В музыкальном театре имени Загурского постановку мюзикла «Призрак замка Кентервиль» осуществляет выпускник Российской академии театральных искусств Василий Бархатов. Режиссёру только 24 года, а он уже хорошо известен в музыкальных кругах российских столиц. В Санкт-Петербургском Мариинском театре в течение 2006-2007 годов осуществил постановки трёх спектаклей, одна из которых была совместной с Английской национальной оперой. В «Геликон-Опере» и «Новой русской драме» Москвы поставил спектакли «Дневник исчезнувшего» и «Сципион Африканский». За спектакль «Енуфа» Санкт-Петербургского Мариинского театра Василий Бархатов награждён премией «Золотой софит» в номинации «Лучшая режиссура».

– Почему художественные руководители знаменитых театров доверили вчерашнему выпускнику работу со своими труппами?

— Кроме таланта, должно быть и везение, — сказал Василий. — Если бы случайно в консерватории имени Чайковского я не встретился с маэстро Гергиевым, не побеседовал с ним, наверное, не получил бы и приглашения в Мариинский театр. После первого спектакля я утвердил своё право работать на больших сценах.

Может показаться странным, но Василий Бархатов не планировал связывать свою жизнь с театром, предполагая, что вслед за родителями станет журналистом. В роду Бархатовых были военные корреспонденты, обозреватели крупнейших газет и журналов, поэтому профессию он знал с детства, для него она казалась единственно правильным выбором. Как часто бывает, в юношеские планы вмешался случай.

— Отец познакомил меня с преподавателем РАТИ Розеттой Яковлевной Немчинской, которая посоветовала поступать в академию на курс режиссёров музыкального театра. Для меня это предложение было полной неожиданностью. Если заниматься режиссурой, подумал я, то в драматическом театре. Позднее, где-то на втором курсе, понял, что выбор сделан правильно. Педагоги заметили мои способности, о которых я и не подозревал. К счастью, музыку любил с детства, популярный оперный репертуар знал почти наизусть.

– Многие актёры Мариинского театра и «Геликон-Опера» титулованы, это известные мастера сцены. Не было с их стороны недоверия к вашему возрасту?

— Наверное, в первые дни репетиций были отторжение, пересуды за кулисами, которые проходили в процессе работы. На сцене я точно знаю, чего хочу и какого результата добиваюсь. Репетиции проходят настолько плотно по занятости времени каждого исполнителя, что им некогда было возмущаться или быть недовольными мной. По-хорошему или по-плохому, но того, чего хочу, я обязательно добьюсь. С первого дня работы знаю, как должен выглядеть спектакль до финала. Если возникают сомнения, лучше отложу работу, подумаю дома и приду в театр несомневающимся, с представлением целостной картины будущего спектакля.

– Оперное искусство основывается на традициях, в нём много условностей. Почему у вас, молодого человека ХХI века, оно стало смыслом жизни?

– Когда бывает скучно на музыкальных спектаклях, я могу вздремнуть или посылать SMS-ки по телефону друзьям. Помню школьные принудительные посещения театра, когда я смертельно скучал. До сих пор не понимаю жанр балета: почему люди на сцене должны изъясняться таким странным языком? В оперном искусстве правил нет, а те, что принимаются за них, – это штампы. Кто-то когда-то придумал интересный приём, потом его растиражировали, и он стал переходить из спектакля в спектакль. Например, в опере героиня может выбежать на сцену, задев тряпичные декорации, и, не обращая внимания на это обстоятельство, начать солировать партию. Или какая-нибудь тётя в рогатом шлеме поёт что-то невнятно-заливистое. Такие театральные приёмы являются безусловным штампом и ничего на сцене не выражают.

Музыкальный театр точно такой же подвижный организм, как и драматический. Ему необходима хорошая драматургия, тонкий психологизм, подробное проживание образов, и он тоже может быть современным. Это не значит, что Аиде, например, надо одеваться в джинсовый костюм.

Есть спектакли, форма которых имеет содержание, близкое зрителю, постановщик делает её оправданной от начала и до конца. Любая история может быть рассказана многими способами, но если для неё придумывается форма только ради того, чтобы удивить публику, это называется осовремениванием. Часто подобные изыски выглядят тривиально, а иногда пошло.

– Вы, коренной москвич, работали только в родном городе и Северной столице. Какими судьбами попали в Иркутск?

– С директором музыкального театра Шагиным мы познакомились несколько лет назад в Большом театре на гастролях Ростовского музыкального театра. Договорились о названии постановки и сроках работы. Я собрался в Иркутск, но в это время получил приглашение в Мариинский театр, от которого отказаться не мог. Шагин меня понял, ждал почти два года, когда мои интересы и театра совпадут. Договор оставался прежним – работа над спектаклем «Призрак замка Кентервиль».

Мне нравится музыка молодого композитора Баскина, написанная на либретто Вербина по рассказу Уайльда. Это пример того, как современная популярная музыка может быть по-человечески трогательной, интересно выстроенной драматургически. История любви героев мюзикла понятна, она трогает, заставляет сопереживать. Вербин написал сюжет о человеке и его доме.

– Последний вопрос, который хотелось задать молодому режиссёру, относится к планам на будущее: устраивает ли вас работа в качестве приглашённого режиссёра или вы мечтаете о своём театре?

– Раньше я думал, что быть «вольным стрелком» интереснее. Со временем понял, что над серьёзным спектаклем хорошо бы работать не менее года со своей труппой, в собственном помещении. Эти проекты должны быть финансово независимы, чтобы актёры чувствовали себя свободными от бытовых проблем и окружающей среды. Такого театра в России пока нет.

Премьера мюзикла «Призрак замка Кентервиль» в постановке Василия Бархатова на сцене Иркутского музыкального театра состоялась. В послужном списке режиссёра это седьмой спектакль. После Иркутска он начнёт работу над спектаклем «Отелло» в Вашингтонской опере.

Записала Светлана ЖАРТУН