С 3 ноября на территории Иркутской области открыт сезон охоты на изюбря, лося, марала, северного оленя, кабаргу и косулю. Открытия сезона с нетерпением ждали в Тофаларии, где охота является не развлечением, а способом выжить. Охотники Алыгджера – одного из трёх тофаларских посёлков – уже ушли на промысел в тайгу, где пробудут до февраля. Прогуляться по лесу с ружьём в компании главы Алыгджера Владимира Лобченко и отведать охотничьего супа из белок и рябчиков отправились наши корреспонденты ЕКАТЕРИНА АРБУЗОВА и КСЕНИЯ ДОКУКИНА.

Узнать на своей шкуре

«Никита, ружьё!» – скомандовал охотник Владимир Лобченко своему сыну. Первого рябчика подстрелили со второго раза: прицел оказался немного сбит вправо. Подстреленная птица несколько секунд трепыхалась в руках поднявшего её Никиты. Мальчик сделал еле заметное движение – птица затихла и тут же была помещена в карман отцовского рюкзака.

Шёл первый час импровизированной охоты в тайге. Тропа уже закончилась, и приходилось пробираться через бурелом и прыгать по камням. При этом большая часть нашей охотничьей группы, боясь отстать от предводителя, дружно пыхтела. За Владимиром поспевал только его одиннадцатилетний сын Никита. С семи лет мальчик ходит с отцом в тайгу, с восьми – стреляет. Он подбирал подстреленную добычу, нёс ружьё – всё молча и со знанием дела. Зато мы шумели, ломали ветки и переговаривались.

«Вы так всю живность распугаете», – улыбался Владимир. Хотя изначально на крупного зверя мы и не рассчитывали. На настоящую охоту жители Тофаларии уже ушли на несколько месяцев – с ноября по январь-февраль. Нам же оставалось довольствоваться только следами животных. «Здесь соболь вчера пробегал. Вот белочка скакала. А это медведь барсуку продразвёрстку устроил», – рассказывал охотник, указывая на лаз в небольшом холмике.

Далеко впереди нас бежали три охотничьи собаки – Дик, Тарзан и Ведьма. Для последних двух работы не было: они научены загонять копытных животных. На белок должен был реагировать старый пёс Дик, но его больше интересовало присутствие Ведьмы. «Дик, чертяка! Не хочешь охотиться – будешь дома сидеть», – полушутя-полусерьёзно ругался Владимир. А мы вспоминали слова охотника о том, что нерабочих собак в Тофаларии отстреливают. «Будучи ребёнком, я заплакал, увидев такое. А сейчас поступаю с непригодными собаками так же», – сказал охотник. Вообще, в посёлке Алыгджер, где мы жили, на улице не встретишь ни одной домашней собаки. А если и встретишь, то по местному закону её можно отстрелить, чтобы породу не портила.

Стопроцентная белка

Дик оказался грамотным псом и к третьему часу охоты загнал для хозяина белку. За ней пришлось побегать и Владимиру: белка перепрыгивала с дерева на дерево, но участи своей не избежала. Пуля ТОЗовки (мелкокалиберного ружья) прошла сквозь шею грызуна. «Это не очень удачный выстрел. «Стопроцентная белка» – это когда попадаешь ей в нос. При снятии шкурки эта часть не нужна», – пояснял по ходу охотник. Шкурка этого зверька сейчас стоит 20-30 рублей. Это очень низкая цена, учитывая стоимость одного патрона – 4 рубля, говорят охотники. Они вспоминают, что в прошлом году мех уходил по 60-70 рублей, а до этого и по 100-120.

Выше ценится соболь: невыделанную шкурку сбывают по 500 рублей, выделанную – за 5 тысяч, на аукционе её можно продать и за 17-18 тыс. рублей. Впрочем, большинство алыгджерских охотников (всего их порядка 130 человек – четверть от общего числа населения Алыгджера) в аукционах не участвуют, а сдают добычу в Тофаларское потребительское общество охотников-промысловиков (ПООП). Рысь тофы сбывают по 5 тыс. рублей за шкуру, струю кабарги – по 300 рублей за грамм. По подсчётам Владимира, за год средний охотник зарабатывает около 300 тыс. рублей.

