай – одна из самых открытых фигур иркутской науки. Он может часами рассказывать о любимом деле. А вот о себе член-корреспондент РАН, профессор, директор Института систем энергетики СО РАН сначала говорить не хотел. На просьбу дать интервью искренне удивился: «А почему именно я? У нас в институте все достойны». Тем не менее смеем утверждать: Николай Воропай оказался одним из самых интересных собеседников. Наш корреспондент ЮЛИЯ СЕРГЕЕВА убеждена: это потому, что умеет увлекательно рассказывать не только об энергетике.

Из крестьян

Профессор признался, что несколько раз пытался узнать корни своей необычной фамилии. Но – тщетно. Похоже, что эта загадка интересует не только сибирского энергетика. Однажды на электронную почту профессора пришло письмо от двух сестёр Воропай из Велико-британии, которые искали однофамильцев. Но пока не ясно даже, откуда пошли Воропаи – с Украины или Белоруссии. Хотя родители Николая Ивановича, крестьяне, всю жизнь прожили в белорус-ской деревне.

В семье было трое детей, Николай – старший. С семи лет он практически всё время проводил в школе. «Школа была в пяти километрах от нашей деревни – в посёлке Рось, и мы каждый день ходили через лес, – улыбается профессор. – Для родителей было удивительно, что я уезжаю так далеко – в Ленинград, но они не возражали». Профессор в семье оказался один, брат стал строителем, а сестра – учителем. По политической иронии, они теперь граждане другой страны – Беларуси.

– Почему выбрали энергетику?

– В каком-то смысле это случай, потому что я поступал на другую специальность – автоматика и телемеханика. Тогда это было модно, я начитался всяческой литературы. И пришёл с заявлением именно на автоматику. А случилось так, что заявление принимал сотрудник кафедры электрических сетей и систем. Он на меня сразу и набросился: «Ну что вы все на эту автоматику?». Полчаса он мне доказывал, что электроэнергетика лучше. И убедил. И в принципе, я и сейчас не жалею. Автоматика, конечно, тоже интересна. Там малые токи, а у нас большие. И напряжения высокие.

– Как вы попали в Сибирь?

– Я поступил в институт в 1960 году, и в этот же год здесь, в Сибири, был создан наш институт. Своих кадров не было, и потому первый директор Лев Александрович Мелентьев (выдающийся энергетик, академик. – «Конкурент») и его замы ездили по европейским вузам и агитировали будущих выпускников ехать работать в Иркутск. Меня мой будущий шеф Юрий Николаевич Руденко (соратник Мелентьева, академик. – «Конкурент») сагитировал на четвёртом курсе. Энергетика перемещалась на восток. И люди перемещались более интенсивно, чем сейчас. И я поехал.

Едва приземлившись в Иркутске, 23-летний молодой учёный принялся разыскивать Восточно-Сибирский филиал СО АН СССР. И приехал к художественному музею – именно там тогда был филиал. А уже оттуда его отправили на другой берег Ангары – в новенькое здание ИСЭМ. «Дорога показалась мне очень долгой, – рассказывает Николай Иванович. – Улицы Лермонтова ещё не было, и «газик» кружил по Третьему посёлку, Кузьмихе. Я вышел на Кузьмихе, перебрался через овраг и пришёл к институту. Был уже вечер, и все разошлись по домам. Вахтёрша позвонила Юрию Николаевичу Руденко, и все проблемы были решены – он пустил меня переночевать к себе домой». А на следующий день молодой специалист заселился в общежитие. И не покидал институт 41 год.

Дух демократии

«Лучше места для работы просто нет» – так думал студент 40 лет назад, так считает сейчас профессор. ИСЭМ – уникальный институт. Здесь никогда не было барьера между теми, кто руководит, и теми, кем руководят. Легенда сибирской энергетики, Лев Александрович Мелентьев, будучи академиком, имел одно простое правило – беседовать с каждым молодым специалистом. Сам Николай Воропай никогда особенно не стремился к креслу директора. Но случай распорядился иначе: неожиданно ушёл из жизни прежний глава ИСЭМ – Анатолий Петрович Меренков. «И тогда коллектив решил рискнуть со мной, – говорит Николай Иванович. – У нас особая атмосфера. Атмосфера коллективизма, я бы так сказал. Мы привыкли доверять друг другу». Директор с 10-летним стажем не боится слова «либерал». «Убеждать и советоваться намного труднее, чем использовать административную диктатуру, но такой путь в разы эффективнее», – считает он.

– Никогда не хотелось повысить планку и уехать в столичный институт?

