Неповторившаяся пора
На последней версте Кругоморского тракта, перед самым въездом в Иркутск, ударили колокола. Кучер пришпорил лошадей, вполоборота обернулся на преосвященного Афанасия, усмехнулся и стал уверенно править к собору Богоявления.
Сразу за хлебным базаром навстречу потянулся обоз, и коляску преосвященного скрыло в облаке пыли — так и ехали до Большой, а потом свернули к архиерейскому дому — переодеться. Но у самых ворот преосвященный, не давая остановиться, махнул рукой, направляя прямо к собору.
Хранитель благодати
Проповедь подходила к концу, и преосвященный остановился на ступенях. Он внимательно вслушивался в себя, ожидая ощущения Благодати; потом медленно направился к входу, словно боясь расплескать наполняющее его.
Он шагнул в середину, оглядел всех — и невидимая тёплая волна пошла от человека к человеку, обращая всех друг к другу. Преосвященный Афанасий заговорил негромко, с особенной проникновенностью — обо всём передуманном в долгой дороге по епархии.
Шёл 1855 год, девятнадцатое столетие достигало самой своей сердцевины. В Иркутске, самом центре азиатского материка, жили с тихой тревогой и скрытым волнением: в августе 1853 года в небе над городом появилась комета, ещё полгода спустя она стала видна опять. «Не к добру эти звёзды с хвостами, ох, не к добру», — перешёптывались обыватели, в тайности надеясь, что пронесёт, но готовясь к худшему. 11 марта 1855-го, в конце пятой недели Великого поста, в Иркутск прибыл курьер, флигель-адъютант Ахматов с манифестом о кончине Государя Императора Николая Павловича.
С 27 марта началась святая Пасха, и первый день её вышел сумрачный, на второй был сильный ветер, принёсший много снега — он шёл и шёл всю святую неделю. На главной площади по случаю кончины Государя не было ни качелей, ни музыки.
6 мая 1856 года, в воскресенье, в кафедральном соборе читан был манифест о заключении мира с Францией, Англией, Турцией и Сардинией. Весь день звонили колокола, но как-то без торжества, не было ни парада, ни пушечной пальбы, ни иллюминации. Город жил непривычной, тихой жизнью, но в этой тишине постепенно прорастало понимание, что самое страшное всё-таки позади.
Ещё в сентябре 1855 года, после поправки в верхнем этаже, освящён большой храм в церкви Владимирской Божией матери, вновь позолочены кресты на церкви и колокольне Благовещенской церкви, а сама она выкрашена в нарядный красный цвет, с белыми колоннами и карнизом. А к концу декабря окончательно прорвалось так долго копившееся веселье. Напротив дома генерал-губернатора устроен был фейерверк, всё вокруг освещено плошками в виде вензелей, и театр щедро иллюминирован, а на середине Ланинской (Декабрьских Событий) установлен большой щит со светящимися вензелями. По всей Большой улице (Карла Маркса), начиная от Ангары и до Ушаковки, протянули верёвки, на которых развешали три тысячи разноцветных фонариков. Горожане гуляли здесь допоздна, радуясь и словно бы отодвигая и зиму, и накопившуюся тревогу, и привычный для здешних мест страх перед землетрясениями.
Прямой дорогой — к сердцу
Иркутск был в ту пору ещё совсем небольшой, и тайга обступала его, наклонялась над ним, отбрасывала на него свою тень и рождала тревогу. Долгие зимние ночи были такими тёмными, а в бесконечно тянувшемся предрассветном часе таилась безысходность, отступавшая только с первым ударом колокола. Город казался плывущим на небольшом островке, и сомневающиеся, слабые в этот час дети Христовы устремлялись к собору, как в капитанскую рубку — узнать, куда плывут они и выплывут ли вообще.
Звонили к заутрене — а казалось, звонили к жизни.
Долго не замерзавшая Ангара, перед тем как встать, бесновалась, размывала свои берега, бросалась на них всей своей накопившеюся силою. Берег, на котором был поставлен собор, очень сильно захлёстывало, и холодная влага проступала на стенах, как слёзы; только принося сюда много собственного тепла, можно было отогреть это место и не дать остыть сердцу города.