Охотничьи байки

К середине дня наша группа вышла из сумрака подножия гор к устью ручья Верхний Урунгай – около 1500 метров над уровнем моря. Отсюда были видны вершины Восточных Саян, окружающих Алыгджер. Ярко светило солнце, ноги по колено утопали в снегу и зелёном болотном багульнике. Здесь наш проводник показал след медведя: впечатлял размер лап и когтей. Сразу вспомнилась байка, рассказанная Владимиром с вечера. В соседнем посёлке Нерхе в прошлом году медведь забрался к охотнику на веранду, где сушилось мясо. И когда хозяин вернулся из леса домой, медведь задрал охотника насмерть. Случалось и по-другому. Однажды медведь решил полакомиться выпивкой и в отсутствие хозяев так увлёкся, что уснул в гостях. Пришедшие с утра люди разбудили зверя и в панике убежали. У незваного гостя не хватило сил дойти до леса. Он выбрел из дома, упал у ворот и в итоге был застрелен. Нам так и не удалось встретить зверя, хотя Владимир заметил, что мы проходили недалеко от берлоги. Чтобы окончательно разрядить обстановку, охотник рассказал старый анекдот: «Просыпаются медвежата среди зимы и просят папу показать кукольный театр. Медведь устало достаёт два человеческих черепа. Первый череп: «А правда, что здесь медведи водятся?» Второй: «Да нет, какие тут медведи».

На вершине мы успели наесться снега, потому что с момента привала прошла уже пара часов. На обед мы останавливались в пересохшем заснеженном русле горной реки. В меню были консервированная каша с говядиной, печенье и чай из растопленного снега. «В тайгу охотники никогда не берут варёные куриные яйца: говорят, плохая примета», – рассказал Владимир. Охотники вообще люди суеверные. Ещё один обычай – выпить кружку крови только что убитого животного. Говорят, ощущение сравнимо с чувством после стакана водки, выпитого залпом. Некоторые вдобавок съедают кусочек свежей печени. У Владимира есть и своя примета: утром, собираясь на охоту, он надел поверх тельняшки «счастливую» фланелевую клетчатую рубашку. Почему она счастливая, Владимир Лобченко так и не признался, но сказал, что рубашку надевает на каждую охоту уже в течение нескольких лет.

Хозяева тайги

На серьёзную охоту глава Алыгджера уходит в «свою тайгу». За родом Владимира закреплён участок протяжённостью сто километров. Кроме него там охотятся его брат и два дяди. Свои «тайги» (с ударением на первый слог) есть и у других охотников Алыгджера. Наша «прогулка с ружьём» проходила на общей территории, вблизи посёлка. Сюда чаще ходят не охотиться, а собирать ягоды и грибы. «На самом деле ходить по грибы – это моё любимое занятие», – миролюбиво признался Владимир. Дальше на пути встретился след кабарги. «Она тут совсем недавно была, собак испугалась. Видите, какой прыжок длинный», – комментировал охотник. Через некоторое время на тропе он заметил помёт копытного зверя. «Тоже кабарга», – пояснил он. «А может, олень?» – спросили мы. «Нет, калибр не тот», – ответил Владимир.

Вскоре увидели холмик с углублением. Оказалось, это «гайно» – временное пристанище кабанов. Группами по 6-10 штук они устраиваются в таких жилищах примерно на неделю. Кабаны лежат там днём и ночью, прижавшись задами и высунув пятачки наружу, а вечером пасутся, продолжал экскурсию Владимир.

На обратном пути уже не искали дичь, успевали только смотреть под ноги на спуске. В рюкзаке Владимира лежали три рябчика, на шнуровку были привязаны три белки – добыча за день. Пойди он пострелять один – принёс бы в несколько раз больше. «Ничего страшного, на настоящий охотничий суп всё равно хватит», – успокоил охотник. Тем временем мы уже подходили к реке Уде, на другом берегу которой начинался Алыгджер. Мы с Никитой переправились в резиновой лодке, а псы поплыли вслед за хозяином, который переходил реку вброд. На настоящую охоту в «свою тайгу» Владимир собирается хотя бы на недельку – подстрелить пару изюбрей.