– Научная планка в ИСЭМ высока. В Москве есть несколько институтов РАН, которые частично имеют сходные с нами тематики. К примеру, Объединённый институт высоких температур РАН или Институт энергетических исследований РАН. С ними нас ещё можно сопоставлять. Но остальные отраслевые институты в 90-е годы сильно деградировали, а теперь являются структурными подразделениями различных компаний. В вузах государство тоже практически не поддерживает исследования по энергетике. Мы благодаря небольшому, но стабильному финансированию РАН сумели выжить. К примеру, в 1995 году провели всероссийский научный форум по проблемам энергетики. А ведь это были провальные 90-е! Молодёжь в институт идёт. Сейчас около трети сотрудников молодёжного возраста.

– Но им-то это зачем? Наука по-прежнему дело неденежное.

– На самом деле диапазон зарплат достаточно широк, и тот, кто проявляет себя и работает по хоздоговорам, вполне может иметь больше основного оклада. Но чтобы тематика была востребованной, надо формировать на себя спрос. К сожалению, это так.

– Получается, любой учёный – это ещё и менеджер? Сформировалось поколение, которое уже мыслит по-другому?

– В науке очень трудно по-другому мыслить. И разделение на учёных и менеджеров неверно, на мой взгляд. Менеджерские способности более приоритетны, когда разработка доведена до стадии внедрения. Мы же занимаемся тем, что называется консалтингом. А менеджерских способностей больше у старшего звена. Опыт позволяет оперативно реагировать и более широко ориентироваться в теме.

– Существует мнение, что вся наука за Уралом по определению убыточна.

– В корне неверно. Причём это не только моё мнение, но и всего Сибирского отделения. Это обычный московский снобизм. И непонимание того, как должна развиваться не только наука, но и страна. В США в каждом штате – университет, и все они в одинаковых условиях. А дальше всё зависит от того, как покажет себя научный коллектив. Если же сопоставить эффективность работы Сибирского отделения и центральной части, то многое говорит в пользу сибиряков. У нас первыми появляются некоторые новинки, да и адаптация к ситуации идёт быстрее.

Нечёткая стратегия

ИСЭМ СО РАН – один из основных научных учреждений России, которые принимают активное участие в разработке энергетической стратегии РФ до 2030 года. Причём сразу на трёх уровнях – федеральном, региональном и межрегиональном. В федеральной части иркутяне отвечают за блок «Теплоснабжение», участвуют в блоке «Электроэнергетика» и общебалансовой группе.

– Что будет в итоге?

– В итоге мы представим два или три варианта энергетического будущего России. Велика, к сожалению, неопределённость – на 23 года вперёд. Одна из главных задач – выработать экономические механизмы стимулирования деятельности компаний. В частности, для освоения новых технологий. К примеру, в США, Западной Европе энергетические компании внедряют энергосберегающее оборудование у потребителей. Им выгоднее сократить спрос, чем строить новые мощности. Но такая выгода должна как-то стимулироваться. У нас есть интересные работы и на региональном, и на межрегиональном уровнях. До конца этого года мы должны закончить разработку стратегии развития энергетики Восточной Сибири и Дальнего Востока. Регионы сейчас очень много заказывают разработок «для себя». В последнее время мы работали по Хабаровскому краю, Сахалину, Амурской области, выиграли конкурс по Чукотке. Начата работа по Иркутской области.

– В прошлом году вы начали работу над энергетической стратегией Иркутской области. О результатах сейчас уже можно говорить?

– Основные исследования будут проведены в этом и следующем году. До конца года мы должны сформулировать концепцию стратегии развития на основе анализа энергетической ситуации в регионе. В последний раз администрация заказывала такую работу в 1999 году. Тогда это была программа развития энергетики до 2020 года, сейчас нам предстоит сделать прогноз до 2030. Мы должны дать прогноз, какие источники энергии будут наиболее востребованы, прогнозы добычи газа, нефти, производства тепла и электроэнергии. Причём сформулировать несколько вариантов развития. Вариантность неизбежна из-за неопределённости. К примеру, по «Тайшет-Алюкому» в конце 90-х ожидали быстрый ввод на полную мощность. Где этот завод теперь?

Голод энергетики

Несколько лет назад в регионе появилась тема энергодефицита. По некоторым оценкам, равными запросы к системе и её возможности станут к 2009-2010 годам. Николай Воропай полагает, что с вводом новых промышленных мощностей региону стоит ждать дефицита газа и электроэнергии. Но только в том случае, если «ничего не делать».

– Регион всегда считался энергоизбыточным. Почему возникла идея дефицита?