А оно билось именно здесь. Генерал-губернаторы, возвращаясь после обозрения края, наскоро выслушивали доклады — и спешили сюда вместе со всем своим штабом. 1 января после литургии здесь принимали присягу иркутяне, избранные в городские общественные службы: городской голова с гласными, городской судья с заседателями, попечители банка Сиропитательного дома Елизаветы Медведниковой, попечители приютов, училищ.
Здесь в едином порыве соединялись власть мирская и власть от Бога. Отслужив литургию, городское духовенство крестным ходом направлялось закладывать здание приюта, или училище девиц духовного звания, или здание Института благородных девиц.
В иркутском кафедральном соборе Богоявления изначально заложен гимн жизни — сложной, разной, но всегда беременной праздником. Здесь идеально воплотился «барокко чувствительный» — архитектурный стиль, зарождённый в Европе, но довольно скоро вывезенный в Петербург, а отсюда проникший в Сибирь, преломившийся здесь, вобравший новые краски и ставший ещё более ярким. Собором Богоявления Иркутск открывался своей лучшей, праздничной стороной, в равной мере одаривая этим радостным мироощущением и случайных проезжих, и родившихся здесь. Отсюда ушли в 1812-м, сюда же и вернулись иркутские ополченцы с победным пылом и свободными мыслями на европейский манер. Кстати, и соборная колокольня поучаствовала в войне с французами: деньги, собранные на её строительство, отдали на снаряжение Иркутского драгунского полка, дошедшего до Парижа. На колокольню же снова сбросились, как издревле сложилось в Иркутске, всем миром.
Он с особенной радостью раздавал кресты
И фигура епископа вылеплялась отсюда, чуждая внешней представительности, а напротив, излучающая сердечность, почти до блаженности. Преосвященный Афанасий, отправляясь для обозрения епархии, останавливался в первом же селении и как самый простой священник служил там вечерню и заутреню, приобщал Святых Тайн, а после обедни собирал деревенских ребятишек и дарил им кресты, благословляя. Он с особенной радостью раздавал кресты и всегда припасал их в большом количестве, одаряя при освящении храмов и просто всем встреченным на пути ямщикам, крестьянам и бродягам, шатающимся по тракту. Порою это были серебряные кресты на шелковых тканцах, порою обыкновенные, на шнурках, но с такою же силой приобщавшие к Божественной Благодати. Порою преосвященный дарил их по три-четыре сразу, и в этом тоже находился свой тайный смысл и значение.
В день ангела архиепископа Афанасия на архиерейском дворе собирались не только члены консистории, но и почётный гражданин Медведников, городской голова Катышевцев, иркутский военный губернатор Венцель, бригадный генерал-майор, командир казачьих полков Аничков. Последним такие встречи и были всего важней, не случайно отблеск этих встреч сохранился на их портретах, в их лицах, ещё излучающих пережитую благодать.
Силою обстоятельств в середине девятнадцатого столетия Иркутску посчастливилось пережить пору удивительных отношений, кажется, так и не повторившуюся уже, когда власть божественной благодати ощущалась так сильно, что преградой ей не был уже ни мундир, ни капиталы. Соборность, сформированная вокруг кафедрального собора Богоявления, долго ощущалась ещё в поколениях иркутских предпринимателей, общественных, государственных деятелей. От собора Богоявления расходились такие токи, которых хватило до окончания века.
Далее всё пошло спокойнее, деловитее, суше и холодней. Изменился язык казённых бумаг, слово купца уже требовало документального подтверждения, да и новые их высокопреосвященства перестали «сорить» золотыми и серебряными крестиками. Центр Иркутска сместился от сердца к голове, и вообще, в городе появился новый собор — много больше, величественней. Рядом с ним Богоявленский казался просто яркой игрушкой давно уже повзрослевших детей.
В двадцатом веке на долю первого собора Иркутска пришлось очень много испытаний. Но и полуразрушенный, он сумел возродиться — по-другому уже, с отпечатком всего пережитого за столетие. Яркий, праздничный снаружи, он сейчас сумрачен изнутри, и рано ещё дожидаться от него благодати.
Хорошо уже то, что он жив и не может не жить — потому что под ним, глубоко-глубоко, бьётся сердце Российской Азии.
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.