– Рост потребления очевиден, и если ничего не делать, могут быть проблемы. Как по электроэнергии, так и по газу, который сейчас используется по минимуму и в основном привозной. Но есть проект газификации региона, и мы должны считаться с тем, что потребление газа увеличится. Хотя я не думаю, что уголь потеряет своё значение. Рост потребления электроэнергии также неизбежен. Строится нефтепровод, развивается алюминиевая промышленность. Железная дорога уже на пределе. Говорят, что необходима полная электрификация БАМа, иначе там придётся вводить ограничения. Поэтому энергокомпании и занимаются прогнозами своего развития. Но и не надо забывать, что иркутская электроэнергетика работает в энергообъединении Сибири. И энергокомпаниям приходится анализировать, что выгоднее – строить свои новые мощности или покупать энергию на оптовом рынке.

– А на ваш взгляд, что выгоднее?

– Истина всегда посередине. Я считаю верным, что Иркутскэнерго в первую очередь планирует ряд мощностей на севере. Под нужды нефтегазовой отрасли. И потом, на севере серьёзные проблемы с тепло-снабжением. Старые котельные надо закрывать и ставить на их месте современные газотурбинные ТЭЦ, которые давали бы и электроэнергию, и тепло. Я не думаю, что на юге области могут появиться новые серьёзные мощности. Но в Иркутске, к примеру, есть проблема с теплоснабжением правого берега. У Иркутскэнерго есть идея проложить теплопровод от ТЭЦ-10 в Ангарске, поскольку там высвободились мощности. Мы считаем, что это далеко и не очень рационально. Угольные ТЭЦ там проблемны, так как подвоз угля по железной дороге невозможен. Выгоднее было бы построить несколько газотурбинных ТЭЦ прямо на месте. С учётом предстоящего появления газа.

– Проекты переброски российской энергии в страны Азиатско-Тихоокеанского региона возникают постоянно. И постоянно же проваливаются. Почему так?

– Они не проваливаются. Откладываются и забываются, скажем так. Первая причина – это нестабильность на уровне государства. Наши соседи с подозрением смотрят на нас – придёшь ты к ним с деньгами, а тебя национализируют. Это и нестабильность законодательства и государственной политики. Ситуация медленно улучшается, но рецидивы пока остаются. Вторая причина – историческая. Япония, Китай, Корея – у них очень непростые отношения. Это целый клубок межнациональных противоречий. Яркий пример – Европа. После второй мировой войны прошло более 50 лет, а Евросоюз создан только сейчас. И то, что проекты переброски энергии в страны АТР идут очень трудно, – в этом есть и доля их внутреннего конфликта. Я бы не сбрасывал со счетов и фразу «Восток – дело тонкое». Это играет очень серьёзную роль в переговорах с Китаем и Японией. В этом смысле Южная Корея к европейскому менталитету ближе.

– А нужны ли такие проекты России?

– Безусловно, да. Но продажа энергоресурсов – это наиболее примитивный выход. В конце 90-х мы могли за счёт такой прямой продажи получать значительные средства. Сейчас взаимные выгоды стали другими. Приходит понимание, что выгоднее продавать продукты по крайней мере одного передела с большей добавленной стоимостью, чем первичное сырьё. Кроме того, восточный вектор экономической политики становится всё более чётким. Наряду с развитием отношений с Европой.

– Но проекты развития восточных регионов – это прерогатива учёных. Не так?

– Проекты есть. К примеру, группа экономистов некоторое время назад в журнале «Эксперт» предлагала определённую концепцию. Население Сибири и Дальнего Востока в основном сосредоточено по югу. Это примерно канадская ситуация. А в Канаде существуют крупные развитые города. Поэтому и у нас надо развивать «полосу» городов вдоль границ, начиная от Омска и кончая Владивостоком. Северная «полоса» – это крупные промышленные и добывные комплексы. Красноярск – Нижнее Приангарье: у нас – золото, нефть и газ на севере; Бурятия, Читинская область – медь; Южная Якутия и так далее. И поэтому идея о создании иркутского мегаполиса – это правильное направление. А за городами «потянется» всё – демография, снижение оттока населения. Я целиком согласен с таким видением развития востока России.

– Экология и развитие энергетики – это вещи несовместимые?

– Развитие ветровой энергетики стимулируется практически во всех странах. Но пока электроэнергия от них дороже, чем от традиционных станций. Естественно, мы рассматриваем возможность использования альтернативных источников на территории России. Рисуем, так скажем, ситуацию по регионам, где есть оптимальные условия для развития солнечной и ветровой энергетики. Такие работы мы выполняли по разным заказам, в том числе и для Минпромэнерго. Иркутская область тоже в принципе попадает в такие регионы, но пока мы проводили исследования по северу. Там автономное энергоснабжение, и северный завоз – это проблема. И мини-ГЭС, альтернативная энергетика – всё это конкурентоспособно. Юг, Присаянье – это тоже удалённые районы, и там это может быть актуально. И Иркутскэнерго готово стимулировать такие проекты.

– Но существует мнение, что в регионах с дешёвой гидроэнергетикой альтернативная энергетика не будет развиваться в принципе.

– Я понимаю, что солнечная энергетика – пока дорогой способ. Сейчас это действительно невыгодно. Но удельная стоимость солнечных панелей довольно быстро падает, а КПД растёт. Есть надежда, что время, когда солнечные источники станут конкурентоспособными, не за горами. Далеко не всегда чисто экономические интересы должны быть основными. Экология становится фактором, который способен всё сильнее влиять на развитие энергетики. К примеру, для Японии китайская угольная энергетика стала уже очень большой проблемой. Но всё должно быть в разумных пропорциях. Перевести весь мир на экологическую энергетику невозможно. К примеру, ветровые станции тоже имеют свои минусы. По некоторым оценкам, мощности ветровых источников должны на 50% резервироваться традиционными. Ветер дует нерегулярно. И в штормовой ситуации, как это проявилось в Европе, ветровые источники массово останавливаются. А это коллапс для энергосистемы.

Вера в разум

Николай Воропай признаётся, что в последнее время его единственное хобби – работа. «А когда я только приехал в Иркутск, вдруг стал заядлым туристом, – смеётся он. – Много где побывал – от Иркута до Саян и Хамар-Дабана. Ну, это был такой, в основном, «туризм выходного дня». Ещё одно старинное увлечение – фотография, которое пришлось забросить из-за огромной нагрузки на работе. Хотя Николай Иванович успешно перешёл с плёнки на цифровую технику. «Это не то чтобы увлечение, но внуков регулярно фотографирую. Очень интересно, когда они выходят из младенческого возраста. Самое удивительное детское время», – говорит он. У Николая Ивановича трое внуков – 14-летняя Ирина, восьмилетний Андрей и Настя, которой только 3,5 года.

– Настя, конечно, самая любимая?

– Они все любимые. И все интересны в этом совсем юном возрасте. Иногда такие перлы выдают – хоть стой, хоть падай.

Две дочери Николая Ивановича, как говорит он сам, «ушли в науку». Надежда – кандидат наук, старший научный сотрудник Института географии СО РАН, Ульяна – в аспирантуре Байкальского государственного университета экономики и права. «Психолог она у нас. Неожиданно, – улыбается профессор. – Когда в 90-е это направление стало развиваться, нам, родителям, был очень удивителен её выбор. А вот теперь выясняется, что психология менеджмента – это востребовано».

– Ульяна вам, как управленцу, советы даёт?

– Я к ней за консультацией пока не обращался (смеётся).

Николай Воропай – поклонник Достоевского и Толстого. «Все сейчас увлекаются Акуниным, а мне он как-то не нравится, – говорит профессор. – Я пытался читать, но стиль какой-то искусственный. Зря, наверное, это подражание старине. Хотя фильмы по Акунину ставятся неплохие». Николай Иванович не относит себя к меломанам и формулирует свои интересы так: «вся хорошая музыка». Музыкальный космополит, он любит и классику, и джаз, и народную музыку.

– Если вас увлекает Достоевский, то можно предположить, что вы – человек верующий?

– Нет, почему такой вывод? Я, как говорится, убеждённый атеист. Хотя, конечно, некоторые вещи труднообъяснимы. Человеческое сознание – это очень непростая штука. К примеру, в астрологические прогнозы я точно не верю.

– Скажем так: вы агностик?

– Может быть, может быть. Нет. Я в своё время зачитывался Станиславом Лемом, его «Солярисом». Вот это мне ближе. Это что-то такое более материалистически понятное, будем говорить так.

Фото Николая БРИЛЯ

Николай Иванович Воропай родился 1 ноября 1943 года в деревне Боблово (Волковыский район Гродненской области, Белоруссия). В 1966 году окончил Ленинградский политехнический институт, тогда же приехал работать в Институт систем энергетики им. Л.А. Мелентьева СО РАН (до 1997 г. – Сибирский энергетический институт), где работает уже 41 год. С 1997 года – директор института. В 1975 Николай Воропай закончил аспирантуру Сибирского энергетического института СО АН СССР.

Доктор технических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук. Имеет звание «Заслуженный деятель науки РФ», в 1986 году получил Государственную премию СССР, а в 1999 – премию Правительства РФ в области науки и техники. Ветеран труда, автор более 200 научных трудов.

Женат. Двое дочерей, две внучки и внук.